Все мои к государству претензии
Перечислить — не хватит и дня.
Повышение возраста пенсии,
Кстати, тоже заботит меня.
Кто-то спросит, какая мне разница,
Кто-то скажет: «Не ной и держись,
На пять лет отдаляется задница,
Пенсионная нищая жизнь!»
Это так, соглашусь, тем не менее,
Просто хочется в голос кричать!
Я всю жизнь отчислял отчисления,
Я хотел бы их тратить начать.
Объясните мне суть казуистики:
Для чего я ишачу как лох,
Если я доживу по статистике
До шестидесяти четырёх?
Лишь одно избавляет от ярости:
Пушкин пенсионером не стал,
Бродский тоже не дожил до старости
И Высоцкий свой стаж не считал.
Послушай, если сам не шаришь,
Какие люди нам нужны:
Умри до пенсии, товарищ,
Спаси бюджет своей страны!
Паши, как вол, пока не сдохнешь,
Плати налоги и кредит.
Терпи, молчи. Ну, что ты стонешь?
Стонать Россия не велит!
Согнись под грузом неотложных
И для державы важных дел.
Тебе и сдохнуть что ли сложно,
Чтоб стать обузой не успел?
Умри, товарищ, не скучая,
На стройке или в борозде
Запомни: отдых развращает,
А смерть достойная — в труде!
Введена языковая норма.
Кремль вещает, пальчиком грозя:
Термин «пенсионная реформа»
Нам употреблять теперь нельзя.
Всех считая за тупых уродов,
Посыпают пудрою мозги:
Будет «негативный рост доходов».
Силуанов, ты — красавчик! Жги!
Возраст пенсий повышать не будут.
Если кто имеет интерес,
Знаете что ждёт нас скоро, люди?
«Геронтологический прогресс»!
Баснословным языком Эзопа
Продолжают враки в уши лить.
Что нас ждёт? Понятно, это… Опа!
Это слово — тоже запретить!
Что пенсионеров ждёт по сути?
Объясню, покорная страна:
Будет то, на чём сидит сам Путин.
То, что сзади. Ниже, чем спина.
Новый термин — «Недопенсионер», очень созвучно с термином «Неграждане», отражающим прибалтийский апартеид русскоговорящих людей, и архисозвучно с термином «Недочеловек», созданным гитлеровским нацистким евросоюзом образца 1938 года, в отношеннии к Советскому Народу.
«Недопенсионер» — это живое существо, попадающее в возрастную категорию от 60 до 65 лет мужского пола и от 55 до 63 лет женского пола, обречённое на медленную и мучительную смерть на оккупированной (с 1991 года) территории Советского Союза.
— Что мы станем делать, если не сможем продать ничего? — не унималась женщина.
— Тогда уже будет двадцатое января, — сказал полковник, окончательно проснувшись. — Двадцать процентов выплачивают в тот же день.
— Если петух победит, — сказала женщина. — А если нет? Тебе не приходило в голову, что
его могут побить?
— Нашего петуха не могут побить.
— А вдруг побьют?
— Остается еще сорок пять дней, — сказал полковник. — Зачем думать об этом сейчас?
Женщина пришла в отчаяние.
— А что мы будем есть все это время? — Она схватила его за ворот рубашки и с силой тряхнула.
— Скажи, что мы будем есть?
Полковнику понадобилось прожить семьдесят пять лет — ровно семьдесят пять лет, минута в минуту, — чтобы дожить до этого мгновения. И он почувствовал себя непобедимым, когда четко и ясно ответил:
— Дерьмо.