В общем, хватит, пожалуй, любите, пожалуйста, ближних. Тех, кто варит вам кофе, кто утром сопит у плеча. Я устала. Мне хочется старых зачитанных книжек, шоколада, и чая, и, чтобы негромко стучал по зашторенным окнам холодный, настойчивый дождик, чтобы кошка мурлыкала, боком прижавшись ко мне, чтобы не был мне нужен - ни тот, кто любого дороже, ни, тем более, тот, кому я всех дороже вдвойне…
А наутро - пусть будут
Замёрзшие
лужи.
И - снег.
А за окнами - осень, как нАзло - вполне золотая, и весёлое солнце, и неба прозрачная синь, и беспечная память такие картинки листает, что, спасибо ещё - мне хватает ума не просить. Никого ни о чём. Никогда… А бояться и верить я отвыкла, наверное, тысячу жизней назад… и давно не считаю - ошибки, подарки, потери… Только помню зачем-то, хоть помнить, конечно, нельзя -
Правда, лучше б не помнить,
Ваш синий
Смеющийся
Взгляд.
Но что было - то было. Что будет - когда-нибудь - будет. И - в какой-нибудь день - не напрасно же сны горячи - на крутом повороте слепых человеческих судеб мы, конечно, столкнёмся без всяких разумных причин. И тогда - вот тогда… …А пока - мне не хочется спорить, я устала напрасно в закрытые двери стучать, мне бы - чая, дождя, шоколада и книжных историй.
Вам - безмерного звонкого счастья.
Всегда и сейчас.
…И, пожалуйста, близких -
Любите -
Им плохо
Без Вас.
Стихи… как много их вокруг…
В них чьи-то судьбы, чьи- то души…
Читаешь их… и понимаешь вдруг…
В одних - любовь, в других - весь мир разрушен…
Порой боишься просто прочитать,
Коснуться взглядом тех заветных строчек,
Где кто-то должен громко прокричать,
А ставит много-много мелких точек…
Стихи… Бумага, буквы и значки…
Порой бессмысленные извороты строчек…
Но кто-то в них живёт, грустит, творит…
А кто-то - и читать-то не захочет…
Прочтите их., потратьте пять минут…
Они, порой, расскажут вам чуть больше…
Чем тот, кто рядом…
И замкнётся круг
Любви., разлук… и чёрных многоточий…
Грустное счастье брело одиноко по свету,
Тяжко вздыхая от выходок глупых людей…
Люди твердили, что счастья и радости нету,
Не замечая его на дороге своей…
Милых своих осторожно к груди прижимая,
Глядя ночами на звёздное небо с луной,
Новости добрые сердцем своим принимая
И наслаждаясь красивою ранней весной,
Тихо листая у моря любимую книжку,
К старенькой маме с гостинцами в гости спеша,
И улыбаясь своим на рассвете детишкам -
Счастье вдыхает, как воздух, людская душа…
Только мы это считаем за должное, что ли…
Плачем потом, что несчастны, бедны, голодны…
Ищем другой неизвестной заоблачной доли…
Капельки счастья опять без очков не видны…
Если сложить эти мелкие счастья мгновенья,
Просто прибавить секунды, минуты, и глядь:
Счастье ведь было, а нам не хватило терпенья,
Чтобы его приютить, удержать и познать…
Счастье ко всем заглянуло, но люди с опаской
Сердце своё закрывали на сотни замков…
И одевали зачем-то холодную маску,
Всё не желая избавить себя от оков…
Счастье - оно не в деньгах, не в покупках, не в дачах…
Это уменье душой обнимать целый свет…
Грустное счастье за спинами нашими плачет…
Вы оглянитесь и просто скажите: «Привет…»
Он шел по улице и тихо плакал.
Облезлый, одноухий, и с больною лапой. Повисший
хвост, несчастные глаза, А в них
жемчужинкой дрожит слеза.
Его никто вокруг не замечал, А если и заметил, то ворчал, А мог еще и палкой замахнуться.
Он убегал, когда мог
увернуться. Он с грустью
думал: Я такой урод. Ну кто
такого жить к себе возьмет".
Так шел он, шел по краешку
дороги. И вдруг перед собой
увидел ноги. Огромные такие
две ноги, Обутые в большие
сапоги. В смертельном страхе
он закрыл глаза, А человек
нагнулся и сказал: «Красавец-
то, какой! А ухо! Взгляд!
Пойдешь со мной? Я буду очень
рад. Принцессу и дворец не обещаю, А молочком с сосиской угощаю». Нагнулся,
протянул к нему ладошку. Он первый раз держал в ладошках
кошку. Взглянул на небо, думал,
дождь закапал. А это кот в руках от счастья плакал…
поломка
любовь не заслужишь ни делом, ни словом,
прощай, человечек, твой двигатель сломан,
всегда не в себе, но сегодня притих:
на кнопочку жмёшь, а моторчик - пых-пых.
