Завтра будет утро. А значит еще один шанс стать счастливее, смиреннее, красивее, чем вчера. Помните у Ошо? «Жить - не значит идти куда-то. Жить - значит выходить на утреннюю прогулку». Каждый новый день - это не испытание, а прогулка. Мы идем по земле, встречаем красивых людей, дышим морским бризом, ошибаемся адресом, влюбляемся и расстаемся, падаем и поднимаемся, болеем и выздоравливаем, но продолжаем идти.
Завтра погода будет лучше, а дома еще светлее. И речь не о земных доме и погоде. Все начинается и заканчивается внутри нас. Когда мы благодарим, любим, обнимаем, делимся, то оказываемся в раю. Когда сплетничаем, злимся, ненавидим, обманываем - горим в аду. Завтра мы станем еще лучше и научимся не поддаваться всеобщему хаосу. Будем беречь свои миры, чаще обнимать близких, помогать тем, кто нуждается в помощи и больше путешествовать. Счастье - это благодарность и движение.
Я не верю, что стать счастливым возможно, развалившись на диване в обнимку с коробкой эклеров. Счастье внутри нас, но чтобы его постичь нужно двигаться, слышать, видеть, наблюдать и сравнивать. Всегда есть те, кому сложнее - важно об этом не забывать. Ведь обычно мы считаем, что наш крест тяжелее креста ближнего.
Решили немного задержаться после работы и присели с друзьями в МК Х (зоне отдыха плазма у нас все дела). Один чувак у нас неплохо играет и во время боя постоянно восклицает «Ну, кто тут отец, а?! Кто отец?!» В общем играем, чувак этот побеждает, и снова радостно вопрошает у побежденного коллеги «Ну что понял кто тут отец, да?!» / Тут ему звонят. - Ало, зай, я тебе перезвоню… я щас… В смысле… Как… Но мы же… Блин… Это точно… Уф… Ладно успокойся, ща приеду. / Изрядно погрустнев, молча встает и направляется к выходу. - Сань, ты куда? Че случилось? - Да я это… походу реально теперь отец. / Вот вам и магия слов.
Все люди, которых встречаем по жизни - это и есть мы. Если на твоем пути часто появляются сплетники, значит, это качество есть и твоем характере. Мироздание этим как бы обращает твое внимание на твою внутреннюю неполадку.
Недавно я обратился к врачу с жалобами на сильные боли в пояснице. Я рассказал ему о том, как всю неделю подавляю боль диклофенаком и легче уже не становится. Врач с улыбкой выслушал меня и сказал: «С болью надо дружить, Эльчин. Это сигнал организма на то, что где-то у тебя сбой. Лечись, меняй образ жизни, привычки, отношение». Каждый человек - учитель для нас. И не важно, мудрец он, дебошир или проститутка. Случайностей не существует - всё идет по плану. И хорошие, и не очень хорошие люди чему-то учат и надо быть благодарным за это, а не уничтожать себя со словами «да будет проклят тот день, когда я встретила этого козла!».
В моей жизни были люди, доставившие мне боль. Но эта боль в итоге вывела меня на новый уровень - я стал крепче, сильнее, научился ценить жизнь, людей и спокойно принимать их пороки. В книге писательницы Элиф Шафак есть хорошие слова: «Вселенная занимается тобой постоянно, преобразуя и внутренне, и внешне. Всякий человек - это незавершённое творение, которое не спеша, шаг за шагом приближается к совершенству. Все мы - недовершенный эскиз, который непременно превратиться в законченное произведение искусства».
Абсолютно все нации и расы планеты земля, абсолютно все инопланетяне, роботы, деревья и растения, все животные, насекомые, все формы жизни должный отказаться от своей нации, расы, родины, и от прочих этнических принадлежностей, должны ценить любую форму жизнь, уважать и любить все и вся. Все живые существа все миров, измерений, времен, галактик, вселенных. должны смешаться все великом мультикультурализме, массовой культуре, в величайшем едином глобализме, в вечном мире, в мире без эгоизма, без насилия, агрессии, и конечно же без войн, без какого либо зла, зло должно быть уничтожено во веки вечные, в абсолютно единении, в вечном мире. Все живые существа должны сплотиться и жить в мире вместе, и называть себя лишь одним названием, так как все мы и есть, лишь одна единственная раса под названием: жизнь, все должны стать одной великой расой метисов. Которая должна заботиться обо всем живом и не живом, все это во благо всего и всех и вся. Это следующая ступень мышления идущая после ступени под названием: я человек. О которой я уже говорил в предыдущем афоризме.
