Эльдар! «Ирония» твоя
проникла в каждую семью.
С тех пор и плача, и любя,
картину празднуем твою.
«Служебный» вовремя возник,
даря «погоду-благодать».
Пленил «Вокзалом для двоих»,
любовь… рождается опять.
Талантом солнечным своим
затронул сердце глубоко.
Все фильмы в памяти храним!
От них становится легко.
Искристый юмор дал заряд
тепла, надежды и добра.
Новинкам каждый зритель рад,
они - для сердца доктора.
За всё судьбу благодаря,
храним рязановский совет.
…Последней ночью ноября
ушёл Художник и Поэт.
Я в своих героях растворялся,
вроде, жизнь я протопал не одну.
И, хоть сам собою оставался,
был у них заложником в плену.
Вкладывал в героев силы, соки,
странности, характеры, любовь…
Да ведь дети всякий раз жестоки,
с легким сердцем пили мою кровь.
Жизнь мою не длили - сокращали,
с каждым шли упрямые бои.
Мне близки их раны и печали,
словно это горести мои.
Чужаками стали персонажи,
на мои невзгоды им плевать.
Не сказали мне «спасибо» даже
и ушли куда-то кочевать.
Только и созданья мои бренны,
не было иллюзий на их счет.
Вымысел иль созидатель бедный -
кто из них кого переживет?
Персонажи, встретясь у могилы
автора, который их творил,
может, скажут: «Ты прости нас, милый!
Гран мерси за то, что нас родил!»
Но возможна версия иная:
всё живет убогий, дряхлый дед,
а его фантазия смешная
померла тому уж много лет.
Уходят между пальцев дни,
за ними следом годы рвутся…
Аэродромные огни
навеки сзади остаются.
Как под колесами земля
бежит стремительно на взлете,
так убегает жизнь моя.
Я - в заключительном полете!
Здесь не помогут тормоза,
здесь не удастся скорость снизить,
здесь финиш оттянуть нельзя -
его возможно лишь приблизить.
Здесь не свернешь на путь иной,
и не улепетнешь в сторонку,
тут не заплатишь отступной,
и не отсрочишь похоронку.
Приму конец, как благодать,
как искупленье, как подарок…
Так стих случалось написать
без исправлений и помарок.
Занавесь окно дождями,
Осень, щедрая на беды! -
Беды тянутся за нами,
Всё идут тихонько следом…
Сколько истинно великих
В даль заоблачную взято!
…Кто забыл Святые лики,
Для того и час расплаты:
Нам осталось только море -
Море слёз по убиенным…
Море слов в пустынном споре…
Море крови - вскрыты вены.
…Остаются голосами
или кадрами из фильмов,
Взглядом, звуками, стихами -
Кто пред временем всесильны,
Кто сильней разлук и смерти,
Воскресая в каждой песне!
Закрутился горе-вертел:
И опять ушёл известный
Человек… Целован Богом,
Но трудяга по - земному.
…Собери его в дорогу,
Наряди его в обновы.
Пусть над нашею планетой,
Средь вокзалов* и романов*,
Засияет имя это -
Режиссёр Эльдар Рязанов.
И от этой звёздной силы
Мы сильнее станем тоже!
…Отбираешь у России
Самых лучших, мудрый Боже.
ХОЧЕТСЯ ЛЕГКОГО, СВЕТЛОГО, НЕЖНОГО…
Эльдар Рязанов
Хочется легкого, светлого, нежного,
Раннего, хрупкого и пустопорожнего,
И безрассудного, и безмятежного,
Напрочь забытого и невозможного.
Хочется рухнуть в траву непомятую,
В небо уставить глаза завидущие,
И окунуться в цветочные запахи,
И без конца обожать все живущее.
Хочется видеть изгиб и течение
Синей реки средь курчавых кустарников,
Впитывать кожею солнца свечение,
В воду бросаться с мостков без купальников.
Хочется милой наивной мелодии,
Воздух глотать, словно ягоды спелые,
Чтоб сумасбродно душа колобродила
И чтобы сердце неслось ошалелое.
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
Хоть на мгновенье упасть в это дальнее…
Только за все, что промчалось, заплачено
И остается расплата прощальная.
Что жизнь? Музыкальная пьеса,
Соната ли, фуга иль месса,
Сюита, ноктюрн или скерцо?
Тут ритмы диктуются сердцем.
Пиликает, тренькает, шпарит,
Бренчит иль бывает в ударе.
Играется без остановки.
Меняются лишь оркестровки.
Ребячество наше прелестно,
Хрустально, как отзвук челесты.
Потом мы становимся старше,
Ведут нас военные марши.
Пьяняще стучат барабаны,
Зовущие в странные страны.
Но вот увенчали нас лавры,
Грохочут тарелки, литавры.
А как зажигательны скрипки
От нежной зазывной улыбки.
Кончается общее тутти.
Не будьте столь строги, не будьте.
Мелодию, дивное диво,
Дудим мы порою фальшиво.
Проносится музыка скоро
Под взмахи судьбы дирижера.
Слабеют со временем уши,
Напевы доносятся глуше.
Оркестры играют все тише.
Жаль, реквием я не услышу.