Цитаты на тему «Просто любимое»

Человек человеку- память.
Капля в море. Камень в стене.
Не догнать, не согреть руками
всех, живущих теперь во мне.

Остаются слова и ноты,
остается усталый взгляд,
и в тетрадных моих широтах
Троя, Лондон и Ленинград.

Так озера живут ручьями.
Так по капле бежит вода.
Человек человеку - память.
Всякий-всякому. Навсегда.

Какой бы хмурью жизнь ни накачала -
Во мне клокочет светлое начало.
Пустое, инфантильное начало -
Сиять во что попало чем попало.

Порой, беря пример с поэтов умных,
Пускаю в стих туман, сгущаю сумрак,
Но - что возьмёшь с натуры примитивной? -
Опять финал вылазит позитивный.

Мне скучен быт, но хочется событий.
Я уважаю ваш порыв и нытинг,
И спич, горящий горечью и грустью,
И даже баррикадинг с голой грудью,

Но мне противны все (привет, ребята!),
Кто режет слух укропом или ватой

При этом я (по слабости извилин)
Не вдохновляюсь сыростью могильной,
И верю в бога - счастье ли, уродство? -
Который не страдает, а смеётся.

На дыры, по которым стоит плакать,
Спешу наставить радостных заплаток,
Переживать бесценность их и скудность,
И кожей постигать любви лоскутность.

Наверное, дурацкие гормоны
Во мне играют тысячью гармоний
И не даёт избыток эндорфина
Клеймить врагов как следует, скотина!

Такое негражданское обличье
В наш век иметь ужасно неприлично.
И вот тайком тяну я морду к свету -
И чувствую вину свою за это.

Как жить, друзья? Убить в себе об стену
Хихикающих мыслей гуинпленум -
Без тлена, мрака, пафоса в активе?

…Финал банален, плосок, позитивен.

Зажёгся свет. Мелькнула тень в окне.
Распахнутая дверь стены касалась.
Плафон качнулся. Но темней вдвойне
тому, кто был внизу, всё показалось.
Была почти полночная пора.
Все лампы, фонари - сюда сбежались.
Потом луна вошла в квадрат двора,
и серебро и жёлтый свет смешались.
Свет засверкал. Намёк на сумрак стёрт.
Но хоть обрушь прожекторов лавину,
а свет всегда наполовину мёртв,
как тот, кто освещён наполовину.

В стране, в которой не знают проблем, где горизонт светел и чист, шагает мистер Джонатан Н., и шаг его легок и быстр. Здесь столько солнца, и ох, mon cher, здесь всюду любовь, любовь! А на семнадцатом этаже живет их Верховный бог. Здесь нет цветов, но зато бетон - прекраснее не найти. На месте каждого парка - дом (новейший высокий стиль). Здесь нет богатых и бедных нет, здесь равенство, общность масс. Молился богу? - да будет свет! Не молишься? - свет погас. Не ставь под сомнение законы Его (приказы, реформы, слова). Он даже не царь, он - Верховный бог. Тебе дорога голова? Здесь смотрят одно и тоже кино, единый для всех сериал, и новости все говорят одно, какой не включи канал. Газетные строчки на крыльях несут привычно приятную весть. Проблемы здесь не выносят на суд, (да разве проблемы есть?).
И вот, среди этих райских кущ, шагает Джонатан Н. Я знаю его, (вообще-то, чуть-чуть, а может - не знаю совсем). Пиджак висит на костлявых плечах, он курит, свистит под нос, и я иду следом за ним третий час, как будто не вместе, а врозь. Он пьет из фляжки нагретой вискарь, поет запрещенный рок.
''Сегодня, мой друг, живущий в тисках, я дам тебе важный урок:
когда-то, давным-давно, во времена диких веков, на этой Земле был рожден Человек, не знавший царей и богов. Он жил в утлой хижине на берегу огромной и быстрой реки. Он ел нектарин, сок стекал с его губ, пес рыжий лежал у руки. Была у него жена, и сын (насмешливый мелкий плут). Тот человек носил усы, любил свой нелегкий труд. Он мог пойти, куда захотел, поехать в любую страну. Мог сделать лук и десяток стрел, нырнуть за ракушкой ко дну. Мог сделать добро и сотворить грех, быть никем, и стать кем угодно.
А все потому, что тот человек
был
сотворен
Свободным.''

