Семнадцать сорок. Всё нормально.
Домой? Да, нет, я лучше здесь…
Я без бахил. Не криминально?
Вот… в уголочке можно сесть.
Шесть тридцать вечера.
Как долго.
Из автомата кофе — дрянь.
Сижу как пень и всё без толка.
Сестричка, как дела там, глянь!
Почти что десять. Спать охота.
Который час как истукан.
А как встаю — шатает что-то…
Кристально трезв, а будто пьян.
Нет, я домой не собираюсь.
Прорвёмся, завтра выходной.
Нет, я не сплю. Я постараюсь.
А можно мне стакан с водой?
Ноль сорок. Наступило завтра.
Кто за плечо меня трясёт?
Я задремал, да что Вы, правда?
— Папаша, мальчик! Три пятьсот!
Сначала они не знают, что сказать, когда вы говорите, что скоро вас станет больше. Они просто теряют дар речи от счастья и неожиданности. Потом они кладут руку на круглый живот и улыбаются будущему сыну, хотя можно и дочке. Так, по-особенному, улыбаться они всю жизнь будут только своим детям, и ни одна женщина, даже самая любимая, не удостоится такой улыбки. Они сидят в тишине дома, в машине у въезда в роддом или стоят у изголовья кровати в родильном блоке. В те волшебные часы, когда их будущий ребенок уже вовсю стучится в жизнь, они думают о чем-то очень важном, о чем никогда никому не расскажут. Они берут на руки маленькое существо и впервые касаются губами крошечного личика. В этот момент нет никого сильнее и никого беззащитнее на свете. Они будут рядом всегда. Будут со своими сыновьями и дочками играть, беситься, покупать им игрушки, кормить кашкой, учить плавать в море, танцевать под песни из мультиков, фотографировать на мобильный телефон, иногда ругать за проказы, но никогда не делать этого всерьез. Потому что знают, что вряд ли их будет кто-нибудь любить так самозабвенно, как собственные дети.