Диалог начальника и работника в рабочем кабинете.
НАЧАЛЬНИК. - Может чаю?
РАБОТНИК. - А может, на чай?
«Он был в глубокой яме, чудом из нее выбрался. Подумав:"Чудес не бывает».залез обратно".
Когда звонят на рабочий телефон и спрашивают начальство, я вежливо интересуюсь:
- Как вас представить?
Народ от такого обращения, как правило, выпадает в осадок. Однако нашелся один абонент, который не растерялся:
- А представьте меня… ммм… в розовых стрингах!
Я буду помнить тот Апрель.
Он был так вежлив и опрятен.
Он скромно просочился в дверь
И не оставил грязных пятен.
Голландский бархатный тюльпан
Вложил в мои немые руки
И опустился на диван,
Картинно поправляя брюки.
Цедил по трубочке вино,
Смотрел то хмуро, то игриво,
Он был похож на Бельмондо,
Но как-то косо, как-то криво.
Он даже танго станцевал,
Умело, но совсем бесстрастно,
Потом на ухо мне шептал,
Что быть красивой так опасно.
Изящным почерком в альбом
Вписал свое стихотворенье,
(Но это был старик Рембо-
Я покраснела от смущенья)
Он ничего не обещал,
Он не сулил весенней сказки.
Он был фальшив, как карнавал,
А я была совсем без маски.
К порогу тихо подвела,
Сказала: «Мы уже не дети.
Теперь я точно поняла:
Апрели мне, увы, не светят…»
И он ушел без слов обид:
Не здесь, так где-нибудь приветят.
Вон там, в окне, огонь горит -
Я не одна на белом свете…
Статус в соцсети:
Подскажите, как избавиться от ртути в квартире? (Марина из Митино) Обновлено 326 дней назад.
- Спасибо, что посоветовал купить валюту, а то бы как всегда вложился в недвижимость.
- У тебя такая зарплата, что её хватает на приобретение недвижимости?!
- Ну не так, чтобы надолго. Пару суток побуду в недвижимости, а потом опять встаю.
Так сказать, к мужскому дню, будет уместно рассказать историю, запомнившуюся со студенческих лет.
Не знаю, как на других специальностях, а у студентов-медиков занятия проводились на клинических кафедрах в разных лечебных учреждениях, расположенных порой очень далеко друг от друга.
В тот зимний день очередная пара должна была проводиться на восьмом этаже хирургического корпуса. Поскольку подниматься пешком желания не было, группа сгрудилась у лифта.
Ждать пришлось долго: большое количество больных, посетителей тоже желали воспользоваться подъемником; то и дело подвозили на каталках и креслах неходячих больных.
И вдруг из толпы возникла фигура начальственного вида Мужчины: солидного, в костюме, при галстуке, в наброшенном пальто. Безапеляционным тоном он потребовал, чтобы студенты отошли от лифта и поднимались пешком.
Но студентов так просто не испугаешь, и одна из одногрупниц, Наташа, недовольно возразила:
- Мужчина, ну какое вам дело?
- Я вам не мужчина! - грозно прогремел Мужчина.
Наташа изобразила глубочайшее раскаяние:
- Ой, простите, а я думала что вы - мужчина…
Куда подевался весь апломб начальника, и уж совсем не риторический вопрос - куда подевался он сам? Никогда больше не видел, чтобы столь солидное материальное тело буквально растворилось в воздухе.
К чему я это? А к тому, что какими мужчинами мы себя будем чувствовать, зависит только от вас, дорогие женщины!
Пожарный Саша эвакуировал мужчину из горящей квартиры. Мужчина упал на улице. Потерял сознание?
Решив проверить зрачки мужчины Саша раздвинул ему веки. На ладонь Саше выпал глаз.
Глаз, как выяснилось потом, был искусственный.
А вот обморок и истерика у Саши настоящие.
Очередь в кассе в супермаркета. В ней среди других стоят друг за другом пожилой мужчина, мать с сорванцом лет 7−8, абсолютно невзрачный тихий молодой человек и мужик с квадратным подбородком.
В какой-то момент пацан начинает наступать на ногу пожилому мужчине, все быстрее и все сильнее.
Это постепенно стало очень раздражать практически всю очередь. Пожилой мужчина поворачивается к матери этого сорванца:
- Скажите, чтобы Ваш сын прекратил наступать мне на ногу.
Мать, даже не поворачивая голову на голос, безапелляционно отвечает:
- Я своего сына воспитываю без авторитарного давления!