Я слушал приятеля, чуть дыша, (он, верно, сошел с ума! Заблудшая, чокнутая душа! Система - и не права!). Мы вышли к району высотных домов, правительственных жилищ. ''Вот дом, где живет наш Верховный бог. Эй, Джонатан, повернись!''. А он усмехнулся, ботинком взбив грунт: ''мой друг, мы простимся здесь''. Когда я отвлекся на пару минут, то Джонатан Н. исчез.

Ну что ж, я пошел обратно домой, устало глаза прикрыв.
Прошло минут десять, когда за спиной
взвыл ветер
и прогремел
взрыв.

*
В стране, в которой не знают проблем, где горизонт светел и чист, покоится мистер Джонатан Н., с горящей свободой внутри.
Отныне, здесь есть добро и есть грех, здесь встретишь кого угодно.
А все потому, что любой человек
рожден,
чтобы быть
Свободным.

… не плачь, не плачь… слова взрывают день,
как вспоротая вена, ранит слово.
ты улыбнёшься (мудро… бестолково…),
легко шагнёшь на новую ступень.

лети, лети - летально крылья жечь.
пока часы двенадцать не пробили,
такая жесть! - забыть глухие штили,
такое счастье! - слышать чью-то речь.

тебе приснится кроличья нора,
песчаные карьеры генералов,
и msk в сумятице вокзалов,
и хмурый Питер - пулей у виска.

вяжи, вяжи из нежности узлы.
нанизывай, как бисер, чьё-то слово.
и амадей откликнется смычково:
здесь невозможно выжить без любви…

Уходить из любви в яркий солнечный день, безвозвратно;
Слышать шорох травы вдоль газонов, ведущих обратно,
В тёмном облаке дня, в тёмном вечере зло, полусонно
Лай вечерних собак - сквозь квадратные гнёзда газона.

Это трудное время. Мы должны пережить, перегнать эти годы,
С каждым новым страданьем забывая былые невзгоды,
И встречая, как новость, эти раны и боль поминутно,
Беспокойно вступая в туманное новое утро.

Как стремительна осень в этот год, в этот год путешествий.
Вдоль белёсого неба, чёрно-красных умолкших процессий,
Мимо голых деревьев ежечасно проносятся листья,
Ударяясь в стекло, ударяясь о камень - мечты урбаниста.

Я хочу переждать, перегнать, пережить это время,
Новый взгляд за окно, опуская ладонь на колени,
И белёсое небо, и листья, и полоска заката сквозная,
Словно дочь и отец, кто-то раньше уходит, я знаю.

Пролетают, летят, ударяются о' землю, падают боком,
Пролетают, проносятся листья вдоль запертых окон,
Всё, что видно сейчас при угасшем, померкнувшем свете,
Эта жизнь, словно дочь и отец, словно дочь и отец, но не хочется смерти.

Оживи на земле, нет, не можешь, лежи, так и надо,
О, живи на земле, как угодно живи, даже падай,
Но придёт ещё время - расстанешься с горем и болью,
И наступят года без меня с ежедневной любовью.

И, кончая в мажоре, в пожаре, в мажоре полёта,
соскользнув по стеклу, словно платье с плеча, как значок поворота,
Оставаясь, как прежде, надолго ль, как прежде, на месте,
Не осенней тоской - ожиданием зимы, несмолкающей песней.

Мой Ангел, если можешь, научи
Смотреть на все бесхитростно и просто.
Чтоб больше не пытаться излечить
Свое неизлечимое сиротство.

Позволь его принять, как Благодать,
Как просто тень твоих небесных кружев.
Не замечая что в моих рядах
Последний воин им обезоружен.

Распятый, молча смотрит он с креста,
Как я стою - простая и земная.
Мой Ангел, помоги мне не устать,
Когда я в нем глаза свои узнаю…

Была жара невыносимая -
В крови кипело молоко,
А ты сказал, что я красивая,
И я поверила легко.