ты вовсе не лётчик, не Карлсон, поди же -
унылой фанерой паришь над Парижем,
то черта клянёшь, то помянешь святых.
на кнопочку жмёшь - а моторчик пых- пых.
любовь не заслужишь ни словом, ни делом,
любовь - это дар неспокойным и смелым,
прощай, человечек, в починку иди,
чтоб било в груди, чтоб болело в груди,
чтоб рядом с тобой обдавало горячим
чтоб солнечный диск из-под рёбер маячил.
Боль вынуждает нас писать, нескрою!
Так проще разобраться нам с собою…
Когда слова души ложатся в строчки,
Узнать так просто где поставить точку.
А, иногда, поставим запятую,
И перестанем на судьбу пенять святую.
А можно и порой тире поставить,
И объяснить себе, что нужно лишь исправить. ;)
Недели две покоя не давали
сомнения, страдания, молва,
когда б от счастья люди умирали,
вчера я непременно б умерла.
©
когда любовь сжимает сердце в кардиограмму полосы,
нет сил минутами согреться и просишь память: «замолчи!
замри мгновением разлуки! оставь на пике горечь фраз!»
но как забыть родные руки… и нежность губ… и просьбу глаз?
проникнуть в линии ладони, а может в шрамы… Навсегда
себя избавив от погони за убегающим «вчера»…
и быть в Тебе, но не тревожа, а охраняя всякий раз,
когда печаль коснётся кожи… Метафизический коллапс! -
весь мир в одну ужался точку… на дне любимого зрачка…
и нет меня. я - оболочка, что дышит без Тебя едва.
а память гонит вновь под плети… я мчусь туда, где «ход закрыт»
в душе не счесть Твоих отметин… но мне легко и не болит…
и никуда уже не деться - любовь господствует внутри.
и чётко вторит ритмам сердца кардиограмма: «только Ты»
В нашей жизни бывают мгновения,
Вспоминать их нельзя без волнения.
Мы друг другу порой,
Нарушаем покой,
Нам с тобой не хватает терпения.
О народе пекутся злодеи,
Как его отиметь пошустрее.
Чтоб себе всё забрать,
Сладко жить, крепко спать,
И ещё, чтоб не дали по шее.
Сделай людям добро,
Не исчезнет оно,
Точно.
Память наша хранит,
Кто добром знаменит,
Прочно.
Улетевшие в даль,
В белоснежный февраль,
Вьюгу.
Оставляющих след,
Среди тысячи бед
Другу.
И когда-нибудь мы,
На просторах страны,
Нашей.
Вспомним их имена
И осушим до дна,
Чашу.
Три судьбы в моей жизни были,
Три дороги-как в старых сказках.
Я любила, меня любили
И пути обещали разные.
Первый путь мой был чист и светел,
Мы рукой доставали звезды,
И казалось, никто на свете
Не любил так ни до, ни после.
И казалось, счастливее нету,
И казалось, не будет поздно,
Но рассвет занавесил небо
И куда-то пропали звезды.
Путь второй был избитым и ровным:
Дом хрустальный с огромным садом,
В драгоценных камнях корона,
И в кладовых не счесть нарядов,
И любая была бы рада
Быть хозяйкой такого чуда.
Только птицы из этого сада
По утрам не поют почему-то.
Третий путь не сулил изумрудов
И любви неземной не прочил,
Не лукавил, что будет трудно-
Слезы, боль и бессонные ночи.
А в награду-совсем немножко-
Лишь кроватка возле балкона
И такая родная ладошка,
Что лежит у меня на ладони.
Три дороги-выбор немалый:
Дом, сокровищ несметных полон,
И любовь, что к небу взлетала,
И кроватка возле балкона.
Три дороги, но выбрать надо
Лишь одну, нельзя ошибиться.
Да, вздохну по небу и саду,
Да, ночами будет груститься.
Только пусто в хрустальном доме,
Звезды с неба холодом веют,
А ладошка в моей ладони
Аж до самого сердца греет.
Если тоже когда-то держали
Вы ладошку такую в ладони -
Согласитесь, и жизни не жаль,
А не то что камней в короне…
Мир ловил меня - не поймал,
эти патока и крахмал -
кружевных облаков оборки,
рек кисельные берега,
солнца блеск, карамель, нуга,
захолустье, Европ задворки.
Мир ловил меня - не поймал,
не таким он судьбу ломал,
не такие от боли выли.
