Взмолилась солнцу лошадь -
«На свете нет щедрей!
Я знаю, дать ты сможешь
Свет радости моей!
Красива средь животных --
Ту правду не отнять.
Твоею волей можно
Ещё красивей стать!
О, дай мне, Солнце, шею
Красивых лебедей.
Просить, прости, посмею,
И ноги подлинней.
Ещё, седло, чтоб было,
Одно, на все века.
Людей бы я возила,
Не натерев бока"
Небесное светило,
Лишь улыбнулось тут.
Ей зверя опустила
По имени «Верблюд»
«Готов по описанию
Сей зверь, ни дать, ни взять…
По твоему желанию --
Такою хочешь стать?»
И солнце улыбаясь,
Услышало ответ,
От страха заикаясь,
Сказала лошадь -- «Н-н-нет!»
По-прежнему красивой
Лошадку назовут…
Но радует пустыню
С тех пор живой верблюд!
На узкой тропинке, где не разминуться
Добро повстречалось со злом.
Спешило добро до людей дотянуться,
Накрыть благодатным крылом.
Однажды добро обозвали занудным,
И выгнали прочь со двора.
А зло, что давно псом бродило приблудным
Прибилось на место добра.
Среди тех людей сразу начались склоки,
Здесь каждый был лишь за себя.
А зло раскрывало людские пороки,
Любовь и надежду губя.
Так день ото дня зло росло и жирело,
Питаясь враждой и лганьём.
Здесь каждый у зла начал жить под прицелом,
И под перекрёстным огнём.
Но всё-таки люди дошли до предела,
Добро попросили: «Вернись!»
Им жить на земле, как в аду надоело,
Да разве мытарства их - жизнь?
А зло, упиваясь раздутой гордыней
Ушло, и на узкой тропе
С добром повстречалось, смешавшись, отныне
Живём мы в их вечной борьбе.
Звезде было тесно на небосводе. Она была скована и умирала среди таких же как она. Сияющих и цветущих. Она гасла, казалось, минута и - она пропадет. Как комета. И она пала. Вниз. Среди потоков лунного света она не замечала, что летит вниз не одна. Летела еще звезда. Такая же как она. Погасшая и выгоревшая. Жаль, звезды не обладают взаимопритяжением. И уже поздно возвращаться на небосвод. Обе уже пали вниз. Одна упала вниз. Ее забрал коллекционер и поставил в рамку. У себя на стене. А звездочка так и осталась вкопана в землю.
В град, по делам своим,
Явилась Смерть с утра.
И часовой спросил:
«Зачем ты к нам пришла?»
Услышал часовой,
Едва вопрос изрек --
«Я заберу с собой
Лишь сотню человек!»
«Ох, многовато, что-то!» --
Здесь страж не устоял.
«Уж такова работа!
Забота не твоя!»
Покинув пост у града,
Стал всех предупреждать.
Совет давал, мол, надо,
Готовиться и ждать.
Но к вечеру предстало,
Не сто - три сотни аж!
«Ты слово не сдержала!» --
Сквозь зубы молвил страж.
«Придётся мне поверить.
Взяла лишь сто, мой друг!
Взять остальных сумели
Тревога и Испуг!»
КИТАЙСКАЯ ПРИТЧА
В одной китайской провинции, на вершине горы жил ученый отшельник, посвятивший свою жизнь врачеванию.
Со всех сторон к нему приходили страждущие, и отшельник их лечил как мог, а вернее, как позволял ему тогдашний уровень развития китайской медицины.
Посредственно лечил.
Одного вылечит, другого угробит.
Обидно это стало китайскому отшельнику.
Взял он свой посох, взял мисочку риса (куда же без нее!) и пошел искать тайный китайский монастырь, чтобы тамошние китайские монахи как-то повысили его уровень врачевания.
Как ни странно, но однажды он набрел на этот совершенно тайный китайские монастырь.
