О, сладкий плен… и в дебрях бродят сны,
Вечерней негой выстланы зарницы.
И тайным смыслом окна смущены,
Плачевной горечью наполнены страницы.
Нам не дано унять полночный звон…
Одних ли дум, одной ли жгучей мести
За то, что кто-то с кем-то разделён
На много лет: на пять, на сто, на двести.
За сотней птиц летят тревоги дня
В такую даль, что небу потесниться.
Лишь только там, где нет с тобой меня,
У нас могло бы что-то получиться.
Ты - мой Мужчина, ты моя мечта.
Моя ты сказка, радости слезинка.
Ты - лучик солнца в злые холода…
Ты, среди зноя - нежная дождинка!
Живу тобой, дышу только тобой…
Мне без тебя не хватит кислорода,
Просвет в лиловом небе голубой,
Ты сладкая, желанная свобода.
Я больше не тоскую, я живу
И улыбаясь, позабыв ненастье,
Тебя я - Моим Ангелом зову.
Ты нужен мне, земное мое счастье.
Я не валяю дурака.
Мой день насыщен, ярок, полон -
я выдуваю облака
из деревянной трубки полой.
А люди думают - свирель.
А люди думают - играю.
А облака летят в апрель,
дожди накапливая к маю.
Я верю в май и верю в дождь,
в твою протянутую руку.
И, как индейский старый вождь,
зимой раскуриваю трубку,
и жду то знака, то звонка,
и хлеб разлуки ем до крошки…
Я выдуваю облака,
чтоб ты увидел их в окошке.
Скорей же! Скорей - по дорожкам и тропкам знакомым,
Бегом через дворик (ведь времени нынче - в обрез!)
Глафира Петровна несётся с авоськами к дому.
Кивнув вездесущим соседкам, влетает в подъезд.
В четвертой квартире, как прежде, не кормлены рыбки,
Не сварен обед и не брошено в стирку бельё.
Но что-то не так, как обычно… Со странной улыбкой
Глафира Петровна заходит в родное жильё.
Он всё ещё здесь! Не исчез! Не привиделось, значит! -
Всё те же линялые джинсы, жилет шерстяной.
Он в форточку курит, за старыми шторами прячась
И крылья сложив неуклюже за щуплой спиной…
…
Был вечер, как вечер. Но что-то тогда подкосило:
Заела ль тоска, беспросветность, дожди в ноябре…
Глафира Петровна на весь коридор голосила,
О чём-то прося в этой Богом забытой дыре.
Забыв о приличиях, сплетнях, болтливых соседках,
Скулила, как псина под дверью, в холодной тиши:
«Пусть будет случайный… Пусть будет залётный… Пусть редко…
Но лишь бы живое присутствие чьей-то души!»
И боль не давала дышать - жгла огнём, полыхала.
Потом стало легче. А после - почти всё равно.
Тогда-то (уже обессилев) она услыхала,
Как кто-то настойчиво бился в ночное окно…
…
- А разве такие бывают? Вы точно из Рая?
Таращит глаза в темноту: - Это шутка? Курьёз?
Он хмурится: - Милочка, ангелов не выбирают.
Быть может по кофе? А то я устал и замёрз.
Проходит на кухню. Включает плиту деловито.
Глафира Петровна идёт зачарованно вслед:
«Мужик как мужик… Длиннокудрый, сутулый, небритый…
Крылатый, конечно… Но коли обычного нет…»
И что-то теплеет внутри, разливаясь тягуче.
Становятся ватными ноги, пустой - голова.
«Сварю ему завтра борща - повкусней да погуще.
Свяжу ему новый жилет. Или, может быть, два…»
…
Глафира Петровна садится на край табурета:
В глазах её грусть - но она так светла и легка!
Ей помнится всё: посиделки вдвоём до рассвета,
Им сваренный кофе (насыщенный, без молока).
Ей помнится всё: то, что это случилось в субботу.
Он, крылья расправил, шагнул на карниз, произнёс:
- Я должен лететь. Понимаешь, такая работа.
Людей очень много, а нас не хватает… Всерьёз!
… Что ж, надо с чего-то начать… Со скатёрки расшитой?
С хорошего кофе? (А к кофе две чашки - под стать).
Глафира Петровна включает плиту деловито:
Людей очень много… Но он обещал прилетать…
Нежности хочется. Маленьким звериком
спрятаться в клетку сомкнутых ладоней,
там, где пространство любовью измеряно,
там, где никто никогда не прогонит;
выплакать хочется в спутанность линии
жизни - всю жизнь неказистую, странную,
выйти слезами - как ливни покинули
холод высот над весенними странами -
в землю, в ладонь её мягкую, тёплую
падают, новую жизнь обретая…
Нежности! Ночь притворилась за стёклами
будто она - молчаливая стая
волчья. И будет сегодня потеха.
Веки дрожат как пугливые лани…
Вот бы однажды отсюда уехать
в мир, где хоть кто-нибудь с нежностью взглянет…
Птица моя, приручи для меня крыло.
Так любят, не прикасаясь. Без слова всуе.
Целую сквозь время высокий горячий лоб
и замираю при мысли о поцелуе.
Птица моя, напои простыню теплом.
Стань моим ветром - учи осязать и чуять.
Есть сотни вещей, о которых так мелко - слов…
Поэтому, лишь поэтому и молчу я.
Он жил в краю непуганых снегов.
По вечерам, поправив пледа складки,
Глядел в окошко, как его лошадка
Не оставляет за собой следов,
Как сыплет снег, безмолвно, без конца.
Скрывает контур гор, кресты погоста…
Смотреть легко, неимоверно просто, -
Ни памяти, ни боли, ни лица…
Он жил в краю непуганых снегов,
Где вторит тишине глухое эхо.
Был сам порой похож на отблеск снега,
Став безымянной темой для стихов.
И где-то в глубине холодных жил
Случайный луч, пробив коллапс неволи,
Произведёт короткий выброс боли,
Рванёт: Я ЕСТЬ!!! Я жив ещё! …я жил…
Глазами женщины … на мир смотрю,
Его в другом я вижу … измереньи.
И всё … что так безумно я люблю,
В калейдоскопе вечных столкновений
Считается, что миром правят деньги
А я скажу… Прощенье …и Любовь!
Одни считают … бизнеса ступеньки,
А я молюсь о детях… вновь и вновь!
И музыка… не просто для престижа,
Она нужна … чтоб выжила … Душа!
Одни не мыслят жизни … без Парижа,
А для меня Жизнь просто … хороша!
Люблю не вычурно, и… не за что-то,
А просто потому … что я … Люблю!
А дальше, вот за этим … поворотом,
Я утром побегу … встречать зарю…
Глазами женщины … на мир смотрю,
И я другой … себя не представляю!
И день, и ночь … Судьбу благодарю
Что ЖЕНЩИНОЙ … живу … и умираю!