Я ж, не пойманный певчий птах,
не отсиживался в кустах,
но зазря не подставил выи.
Мир ловил меня за рукав,
для чего искушал, лукав,
недопитым любовным мёдом?
Я прощаю, ведь он не злой,
неприметной лечу пчелой
к незаполненным Божьим сотам
То заплачет, как дитя
Ревет, и чуть дышит, и веки болезненно жмурит,
Как будто от яркого света; так стиснула ручку дверную -
Костяшки на пальцах белеют; рука пахнет мокрой латунью.
И воду открыла, и рот зажимает ладонью,
Чтоб не было слышно на кухне.
Там сонная мама.
А старенькой маме совсем ни к чему волноваться.
Ревет, и не может, и злится, так это по-бабьи,
Так это дурацки и детски, и глупо, и непоправимо.
И комьями воздух глотает, гортанно клокочет
Слезами своими, как будто вот-вот захлебнется.
Кот кругло глядит на нее со стиральный машины,
Большой, умноглазый, печальный; и дергает ухом -
Снаружи-то рыжим, внутри - от клеща почерневшим.
Не то чтоб она не умела с собою справляться - да сдохли
Все предохранители; можно не плакать годами,
Но как-то случайно
Обнимут, погладят, губами коснутся макушки -
И вылетишь пулей,
И будешь рыдать всю дорогу до дома, как дура,
И тушью испачкаешь куртку,
Как будто штрихкодом.
Так рвет трубопровод.
Истерику не перекроешь, как вентилем воду.
На улице кашляет дядька.
И едет машина,
По камешкам чуть шелестя - так волна отбегает.
И из фонаря выливается свет, как из душа.
Зимой из него по чуть-чуть вытекают снежинки.
Она закусила кулак, чтобы не было громко.
И правда негромко.
Чего она плачет? Черт знает - вернулась с работы,
Оставила сумку в прихожей, поставила чайник.
- Ты ужинать будешь? - Не буду. - Пошла умываться,
А только зашла, только дверь за собой затворила -
Так губы свело,
И внутри всю скрутило, как будто
Белье выжимают.
И едет по стенке, и на пол садится, и рот зажимает ладонью,
И воздухом давится будто бы чадом табачным.
Но вроде легчает. И ноздри опухли, и веки,
Так, словно избили; глядит на себя и кривится.
Еще не прошло - но уже не срывает плотины.
Она себя слушает. Ставит и ждет. Проверяет.
Так ногу заносят на лед молодой, неокрепший,
И он под ногами пружинит.
Выходит из ванной, и шлепает тапками в кухню,
Настойчиво топит на дне своей чашки пакетик
Имбирного чаю. Внутри нежило и спокойно,
Как после цунами.
У мамы глаза словно бездны - и все проницают.
- Я очень устала. - Я вижу. Достать шоколадку?..
А вечер просунулся в щелку оконную, дует
Осенней прохладой, сложив по-утиному губы.
Две женщины молча пьют чай на полуночной кухне,
Ломают себе по кирпичику от шоколадки,
Хрустя серебристой фольгою.
Ты знаешь, милый мой, я даже не скучаю,
Я каждый день сажусь за руль велосипеда
И проезжаю двадцать километров,
А если мало дел - то даже тридцать
И сорок - если солнце не палит.
Ты знаешь, милый, даже не до скуки,
Пишу дневник и делаю зарядку,
Съедаю каждый день по пол-арбуза,
Ты знаешь, ведь сейчас сезон арбузов
И даже сердце нынче не болит.
По вечерам я выхожу на море
(мне пять минут идти тут до залива),
смотрю на горизонт - как в лучших фильмах,
И сразу тянет написать картину
Гуашью или так, карандашом,
Как солнце опускается, а следом
Луна выходит, как неспешны волны,
Песок ложится шелковым халатом,
Как я здесь не скучаю, боже правый,
Как сладко, как легко, как хорошо.
Ты знаешь, милый, эти размышленья
Наводят на спокойствие такое,
Что я уже во сне тебя не вижу.
Вино с водой - любимый мой напиток,
А на закуску - в морозилке лёд.
Да, я не говорю, что это счастье,
Бывает звонче и бывает ярче,
Бывает так, что слишком горек воздух.
Но есть друзья, которые звонят мне,
Как только приземлился самолет.
И если б я могла запомнить это -
Весь этот дым пожаров (страшно, страшно),
Все эти ураганы (как вы, живы?),
Всю эту тишину (протяжный полдень),
Смолу, траву, щебенку, ясный зной.
Все это одиночество (приедешь?),
Просторное, жилое (ты приедешь?),
Наполненное (может быть, приедешь?)
Я проезжаю двадцать километров
И ничего не слышно за спиной.