А мальчик по-прежнему продолжает наступать на ногу старика. Вдруг невзрачный молодой человек достает из корзины банку с медом, открывает ее и опрокидывает на голову мамаше оболтуса. Прежде, чем она пришла в себя и попыталась что-нибудь сказать, молодой человек заявил:
- Я воспитан без авторитарного давления!
В очереди наступает полная тишина. Напряжение растет. И тут мужик с квадратным подбородком разряжает обстановку словами:
- ЗА МЁД ПЛАЧУ Я!!!
Утренняя подстава была жестока.
Откопала мелодию для будильника
«Шум моря».
Радостная поставила, еще погромче… так, думаю, с утра буду приятно
просыпаться под звуки моря.
Вот только утром я подпрыгнула в кровати до потолка, потому что оказалось, что шум моря это ПЕРВЫЕ 10 СЕК, а потом (!) гудок ДУШЕРАЗДИРАЮЩИЙ ГУДОК ПАРОХОДА.
Кошка, бедная, от этого гудка уронила на себя утюг, но вовремя увернулась.
Непосредственность детей умиляет! Вспомнила один эпизод. Зима на исходе, подтаял снежок… Племянник трёх лет счастливый стоит в луже… На вопрос матери: «Ты зачем туда полез?», ответил вполне резонно: «Валенки помыть…» При этом лицо его выражало такое недоумение, будто он хотел сказать: «Вы взрослые или только прикидываетесь? Элементарных вещей не понимаете…»
Ты протягиваешь ей руку крепкую.
А она говорит - Нет, не нужно мне!
- У тебя ведь крыло сломано.
- У меня есть костыль!
Она была безупречна в своих упреках…
Был декабрь 1997 года. Я лежал в отделении сосудистой хирургии с обострением. В палате со мной также мучились болями, терзающими их ноги из-за недостатка кислорода, плохо поступающим в ткани с кровью по суженным или вообще «забитым» артериям, еще двое мужиков.
Артур Иванович лежал, как и я, под капельницей. А Витя Брюханов, мужик лет сорока из канской глубинки, беспокойно хромал по палате. Подошла его очередь на «штаны» - операцию по аорто-бедренному шунтированию. Это когда делают разрезы на животе и бедрах в форме штанов, чтобы добраться до артерий.
Во время этой длительной операции больному постепенно вливают до двух литров теряемой крови. А в 90-е ее катастрофически не хватало - доноров лишили всех льгот, и они перестали сдавать кровь. Так что больным зачастую надо было самим раздобывать для себя доноров, или покупать кровезаменитель - плазму. Даже бинты надо было иметь свои!
Хорошо было тем, у кого в городе имелись родственники или друзья, они-то и становились донорами. У Вити в Красноярске никого не было.
В его деревне, откуда ему на медсестринский пост изредка звонила мать, доноров нормальных просто не осталось, да и кто бы их сюда привез и увез? Денег на плазму у Вити тоже не было. И помочь ему было некому, он жил со старенькой матерью один, жену же у него отбил и увез несколько лет назад в неизвестном направлении его же лучший друг, о чем Витя как-то поведал нам в порыве откровенности.
Мы бы с Иванычем с радостью отдали ему свою кровь, но у нас ее не брали. Денег и у нас тоже не было - тогда, если помните, везде было плохо с наличкой, зарплаты вырывались с боем. Вите оставалось лишь уповать на чудо. До операции оставалось два дня, а у него ни крови, ни плазмы. Операцию же откладывать было крайне нежелательно - могла начаться гангрена…
И назавтра свершилось чудо. Пришел заведующий отделением и сказал, что Витю будут готовить к операции.
- Дак, а кровь-то?.. - испуганно спросил Витя. Оказалось, кто-то сдал для Вити свою кровь.
- Но кто… - растерянно сказал Витя. Однако завотделением уже ушел.
Витю на операцию забрали следующим утром. Его не было двое суток. Прикатили Витю в палату из реанимации бледного, с сизыми небритыми щеками, но уже с живым огоньком в глазах.
Перебинтованный с бедер и почти по грудь, он слабым, но счастливым голосом рассказывал, как его усыпляли перед операцией, а он никак не мог заснуть, как тоскливо и больно ему потом было в реанимации.
- К вам посетитель!
В дверях палаты улыбалась медсестра Танечка. Мы обернулись все трое: к кому? Оказалось, Танечка улыбается Вите! Она впустила в палату мужчину примерно наших лет, с накинутым на плечи белым халатом.