И тамошний главный настоятель, старый китаец. с седой бородой, выслушав отшельника, сказал ему:
- «О пытливый китаец! Мы не можем обучить тебя ничему в нашем китайском монастыре, потому что это очень секретный, совершенно закрытый монастырь.
Но, если ты прослужишь у нас простым водоносом всего десять лет и два месяца, то в награду за твое прилежание получишь удивительную способность проникать взглядом в самую суть вещей. Это должно помочь тебе при диагностике болезней.»
Китайский Отшельник с радостью согласился, и всего через 10 лет и 2 месяца вышел из ворот монастыря, озирая окрестности глазами, более зоркими, чем у орла, ибо они видели не только крошечную муху на расстоянии трех полетов стрелы, но и истинную суть этой мухи (не время и не место сейчас рассказывать о ней).
И своим новым зрением он узрел вдали другой тайный китайский храм.
И всего через неделю уже стучал в его ворота.
А еще через 10 лет и 2 месяца вышел оттуда, наделенный небывалым интеллектом - что тоже должно было помочь ему для назначения нужного, безошибочного курса лечения.
Привычно оглядев горизонт орлиным оком, китайский отшельник пошел к третьему храму, видневшемуся вдалеке.
И так он обошел целых 7 храмов - все, что были на тот момент в Китае, и приобрел 6 новых способностей (он бы и 7 приобрел, но 4-й храм, к сожалению, был заброшен, и оттуда китайский отшельник смог вынести только спрятаные сокровища, а не знания).
- *Эх, не уложился я в 10 минут, вернулся через два часа*
Из третьего храма китайский отшельник сумел выйти всего через 8 месяцев - обладая могучим разумом, он без труда сторговался с настоятелем. И приобрел за это время нечеловеческую силу и ловкость.
Из пятого он уже не вышел, а вылетел - отслужив положенный срок, сумел вытребовать впридачу к неуязвимости для ядов и инфекций способность летать.
В шестом храме его научили произвольно менять свой размер и внешний вид - ведь это все частности, главное - душа.
А в седьмом он пробыл целых 19 лет вместо 10-ти - то невыразимое словами учение, которое он приобрел там, котировалось слишком высоко.
Правда, неизвестно, что именно это было и как оно могло помочь китайскому отшельнику в его врачевании.
На прощание настоятель 7-го монастыря сказал отшельнику:
- «Теперь ты обладаешь достаточной силой и способностями, чтобы принести избавление от любых болезней. Лети к себе на гору и жди. Страждущие сами к тебе придут.»
И китайский отшельник, преображенный посещением семи китайских храмов, полетел на свою гору и стал ждать.
Ждал он недолго.
Не прошло и трех суток, как посланное Китайским Императором войско напало на него и забило до смерти. После чего ученые лекари извлекли из груди китайского отшельника его сердце, выкололи всевидящие глаза и достали великомудрый мозг.
А также собрали до капли всю кровь, и перемололи в мелкий порошок кости, и даже внутренности сохранили и бережно доставили в столицу.
Ибо нет ничего на свете более целительного, чем должным образом обработанная плоть китайского дракона.
В комнате люди и обезьяны двери закрыты на ключь. Человек умнее, обманывают обезьяну и забирает ключ, Заполненныйевращается В обезьяну. Заколдованный круг нужна идея, как соль у Ганди , делающая из толпы народ, или как о голодоморе процесс
Некогда купец отправился в другую страну и пришёл в странный город, в котором все жители были в кандалах. Купец подумал: «А если и мне наденут кандалы, что тогда делать?».
Неожиданно, в ту же минуту появилась стража и, увидев нового свободного человека, сразу же заковала его в кандалы. Потеряв возможность вернуться домой, купец приуныл. Он обратился с расспросами к несчастным горожанам, почему они все в кандалах? И те отвечали, что в их городе издавна такие порядки. Купец спросил:
- Неужели все жители города обречены всю свою жизнь носить кандалы?
Люди ответили ему:
- По слухам, иногда в город приходит некий старик, который свободен и не носит кандалов. Только он знает, как от них освободиться. Он так редко появляется, что многие сомневаются, правда ли это?
