Козыри
Мы бродили до зари
По ночному берегу,
Разложил я козыри…
В трех простых словах!
Отчего глаза твои
Мне не очень верили,
Почему глаза твои
Излучали страх?
Облака, как корабли
По небу скитаются,
Камыши, как короли
Встали на дозор.
К первой встрече, о любви
Речи не считаются!
Ах, козыри, вы козыри,
Снова недобор!
Серебрились ковыли,
Тяжелели росами.
Счастье выпало горой,
Да не в тот карман,
А душа моя горит
Золотыми косами…
И легло судьбе на кон —
«Пан или пропал!»
Песен нет, зола как соль,
Все кибитки сорваны,
Встрепенулся белый конь
И пропал вдали.
На груди гитары боль,
Струны-нервы порваны…
Был костер, пылал огонь,
Не было любви!
Взор без огня - без запаха цветок!
Отбросив, как ветошь, шелка и сапфир,
Ты к ветру степному помчалась на пир.
Взлетала восторженно пестрая шаль…
Оставить богатство тебе не жаль.
Отважней была кабальерос, царей,
Пылает восток - о, скорей же, скорей!
Тревожен сумрак безумных ночей.
Опасна ярость ревнивых очей.
Цыганская месть злее царского гнева:
Обычай презрев, пляшет гордая дева.
Волнующий танец, удар дерзких слов
Сжигают его - и убить он готов…
Тебя он погубит, неистовый смерч:
Обидой прикинулась хитрая смерть…
Осколками устлан безрадостный путь.
Уйдешь ты туда, где витает грусть.
Уйдешь в созвучье планеты иной,
Небо громом взорвется за упокой.
Победу отпразднует память - душа…
Жизнь без свободы тебе не нужна!..
Где быстро бежит по камням небольшая река,
Где с низких оврагов не сходит белесый туман
И темные сосны скребут головой облака,
Стоит, отдыхая, запыленный табор цыган.
Там старый и малый - все к месту и все при делах:
Кто ужин готовит, кто шьёт, кто пасёт лошадей.
Одна лишь колдунья сидит у костра в полутьмах,
Задумчиво глядя сквозь занятых делом людей.
Ей кости медведя пророчат назавтра грозу,
А ветер все шепчет про будущий неурожай,
Но старая видит невыроненную слезу,
И руки, что нервно подола чуть комкают край.
Цыганка, юна, хороша, но с бедою в глазах
Не чувствует ведьмы тяжёлый, всезнающий взгляд,
Мешает горячее варево, что в котелках.
А в ведьминых жилах хмельной разливается яд.
И видит старуха: во поле живая весна,
И так же жива по лужайке бежит босиком,
Свежа и красива, та девушка. Счастьем она
Лучится, как ясное солнце июльским деньком.
За ней, хохоча, выбегает из леса цыган,
Хватает за руки, целует, клянётся в любви.
Но в скользкую осень она узнает про обман,
И злость закипает в горячей цыганской крови.
Красавица молча глядит на невесту его,
Когда-то любимого, нынче же злого врага,
И в таборе больше не держит её ни родство,
Ни вечный уют, ни живительный жар очага.
Она убегает, но годы, один за одним,
Проходят, и в зное одной из июньских ночей
Она возвращается, чтобы увидеться с ним
И чтоб испугать его дьявольских взглядом очей.
Он молит простить и обиды забыть навсегда,
Но тщетны все просьбы. Она забирает своё.
Наутро весь табор сжирает большая беда,
Над мертвым цыганом лесное кружит вороньё.
***
Старуха видения гонит и дышит едва,
И девушка видит её укоряющий взор.
«Что, мам?» - окликает, а та ни жива, ни мертва.
«Привиделось,» - хрипло выносит она приговор.