- Серега!?- изумленно спросил Витя, и даже попытался приподняться с постели, но сморщился от боли и снова упал на подушку. - Откуда? Как ты меня нашел?
- Да уж нашел, - сказал посетитель, усаживаясь на стул рядом с кроватью Вити. - Живу я в Красноярске. А в деревню звоню иногда, вот и узнал. Ну, как ты?
- Да нормально, - почему-то помрачнев, сказал Витя. - Операцию вот сделали, ногу мне спасли…
- Знаю, - проявил свою осведомленность гость, и улыбнулся.
Витя вгляделся в эту улыбку, и на лице его вдруг проявилось явное замешательство.
- Погоди, - хрипло сказал он. - А это… Кровь-то не ты ли для меня сдавал, а?
Теперь пришла очередь замолчать Сергею. Наконец, он с неохотой сказал:
- Ну, я. Мне завотделением все рассказал, когда я узнавал насчет тебя… Да это… ты не думай… Стал бы я тебе один целых два литра своей крови сдавать, как же! Я взял еще мужичков из своей бригады.
- Значит, это ты… - продолжал упрямо твердить Витя. - Ну, спасибо, раз так. Только я тебя все равно не прощу за Ольгу, понял? И этими своими… кровными узами… ты меня не свяжешь, понял?
Сергей неожиданно опять широко улыбнулся.
- Ну, раз сердишься, значит, будешь жить. А больше мне ничего не надо! Бывай, друг! И вы, мужики, бывайте!
И Сергей, пожав неподвижно лежавшую на груди Вити его руку, попятился к выходу.
Уже в дверях его нагнал негромкий Витин оклик:
- Слышь, Серега! Ольге тоже от меня привет. Живите, хрен с вами!..
И по просветлевшему лицу Сергея стало понятно, что эти слова для него были лучшей благодарностью бывшего друга. А может, и не бывшего.
Он молча кивнул и вышел из палаты…
Собрались в отпуск, купили билеты на самолет до Москвы, перелет 8 часов. Я летать не боюсь, муж, наоборот, всеми правдами и неправдами пытался отказаться от путешествия, но пришлось составить компанию, поскольку я была в положении. После покупки билетов семилетняя дочка ходила за мной по пятам с вопросами: «А наш самолёт не упадёт? А что мы будем делать, когда он вдруг начнёт падать?» Муж сразу бледнел, и так страшно, а тут ещё доча масла в огонь подливает. Она у нас вообще может приободрить в нужный момент. К примеру, если мы едем на машине по горной дороге, она сразу задает вопросы: «Мы в пропасть не свалимся? А что будет, если всё-таки свалимся?», или же при начале движения задним ходом твердит, что, ну, всё, теперь точно врежемся. Позитивно настроенный ребенок, вобщем. На все вопросы дочери отвечала коротко, что наш самолёт не упадёт. Но она не унималась, все спрашивала, а что же делать будем, если всё-таки начнет падать. Что ответить ребенку? На ум пришло только то, что в самолёте будет проведен инструктаж, мы его послушаем и будем поступать, как скажут. Ответ несколько обескуражил и вызвал недоверие у ребенка, и вопросы продолжались - что делать будем? Ну, я возьми да и скажи, что будем молиться, больше ничего не поможет. Как ни странно, этот ответ вполне устроил, доча пошла к моей сестре разучивать молитвы и учиться правильно креститься. Наконец настал долгожданный для меня день вылета. Накормила мужа разными успокоительными пилюлями, доча, выучившая несколько молитв, была спокойна и с радостью носилась по аэропорту. Началась регистрация билетов и багажа. Доча спрашивает, зачем досматривают вещи. Ответила, как есть, чтобы террористы не протащили бомбу. Тут за час до вылета останавливают регистрацию. Комп вышел из строя. 15 минут до вылета. Объявляют, что возобновляется регистрация. На скоростях, не взвешивая и не досматривая, принимают багаж. Дочь громко у всех спрашивает: «А почему вещи не смотрят, а вдруг террорист с бомбой?» Одни смеялись, другие хмурились. Вышли на посадку, стоим у трапа самолёта, пропуская всех вперед, поскольку мне хотелось подольше подышать свежим воздухом, а мужа и вовсе ватные ноги не вели в самолёт. Наконец, все пассажиры зашли, остался только один мужчина, бледный и нервно озирающийся по сторонам. Решила на память сфотографироваться у трапа. Дала мужу телефон, он щелкнул. Мужчина