«Делать нечего, - подумал купец, - может быть, ещё увижу этого старика и узнаю, как мне освободиться».
С тех пор прошло немало лет, купец уже состарился и поседел. И вот однажды он неожиданно увидел старика, свободно идущего по улице и не закованного в кандалы.
- Дедушка, - воскликнул узник, - помоги мне освободиться от уз.
- Сынок, - ответил старик, - мысленно скажи про себя: «Пусть стража немедленно освободит меня от кандалов», - и ты будешь свободен.
Узник подумал, что это неудачная, горькая шутка, но решил попробовать и произнёс про себя эти заветные слова. Тут же появилась стража и освободила его от кандалов.
Купец поспешил уйти из этого странного города, удивляясь происшедшему. Выбежав за ворота, он снова увидел того самого старика, который помог ему освободиться.
- Дедушка, скажи мне, - обратился к нему купец, - в чём секрет этого странного города?
- Этот город не простой, - ответил старик, - потому что в нём становятся узниками и освобождаются от уз, только лишь подумав об этом. Ты потому и спасся, что поверил моим словам. А те, кто не верит мне, остаются узниками этого города, и я уже ничем не могу им помочь.
- Душа, душа чего ты хочешь? - спросил Господь у души.
- Кем ты хочешь быть в новой жизни?
Душа задумалась, а потом воскликнула: - Хочу быть Бабочкой!
- Почему? - спросил удивлённо Всевышний.
- Хочу жить легко и просто! Хочу парить как бабочка беззаботно, ни о чём не думая! Господь подумал, и сказал: - Но ведь, жизнь бабочки так коротка!
- Но, так беззаботна! - воскликнула радостно душа.
- А хочешь ли ты быть человеком? - спросил Господь.
- Человеческая жизнь непроста, но она прекрасна! - сказал Бог.
Душа задумалась, потом спросила: Кто делает прекрасной жизнь человека, ты? Всевышний улыбнулся, ответил: - Сам человек.
Но душа не унималась, и спросила снова: - А разве не ты ведёшь человека по жизни?
- Нет! Я лишь открываю человеку истину, а выбор всегда остаётся за ним. Только от человека зависит будет ли его жизнь замечательной.
Душа осторожно посмотрела вниз, на землю и задала вопрос: - От чего на свете столько страданий? Почему жизнь людей наполнена несчастьями и болью?
Печален стал лик Господа.
- Оттого это происходит, что человек забыл, о своём предназначении нести по жизни свет и любовь. Любовь и внутренний свет это те крылья, которые помогают парить человеку, быть выше своих неудач и трудностей.
Человек забыл, что только искренняя молитва, заживляет душевные и телесные раны, и избавляет от страданий! Мир человека наполненный любовью светел. Человек - который доверяет свою жизнь Господу, лишён беспокойства и сомнений. Разум такого человека руководит телом, не допуская греха! Такой человек счастлив в истине! Вера, Надежда и Любовь не покидают его до скончания дней!
- Ну, что? Ты всё, ещё хочешь, быть бабочкой? - спросил Господь.
- Нет! Не хочу! - уверенно ответила душа.
И немного помолчав громко крикнула: - Хочу быть… Рыбкой!
- Рыбкой?))) Нахмурил брови свои Всевышний.
Сказал: - Будь по твоему…
Плавает рыбка в мутной водице, горя человеческого не знает, боли человеческой не чувствует. Слово счастье ей не знакомо. Любовь не тревожит её холодное сердце.
ПРАВО ВЫБОРА ДАЁТСЯ ВСЕМ!