Мне захотелось приосаниться
И ярко подвести глаза,
Я поняла, что я красавица,
Когда об этом ТЫ сказал.

Я больше не могла сутулиться
[и кушать не могла три дня],
И мы пошли по летней улице -
И ВСЕ глядели на меня…

А зной клевал прохожих в темечко
И кукарекал петушком:

«Такая страшненькая девочка
С таким красивым мужиком!»

Мы еще не смотрели вокруг - было страшно увидеть
Куда нас завело это время. В провал ли? В пролет?
В импотентность идей или плоской судьбы инвалидность?
Мы еще не смотрели, пока не смотрели вперед.
Мы еще забывали, легко, все ошибки, поступки,
Но чему-то учились, хромая на все голоса.
Мы боялись, пока что боялись, но были, по сути,
Повторением времени, вбитым в небесный фасад.
Мы еще не умели отмыть своей правды от чуши.
И мы ждали. Казалось: придут, озарят, разъяснят.
Мы меняли себя, мы еще успевали стать лучше,
Но уже молча гас за решетками веток закат.
Мы боялись, как можно бояться лишь в самом начале,
Становясь в этом страхе циничнее, горше и злей.
Мы еще не смотрели вокруг, но уже понимали-
И мужчины, бывает, боятся обычных мышей.

Ничто не стоит сожалений,
люби, люби, а все одно, --
знакомств, любви и поражений
нам переставить не дано.

И вот весна. Ступать обратно
сквозь черно-белые дворы,
где на железные ограды
ложатся легкие стволы

и жизнь проходит в переулках,
как обедневшая семья.
Летит на цинковые урны
и липнет снег небытия.

Войди в подъезд неосвещенный
и вытри слезы и опять
смотри, смотри, как возмущенный
Борей все гонит воды вспять.

Куда ж идти? Вот ряд оконный,
фонарь, парадное, уют,
любовь и смерть, слова знакомых,
и где-то здесь тебе приют.

Всё до одури просто.
Лишь бы пару живых среди смайликов, лайков и постов
Лишь бы пару живых…
После всех рукопашных, всех страшных и всех ножевых
лишь бы выжить и нервами вышить всю простынь
лишь бы слышать и чувствовать рядом и выше, а после -
как из топкой трясины всех верных ответов - на остров,
где лишь солнце и ветер и море и зёрна и звёзды,
а над ним облака, а за ними - ни слов, ни вопросов…
Лишь бы пара живых добралась до просторов иных
через слезы и грёзы и грозы и дозы и позы…
Лишь бы стих, долетев до земли той, не замер, не стих
и стареющий Принц улыбнулся, читая про Розу.
Всё до одури просто.
Лишь бы пару живых средь изысканной фальши и лоска
не забыли найтись и обнявшись успели за плоскость
и за ней растворились, став лёгким шипением воска…
выше проб, дальше троп, крепче строп, тише стоп…
топ-топ-топ…
от домов и погостов
топ-топ-топ
от сомнений и ГОСТов
топ-топ-топ
через тернии к гнёздам
топ-топ-топ
всё великое просто
топ-топ-топ
даже сердце и солнце -
топ-топ-топ
даже если мир скажет им - Стоп!
две души в тишине на восток
топ-топ-топ…

Не покидай меня, когда
горит полночная звезда,
когда на улице и в доме
всё хорошо, как никогда.
Ни для чего и ни зачем,
а просто так и между тем
оставь меня, когда мне больно,
уйди, оставь меня совсем.
Пусть опустеют небеса.
Пусть станут чёрными леса.
пусть перед сном предельно страшно
мне будет закрывать глаза.
Пусть ангел смерти, как в кино,
то яду подольёт в вино,
то жизнь мою перетасует
и крести бросит на сукно.
А ты останься в стороне -
белей черёмухой в окне
и, не дотягиваясь, смейся,
протягивая руку мне.

Я очень часто несу чепуху,
Пишу плохие стихи,
Ношу пальто на рыбьем меху,
Холодные сапоги.

Теряю друзей, наживаю врагов,
Плачу за газ и за свет,
А кроме того, ищу любовь,
Которой все нет и нет.