начал вопить: «Что вы делаете? Это плохая примета фотографироваться на фоне улетающего лайнера!» Сказала, что не суеверна и хотела пройти в самолёт. Мужик преградил путь с требованием удалить немедленно все сделанные фотографии. Муж к нему присоединился. Дабы успокоить обоих, пришлось подчиниться трпбованиям шантажистов. Прошли в салон, заняли свои места, пристегнулись. Тут заходит этот дядя, что оставил меня без фотографий, и начинает креститься, бормоча себе под нос, очевидно, какие-то молитвы. Тут доча и выдает: «Скажите, а зачем вы сейчас молитесь? Мы ведь ещё НЕ ПАДАЕМ!» Дядя метнулся к выходу, но через минуту вернулся под смех половины бесстрашных пассажиров. Все заняли свои места, вышли стюардессы и начали проводить инструктаж. Дошли до кислородных масок. Дочь громко спрашивает: «А молиться надо до того, как оденешь маску или после?» Опять смех, но уже не такой активный. Инструктаж окончен, самолёт тронулся с места и тут начинает биться в истерике мальчишка лет восьми с криками: «Не надо! Остановите, я хочу выйти!» Отстегнулся и побежал к выходу. Стюардессы связались с командиром корабля. Самолёт побегал по лётному полю и вернулся назад. Подошел трап, на борт заявились сотрудники МЧС - психологи. Стали уговаривать мальчика лететь. Наш знакомый дядя с криком: «Плохая примета, дети могут предчувствовать!» сквозонул на выход. Смешки раздавались, но уже единичные, это, видать, самые отъявленные оптимисты хихикали. Было не смешно даже мне, какой-то неведомый страх забрался прям под кожу. Захотелось тоже покинуть самолёт. Но виду не подавала, чтобы не травмировать ребенка и не добить мужа. Наконец, спустя два часа, психологи успокоили ребенка, подозреваю, что каким-то волшебным уколом, так как он просто-напросто уснул. Стюардессы получили инструктаж, как вести себя с ребенком, когда он проснётся. В душе я начала молиться, чтоб сон ребенка продлился хотя бы восемь часов, то есть на всё время полёта. Психологи, пожелав нам счастливого пути, удалились. Трап уехал, самолет тронулся и остановился. Напряжение пассажиров росло. Бесстрашных совсем не осталось. Смотрю, трап опять едет к нашему самолету. Заходит наш старый суеверный знакомый, опять одной рукой креститься, другой - держится за сердце. Видать, очень надо было лететь. Наконец-таки со второй попытки взлетаем. Бортпроводники сидят пристегнутые. Беспкойный дядя начинает бегать к ним, настойчиво требуя остановить взлет и вернуть его на землю. Стало жутко. Набрали высоту, дядю накормили какими-то волшебными пилюлями. Все немного пришли в себя и успокоились. Попадаем в зону турбулентности, доча громко интересуется у всех, а не пора ли нам молиться, и где маски, которые были обещаны. Дядя, как водится, бегает по салону. Всем страшно. Слава Богу, за восемь часов всего минут пятнадцать провели в турбулентности. До посадки всё прошло спокойно. Самолёт стал снижаться, я глазами искала старого знакомого, привыкла уже, что он должен бегать, но он, по всей видимости, собрал последнюю волю в кулак, и сидел на месте, ругали за беготню его не зря. Земля всё ближе и ближе. Просыпается мальчик и сразу в крик: «ПАДАЕМ!» Под оглушительные крики мальчика и беготню беспокойного дяди самолет коснулся шасси посадочной полосы. Крики мальчика были забиты оглушительными аплодисментами и криками: «Браво! УРААА!». Очень хотелось расцеловать командира корабля и всех пилотов, но они, несмотря на наши требования, к нам не вышли, пожелав приятного пребывания в Москве по громкой связи. Побоялись, наверное, что пассажиры затискают их. Беспокойный дядя первый покинул самолёт.
Москва встретила нас отличной теплой погодой. Уже на выходе из аэропорта увидела, что нашего старого знакомого несут на носилках. Бежал бедолага по ступенькам, подскользнулся, сломал ногу и разбил сильно лицо. Мне было его очень жаль. Столько страху натерпелся, очевидно, куда-то спешил, а попал в больницу.
Этот полёт вспоминаю сейчас с улыбкой, а тогда было очень страшно.