У края вечных снегов однажды расцвел Эдельвейс. Он проснулся, когда первые солнечные лучи едва коснулись его лепестков. Цветок посмотрел вокруг и увидел сказочную красоту. Впереди был простор, небо мирно покоилось на широких плечах гор, долина была видна, как на ладони. Утесы и каменные кручи с искрящимися лентами ручьев уходили вдаль и скоро терялись в легкой утренней дымке. Цветок замер в восхищении, не замечая даже порывов ветра, и подумал: «Ах, если бы оттолкнуться от утеса и полететь, я был бы самым счастливым на свете! Если бы смог полететь… Почему я не родился птицей?»
Прошло несколько дней. Их цветок потратил на печальные раздумья о том, что не может летать. Однажды со стороны снежных вершин подул сильный ветер. Сначала Эдельвейсу было холодно, но потом воздушный поток сдвинул Камень, лежащий рядом, и тот своей спиной загородил цветок от ветра. Камень немного покряхтел, потом удобно улегся и вздохнул.
- Как хорошо, - сказал Камень, - как я счастлив, что ветер перевернул меня! А то за последние сто лет, я уже отлежал левый бок.
Цветок поздоровался, и Камень спросил:
- Кто здесь?
Эдельвейс понял, что Камень слеп… Так и было. Камень узнавал день, по тому, что пригревало солнце, а ночь по холоду. В пасмурные дни он не мог этого понять, и спрашивал иногда у Цветка, день сейчас или ночь. Однажды Эдельвейс рассказал ему, какой красивый вид открывается с их утеса. Было утро, и солнечные лучи наполняли долину, как чашу до краев, красотой. Каждый камень, каждый ручей или утес, окрашенный теплыми утренними красками, обретал то необыкновенное очарование, которое исчезало, когда солнце поднималось выше. Цветок закончил свое описание и замер, ему показалось, что его собеседник огорчился. Но Камень воскликнул:
- Какое счастье! Я оказался в таком красивом месте! Теперь мое сердце исполнено торжества от того, что я часть горной вершины! А ведь я родился очень далеко отсюда.
Камень улыбался солнечным лучам, согревающим его, и вспоминал глубокие и горячие недра земли, свое детство, юность и путь к вершине. Он мог бы рассказать об этом, но понимал, что это очень долгая история, и у Цветка, который появился на свет не так давно, вряд ли хватит терпения выслушать ее с интересом.
Эдельвейс задумался. Он очень хотел летать, быть птицей, а был всего лишь растением. Но слова Камня перевернули его взгляд на себя. Не видящий ничего, не способный двигаться, Камень каждый день благодарил землю, за то счастье, какое она ему дала. И Цветок подумал: «Так ли плоха моя жизнь?» Он не успел ответить на свой вопрос, и увидел, что на утес села Птица. Совсем рядом. Птица посмотрела на Камень, но не поздоровалась с ним. Она даже не заметила цветок рядом с камнем. Птица не была гордой или невежливой, она просто не знала, что камни могут быть живыми. Она начала что-то искать между камней утеса и заговорила сама с собой. Эдельвейс прислушался к ней, и хоть говорила она не громко, цветок понял, в чем была ее печаль.
Птица пролетела уже очень много миль, крылья устали, а пропитания она так и не нашла. В ближайшие несколько дней ей нужно было еще построить гнездо. А сегодня нужно было найти пищу. Каждый день ей нужно было искать, чем утолить голод. Того, что так радовало Эдельвейс, она не замечала… Она летела над долиной, не видя ее красоты. Когда вставало солнце, для нее начинался новый день полный забот, она не любовалась чудесной картиной из лучей и облаков. Или замечала, но очень редко. Это не было плохо или хорошо, это была ее плата за то, что она имела живое сердце, сильные крылья и свободу выбора.
Птица тяжело вздохнула и решила заглянуть еще за этот высокий камень. Она легко вспорхнула с края утеса, перепрыгнула через несколько камней, и увидела Цветок.