- Ни в одной столице мира нет такого уютного и красивого Лобного места, как в Москве. Знаете, что такое Лобное место? Здесь рубили головы. Заметьте: о жестокостях в истории Российского государства написаны тома, но за все время Иоанна Грозного и Петра Великого народу было казнено меньше, чем вы у себя в Париже перекокошили гугенотов в одну лишь ночь, - продолжал Никандров. - Мы жестокостями пугаем, а на самом деле добры. Вы, просвещенные европейцы, - о жестокостях помалкиваете, но ведь жестоки были - отсюда и пришли к демократии. Это ж только в России было возможно, чтобы Засулич стреляла в генерала полиции, а ее бы оправдывал государев суд… Мы - евразийцы! Сначала с нас татарва брала дань и насильничала наших матерей - отсюда у нас столько татарских фамилий: Баскаковы, Ямщиковы, Ясаковы; отсюда и наш матерный перезвон, столь импонирующий Западу, который выше поминания задницы во гневе не поднимается. А потом этим великим народом, ходившим из варяг в греки, стали править немецкие царьки. Ни один народ в мире не был так незлобив и занятен в оценке своей истории, как мой: глядите, Бородин пишет оперу «Князь Игорь», где оккупант Кончак выведен человеком, полным благородства, доброты и силы. И это не умаляет духовной красоты Игоря, а наоборот! Или Пушкина возьмите… На государя эпиграммы писал, ходил под неусыпным контролем жандармов, с декабристами братался, а первым восславил подавление революционного восстания поляков… Отчего? Оттого, что каждый у нас - сфинкс и предугадать, куда дело пойдет дальше, - совершенно невозможно и опасно.
- Почему опасно?
- Потому что каждое угадывание предполагает создание встречной концепции. А ну - не совпадет? А концепция уже выстроена? А Россия очередной финт выкинула? Тогда что? Тогда вы сразу хватаетесь за свои цеппелины, большие Берты и газы, будьте вы трижды неладны…
- Я понимаю вашу ненависть к своему народу - это бывает, но при чем здесь мы? Отчего вы и нас проклинаете?
- Ну вот видите, как нам трудно говорить… Я свой народ люблю и за него готов жизнь отдать. А вас я не проклинаю: это идиом у нас такой - фразеологический, эмоциональный, какой хотите, - но лишь идиом. Русский интеллигент Париж ценит больше француза, да и Рабле с Бальзаком знает куда как лучше, чем ваш интеллигент, не в обиду будь сказано.
- Действительно, понять вас трудно. Но, с другой стороны, Достоевского мы понимали. Не сердитесь: может быть, уровень понимания литератора возрастает соответственно таланту?
- Тогда отчего же вы в Пушкине ни бельмеса? В Лермонтове? В Лескове? Мне кажется, Европа эгоистически выборочна в оценке российских талантов: то, что влазит в ваши привычные мерки, поражает вас: «Глядите, что могут эти русские!» Я временами боялся и думать: «А ну, родись Гоголь не в России - его б мир и не узнал вовсе». А вот Пушкин в ваши мерки не влазит. Только его запихнешь в рамки революционера, он выступает царедворцем; только-только управишься с высокой его любовью к Натали - так нет же, нате вам, пожалуйста, - лезет ерническая строчка в дневнике о том, что угрохал Анну Керн…
- А не кажется ли вам, что большевики замахнулись не столько на социальный, сколько на национальный уклад?
- Это вы к тому, что среди комиссаров много жидовни?
- По-моему, комиссаров возглавляет русский Ленин…
- Пардон, вы сами-то…
- Француз, француз… Нос горбат не по причине вкрапления иудейской крови; просто я из Гаскони… Мы там все тяготеем к путешествиям и политике. Любим, конечно, и женщин, но политику больше.
- Если вы политик, то ответьте мне: когда ваши лидеры помогут России?
- Вы имеете в виду белых эмигрантов и внутреннюю оппозицию? Им помогать не станут - помогают только реальной силе.
- Значит, никаких надежд?
- Почему… Политике чужды категорические меры; это не любовь, где возможен полный разрыв.
- В таком случае политика представляется мне браком двух заклятых врагов.
- Вы близки к истине… И дело не в нашей капитуляции перед большевиками: просто-напросто мир мал, а Россия так велика, что без нее нормальная жизнедеятельность планеты невозможна.
- Вы сочувствуете большевизму?
- Большевики лишили мою семью средств к существованию, аннулировав долги царской администрации. Мой брат, отец троих детей, застрелился - он вложил все свои сбережения в русский заем… Но я ненавижу не большевиков; я ненавижу слепцов в политике.
- Погодите, милый француз, вернем мы вам долги. Народ прозреет, и все станет на свои места…
- А как быть с народом, который безмолвствует?..
- Народ безмолвствует до тех пор, пока он не выдвинул вождя, который имеет знамя.
- Под чье же знамя может стать народ? Под знамя того, который провозгласит: «Вернем французскому буржую его миллиарды»?
Никандров вдруг остановился и тихо проговорил:
- Пропади все пропадом, господи… Я всегда знал - чего не хочу, а чего - желаю. Скорей бы вырваться отсюда… К черту на кулички! Куда угодно! Только б поскорей… Ну, вот мой подъезд. Пошли, я поставлю чаю и покажу вам рукописи…
Поднимаясь по лестнице, Бленер сказал:
- Вы первый абстрактный спорщик, которого я встретил в Москве. Все остальные лишь бранят друг друга. А вы не останавливаетесь на частностях…
- Так вы - иностранец. Вас частности более всего интересуют, общее - у вас свое… Буду я вам частности открывать! Я мою землю, кто бы ею ни правил, люблю и грязное белье выворачивать вам на потребу не стану. Я есть я, интересую я вас - милости прошу, а нет - стукнемся задницами, и адье…
При известии о назначении Муравьева столицу охватил ужас. Все помнили, как он сжигал деревни в Польше, вешал ксендзов, ссылал в Сибирь целыми семьями. И понимали: если Муравьев, пощады не будет. Начались допросы подозрительных. Как писал Салтыков-Щедрин: «Петербург погибал… Какие страшные люди восстали из могил… Все припоминалось, вымещалось и отмщалось. Отовсюду устремлялись стада «благонамеренных». В муравьевскую комиссию на допросы волокут буквально всех - литераторов, чиновников, офицеров, учителей и учеников, студентов, мужиков, князей и мещан. Следователям позволено издеваться над «нигилистками». И они спрашивают у девушек-курсисток, скольких мужчин они имели? Грозят выдать желтый билет проститутки, если те не ответят…
Паника и страх царят в столице. И все чаще вспоминают о расправе Николая I после разгрома восстания декабристов. Причем самыми нестойкими (как и тогда) оказались некоторые главные либералы!
Испугался Некрасов. Наш великий поэт испугался и за свой журнал «Современник». Некрасов бросился за помощью к другу царя, своему партнеру по карточной игре, графу А. Адлербергу. Но тот беспомощен. Всем заправляет неистовый, беспощадный Муравьев.
И Некрасов решился.
Английский клуб угодливо избрал Муравьева в почетные члены. Был устроен торжественный прием. На прием явился Некрасов.
После торжественного и обильного обеда Муравьев, многопудовая глыба, сопел в кресле - отдыхал. И тогда властитель дум передовой молодежи поэт-гражданин Некрасов просит позволения прочесть стихи в честь того, кого еще вчера все достойные люди именовали «Вешателем». Но Муравьев не удостоил поэта даже ответом, молча продолжал курить свою трубку. Словно и не заметил Некрасова. И тогда «поэт-гражданин», так и не дождавшись милостивого согласия, начал читать свой панегирик Вешателю… Но и этого Некрасову показалось мало. Окончив читать, спросил угодливо: «Ваше сиятельство, дозволите ли напечатать эти стихи?». А Муравьев, ему сухо: «Это - ваша собственность, и вы можете располагать ею, как хотите…» И показал поэту спину - отвернулся. И тогда один из окружающих сказал очень громко: «Думает подкупить правосудие, прочитавши стишки! Да нет - шалишь, не увернешься!»
И поэт ушел оплеванный!
Не помогло великое унижение перед Муравьевым. «Современник» закрыли. Но молодежь и общество долго не могли простить несчастному Некрасову. Студенты снимали со стен некрасовские портреты, выбрасывали их, или, написав на них «подлец», отправляли ему по почте. И он перекивал, мучительно переживал. Через 9 лет Некрасов тяжко заболел, и жизнь его превратилась в медленную агонию. «Легкой жизни ты просил у Бога, легкой смерти надо бы просить», - написал он в эти дни… Лежа в постели, в мучениях, продолжал объяснять в стихах тот поступок и каяться, каяться - «Родина милая, сына лежачего благослови, а не бей». Весть о смертельной болезни поэта распространилась по всей России. И болезнь примирила общество с поэтом. Со всех концов империи посыпались письма, телеграммы, приветствия, адреса… Любовь молодежи вернулась. Накануне смерти он снова стал кумиром.