Эдельвейс смотрел в ее глаза и улыбался, он был рад ей. Не смотря на все, что Цветок узнал из ее разговора, из ее мыслей, он от всей души посочувствовал Птице, словно обнял ее двумя руками - листьями. Он подарил ей, все тепло, на которое только была способна его душа. И Птица почувствовала это. Она улыбнулась, глядя на Цветок. На минуту в ней остановилась бесконечная борьба за пропитание и жизнь. Словно разжалась заведенная пружина, где-то глубоко внутри. И, впервые в жизни вдохнув полной грудью, птица почувствовала не холод снега, а его запах. Потом ветер стих, и птица почувствовала запах Цветка. Маленького Эдельвейса, растущего у самого края вечных снегов, почти на голых камнях. А Цветок в эту минуту всей своей душой пытался рассказать ей, как прекрасен мир вокруг.
- Здравствуй, - сказала она. - Какой же ты красивый!
Цветок в ее глазах был настоящим чудом. Он, не имевший возможности уйти и найти для себя лучшую землю, спрятаться от ветра, дотянуться до ручья, когда его томила жажда, дарил свою красоту, дарил чудо своей жизни.
И, словно прочитав все его восхищение, Птица оглянулась на долину. Цветок молчал, он просто улыбался и излучал сияние. А Птица смотрела вдаль, как дымка скрывала скалы, как искрились на солнце ручьи, как поднимались облака. И вдруг она поняла, что ее жизнь, это больше, чем просто борьба за существование.
- Спасибо, Цветок! - сказала она после долгого молчания.
Всего два слова, но она вложила в них больше смысла, чем может показаться на первый взгляд.
Потом Птица повернулась к Камню и долго смотрела на него, смотрела в самую глубину, смотрела глазами души. Камень был для нее ближе. Обычный камень, он не был чудом, как цветок у края снегов, так же как и она не была чудом. Но в нем Птица увидела свою суть, и поняла свое место в этом большом мире. Она коснулась его крылом и подарила все тепло своей души неприметному осколку скалы.
- Спасибо за то, что ты сохранил этот Цветок, - сказала она, - спасибо за то, что помог мне понять.
Потом Птица еще раз посмотрела на долину и улетела. Эдельвейс подумал, что ее жизнь, на самом деле, слишком сложна для него. Птица, хоть и была погружена в заботы о жизни, смогла дать что-то необъяснимое и Цветку и Камню. Цветку она подарила понимание. Эдельвейс освободился от желания полететь. Это осталось его мечтой. Но мечта больше не омрачала его жизнь печалью, а делала ее прекраснее. Потому что он знал, однажды он будет птицей, у него будет живое сердце и крылья понесут его вперед. Он хотел спросить у Камня, о чем они говорили с сегодняшней гостьей, но сначала не решался нарушить звенящее торжественное молчание, а потом уснул. И ночью во сне он легко оторвался от вершины горы и полетел.
Утром его разбудил Камень.
- Какой рассвет! - говорил он. - Как прекрасны облака! Они розовые, как сердолик в недрах земли, а солнце - оно похоже на гранат или рубин! Небо, словно лазурит! Долина так прекрасна, не хватит дня, чтобы воспеть ее очарование! Я вижу, я вижу! Какое счастье!
«Ты отдаёшь наполовину
Леса, и горы, и моря…» --
Скульптура молвила Картине,
Из глины гладя свой наряд.
В ответ -- «Из глины, что из теста,
Немудрены „Воздушны замки“!
Своё, однако, знаю место!
И, как ни странно -- свои рамки!»
Раз белошвейка шила
На берегу пруда.
Напёрсток уронила.
Уж не вернёт вода!
Своя в водице тайна.
Сказание не ложь,
В народе не случайно -
«Пропало - не вернёшь!»
С Небес, нежданно, ангел,
(Глаза в слезах не лгут)
«Не стоит духом падать!
Тебе я помогу!»
Три пальца в воду ангел
Сумел лишь опустить --
Напёрсток жемчугами
И золотом блестит.
Глаза у белошвейки
Застыли криком «Ой!»
Но опустились веки…
Промолвила:"Не мой!"
«Исправить дело просто!» --
Задумка, знать, была.
Достал другой напёрсток.
Он был… из серебра.
«Не мой!» -- опять вздохнула.