Некрасов умер 27 декабря 1877 года.
В тот день стоял сильнейший мороз. Но впервые в истории русской литературы на похороны литератора собралось несколько тысяч человек. И они провожали тело поэта до места его упокоения в Новодевичьем монастыре в Москве.
- Приходит она, этта, ко мне поутру, -- говорил старший младшему, - раным-ранешенько, вся разодетая. «И что ты, говорю, передо мной лимонничаешь, чего ты передо мной, говорю, апельсинничаешь?» - «Я хочу, говорит, Тит Васильич, отныне, впредь в полной вашей воле состоять». Так вот оно как! А уж как разодета: журнал, просто журнал!
- А что это, дядьшка, журнал? - спросил молодой. Он, очевидно, поучался у «дядьшки».
- А журнал, это есть, братец ты мой, такие картинки, крашеные, и идут они сюда к здешним портным каждую субботу, по почте, из-за границы, с тем то есь, как кому одеваться, как мужскому, равномерно и женскому полу. Рисунок, значит. Мужской пол всё больше в бекешах пишется, а уж по женскому отделению такие, брат, суфлеры, что отдай ты мне всё, да и мало!
- И чего-чего в ефтом Питере нет! -- с увлечением крикнул младший, - окромя отца-матери, всё есть!
- Окромя ефтова, братец ты мой, всё находится, -- наставительно порешил старший.
Истерически разнервничавшегося конституционалиста Константина нашли акклиматизировавшимся в конституционном Константинополе.
Деидеологизировали-деидеологизировали, и додеидеологизировались.
Невелик бицепс у эксгибициониста.
В Кабардино-Балкарии валокордин из Болгарии.
Кокосовары варят в скорококосоварках кокосовый сок.
Их пестициды не перепестицидят наши по своей пестицидности.
Сиреневенькая зубовыковыривательница.
Флюорографист флюорографировал флюорографистку.
Ложечка моя желобовыгибистая с преподвыподвертом.
На винте, видать, видна виды видавшая Винда.
Я - вертикультяп. Могу вертикультяпнуться, могу вывертикультяпнуться.
Гурбангулы Бердымухамедов украл у Танирбергена Бердонгарова кораллы.
Эйяфьятлайокудль эйяфьятлайокудляли, эйяфьятлайокудляли, но не выэйяфьятлайокудляли.
Надо Эйяфьятлайокудль переэйяфьятлайокудлевать да перевыэйяфьятлайокудлевать.
Стаффордширский терьер ретив, а черношерстный ризеншнауцер резв.
Это колониализм? - Нет, это не колониализм, а неоколониализм!
Повадился дебил бодибилдингом заниматься.
Прирабатываясь к работке, работник нарабатывает наработки,
Заработок зарабатывает от работки, а приработок - от переработки.
На ура у гуру инаугурация прошла.
Дай кирку Киркорову корки откалывать.
Обладаешь ли ты налогооблагаемой благодатью?
Невзначай зачали чадо до бракосочетания.
Бессмысленно осмысливать смысл неосмысленными мыслями!
Рапортовал, да не дорапортовал, дорапортовал, да зарапортовался.
Высшие эшелоны подшофе шествовали к подшефным по шоссе.
Регулировщик лигуриец регулировал в Лигурии.
По шоссе Саша шел, саше на шоссе Саша нашел.
Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла.
Чешуя у щучки, щетинка у чушки.
Расчувствовавшаяся Лукерья расчувствовала нерасчувствовавшегося Николку.
Еду я по выбоинам, из выбоин не выеду я.
Недопереквалифицировавшийся.
Инцидент с интендантом, прецедент с претендентом, интрига с интриганом.
А мне не до недомогания.
Чукча в чуме чистит чуни. Чистота у чукчи в чуме.
Работники предприятие приватизировали, приватизировали, да не выприватизировали.
Бомбардир бонбоньерками бомбардировал барышень Бранденбурга.
В шалаше шуршит шелками желтый дервиш из Алжира и, жонглируя ножами, штуку кушает инжира.
Весьма воздействует на нас словес изысканная вязь.
Дыбра - это животное в дебрях тундры,
Вроде бобра и выдры, враг кобры и пудры.
Бодро тыбрит ядра кедра и дробит добро в недрах.
В целлофане целовались цепелины с пацанами, циберфиллер цыкнул числам целочисленнный процесс, а цианистые цыпки зацепились за цунами, цапля с центом танцевали целомудренный эксцесс.
Скороговорун скороговорил скоровыговаривал,
Что всех скороговорок не перескороговоришь не перескоровыговариваешь,
Но заскороговорившись, выскороговорил, что все скороговорки перескороговоришь, да не перескоровыговариваешь.