Достал ещё - «Возьми! --
Ей свой, родной, вернул он --
А эти в дар прими!
Подарок мой за честность!
И впредь не надо лгать!
Приобретёт известность
Пример -- богаче стать!"
Летели безвозвратно
С тех пор года, деньки…
С любимым мужем, как-то,
Гуляла вдоль реки.
Упав нелепо в реку,
Муж скрылся под водой.
У белошвейки веки
Наполнились слезой.
И ангел, спутник верный,
Узрел её беду.
Ей из воды мгновенно
Достал… кинозвезду.
«В судьбу мою, спасибо,
Ты снова заглянул.
Вернулась духа сила,
Что мужа мне вернул!»
Звучало с гневом тут же --
«Зачем же мне ты лжёшь?
И что ж, родного мужа
Не примешь, не возьмёшь?»
«Прости, коль виновата
Была перед тобой.
Но вспомни, что, когда-то,
Сказала я «Не мой!»
Глядишь, и повторится
Вновь твой эксперимент.
Передо мной явиться
Сумеет президент!
Их получу в подарок.
Куда мне столь мужей!
А человек я слабый…"
Сказал, подумав, ангел --
«Но ты… меня мудрей!»
-- А что у вас?
-- А у меня донос…
-- Вы здесь по адресу,
Коль на доносы спрос…
Полиция ведь тайная.
Мы все полны внимания.
Так, на кого доносим --
У вас мы разом спросим?
-- Да есть тут… неблагонадёжный,
Что бунтарём назвать не сложно.
Перед толпою -- не встречал,
Достойнее оратора.
Однако, гнев в его речах,
Касался императора!
-- А кто он? Назовите нам!
-- Я информацию вам дам.
Но… если честно, друг он мой!
Но так бы поступил любой…
-- Понятно! Деньги вам нужны
Из государственной казны!
-- Да… это правда… я в долгах!
Замучил непонятный страх…
-- С того бы начали, простите.
Какая сумма? Назовите…
-- Ну… сор… нет, нет, пожалуй, тридцать.
-- Не станем мы на вас сердиться…
Коль сумма вами названа,
Получите её сполна.
Не просто сумма, всякий знает,
Что… божеская та цена!
Услышав в мастерской, гончар --
«Ты, мой создатель! Ты, мой бог!» -
Чуть с табуретки не упал,
Ведь речь сию держал горшок.
Но удержаться всё же смог…
Так получился диалог…
«Из глины ты меня создал!»
«Что дальше… не пойму?»
«В чём смысл творенья - не сказал!..»
«А ты не рад тому,
Что, наконец, увидел свет?»
«Конечно рад -- один ответ!
Не обессудь… сумей сказать…
Мне очень хочется узнать…»
«Постой, постой… И не спеши…
Сначала для себя реши,
Определись, чего ты хочешь;
Знать смысл творенья моего
Иль радоваться от души?»
«Скупой платит дважды»
поговорка
Слуга хозяину принёс
С базара тухлу-рыбу…
И от того, кто сморщил нос,
Принял на выбор дыбу.
Из трёх, чтоб выбирал одно;
Иль съесть товар с базара,
Или ударов ровно сто,
Иль стоимость товара!
Без промедленья стал он есть,
Пока не подурнело…
И отказавшись, выбрал плеть,
Свой зад подставив смело.
На семьдесят седьмой удар
(Осталось-то чуть-чуть)
Не крикнул он, а простонал --
«Я лучше заплачу!»
Хоть платит дважды, но порой,
Способен удивить скупой!
Человек, встретив дервиша, всё же спросил --
«От ответа, глядишь, не убавится сил…
Без упрёка спрошу, потому, не грубя…
Почему я так редко всё вижу тебя?»
«Твой вопрос „Почему?“, слаще слов „Ну, зачем
Ты явился опять? Надоел нам твой дух!“
Мне, по жизни шагая, из многих речей,
Греет душу подчас, что ласкает мой слух!»