И прыгают скороговорки, как караси на сковородке.
Пирпонт Морган-старший был великий человек с глобальным мышлением, именно поэтому он… дал денег для строительства первой передающей станции в Уорденклифе. Но чем дальше продолжались работы, тем чаще его, владельца «Дженерал электрик» и бесчисленного множества других предприятий, связанных с производством, распределением и потреблением электроэнергии, посещали следующие мысли, которые я ясно читал в его глазах. Как впишется новая система беспроволочной передачи и распределения энергии в уже существующую экономическую и финансовую структуру? Будет ли она приносить пользу, не подрывая источники больших доходов, нежели те, что будет приносить она сама? Как наиболее эффективно контролировать ее эксплуатацию? И можно ли вообще контролировать ее, если любая точка на Земле может стать неограниченным источником энергии для всякого, кто не поленится подключится к ней с помощью нехитрого устройства? И как собирать плату за электричество? Ответы на эти вопросы если и были, то весьма неутешительные для глобального финансиста. И Морган прекратил финансирование работ, а мои патенты, переданные ему в распоряжение, положил под сукно. Не он один!
«…На протяжении моей жизни я не раз бывал потрясен и оглушен, узнавая, что мы, люди, можем проделывать друг с другом. И раз я убеждаюсь, что человечеству больно, это и занимает все мои мысли. Я ищу эту болезнь в себе. Я узнаю в этом часть нашей общей человеческой натуры, которую мы должны понять, иначе ее невозможно будет держать под контролем. Вот почему я пишу со всей страстностью и говорю людям это: смотрите, смотрите: вот какова она, вот какой я ее вижу, природа самого опасного из всех животных, - человека».
Уильям Голдинг, 1963
День памяти английского писателя Уильяма Джералда Голдинга (19.09.1911−19.06.1993)
____________________
«Повелитель мух» - это просто-напросто книга, которую я счел разумным написать после войны, когда все вокруг благодарили бога за то, что они - не нацисты. А я достаточно к тому времени повидал и достаточно передумал, чтобы понимать: буквально каждый мог бы стать нацистом; посмотрите, что творилось, какие страсти разгорелись в Англии в связи с цветными… И вот я изобразил английских мальчиков и сказал: «Смотрите. Все это могло случиться и с вами». В сущности говоря, именно в этом - весь смысл книги" (У. Голдинг).
На фото - кадр из фильма «Повелитель мух» (реж. Питер Брук, по роману У. Голдинга, 1963)
- Пообещай мне, что найдёшь меня и когда мы встретимся в следующей жизни, напомнишь мне …
Я уже просил когда-то об этом?
- Возможно это много раз повторялось … Я выполню то, о чём ты просишь. Я найду тебя, чего бы мне это не стоило, ты знаешь мою способность пробивать стены и пространство.
Где бы ты ни был, кем бы ты ни был, когда бы это ни было, я узнаю тебя.
Главное ты узнай меня.
- Ты это я. Я не забуду тебя, ты моё второе я. Я не люблю тебя, нет. Я просто всегда в тебе, а ты во мне, вибрирующим не гаснущим лучом …
Я верю тебе, моя любовь …
Он: «Скажи, а какую Музыку Твой плейер читае? "
Она: «Разную, рок и классику и ещё много простых,
но оригинальных вещей ! "
Он: «Ох, Друг мой ! это на рынке-барахолке вещи …
Достойный же Стих или Песня - это Вещь ! с Большой
Буквы ! и в единственном экземпляре ! "
Она: «Да, конечно ! извините ! "
// кой-кому ещё из местных жителей не помешало бы пред нами изв … //
Успокойся. Завязывай с кофе. Это просто один эпизод,
Не приравнивай мир к катастрофе, за падением последует взлет.
Улыбайся. Ты не идеальна, но тем самым даешь всем понять.
Что на фоне других-не банальна, тебя сложно в толпе потерять.
Проревись. Только дома, не в людях, их порадует слабость твоя,
А себя, подавая на блюде, ты поставишь на грань острия.
Раскрывайся-своим! Не для левых. Важно нужность свою осознать,
А фортуна приходит первой, к тем, кто просто умеет ждать!!!
Моя привычка с детства спрашивать кто сколько живет. Мой друг Вован крестьянин, он расказывает мне какое мясо вкусное и как его надо готовить. Зашла речь за коз и я по детской привычке - «Вовчик, а сколько живет козел ?», а он без раздумий - «Да пока не ебнут…»