Как убежденный атеист, считаю Библию сводом законов общежития - ведите себя так мол и так вот и да будет вам счастье! Причем, многие из этих правил универсальны - что для неграмотного пастуха 5000 лет назад, что для депутата или писателя сегодня.
В принципе, эти правила всем известны еще по их формулировке в Ветхом Завете:
Не убий, не укради, не возжелай жены ближнего своего, не прелюбодействуй…
Смотрел я комменты за последние несколько дней и не нашел ни одного российского патриота, который хотя бы задумался о том, что воровать не хорошо. Аморально. Как было во времена Вавилонского царства, так и осталось. И убивать не хорошо - правда, в Библии оговаривается случай «око за око» и «зуб за зуб». И возжелать - безнравственно. И украсть - не комильфо.
А тут все нормально. Ура! Мы украли! Ура! Мы наградили медалями за противостояние агрессии государства Украина на территории государства Украина наших солдат, которых там нет… Офигеть - не встать. Тут, кстати, еще и «не лжесвидетельствуй» очень даже вспомнилось.
То есть, буквально положено начало новой нравственности, новому кодексу общежития - воровать правильно хорошо, убивать правильно нравственно. Ну, типа, скрепы дозволяют.
Сталину с Гитлером сотрудничать нравственно, миллионы людей голодом морить - историческая необходимость, и, вообще, с точки зрения нашего соседа любое самое страшное преступление, любой случай, нарушающий все законы - божьи и человеческие - аннексии, агрессии, вранье, убийства, воровство не только допустимы, а еще и поощряются, так как любы режиму и способствуют росту народного самосознания и удовлетворения текущим политическим моментом.
И не тянет меня даже обсуждать с оппонентами нравственные моменты, так как не вижу я там нравственности от слова «Совсем».
Когда-то в этом блоге мы обсуждали разницу между этикой и этосом. Напоминаю, что с точки зрения людоеда жрать людей - нравственно. В его племени все так делают. И дедушка его так делал. И прадедушка. И прабабушка. Для него это НОРМА. И объяснить человеку, выросшему в другой традиции, почему съесть сердце, вырезанное из трупа врага, это плохо, практически не реально. Потому что в его понимании - это зашибись! И вкусно, и полезно…
С воровством та же история. И с захватом чужих территорий. И с политикой - мне на всех на вас насрать, но почему вы меня не пускаете в вашу песочницу?
Это не хорошо и не плохо. Это иная этика у иного этноса.
Поэтому взывать к нравственности века ХХI, имея дело с людьми, которые живут представлениями века XVII-го в смеси с кодексом строителя коммунизма, бессмысленно.
Тут работает только «око за око, зуб за зуб». И не иначе.
Другими словами, кольтом и бейсбольной битой можно сделать гораздо больше, чем просто бейсбольной битой. Слово и обращение к нравственности будут приняты за слабость и трусость.
Дьявол, он не только в деталях - он еще и в делах. И заповедями его не остановишь.
Как-то так.
Меня безумно раздражают модные в последнее время в сети разговоры о том, что русские должны просить прощения у украинцев. Причем, больше раздражает, когда об этом говорят как раз украинцы.
Не спешите бросать в меня камнями. Я попробую объяснить, почему, по моему мнению, население России не должно падать на колени перед жителями Украины.
Первая ключевая ошибка тех, кто поднимает тему покаяния, заключается в том, что они до сих пор используют тезис о дружбе народов - это тяжкое наследие прошлого. О таком понятии как «дружба народов» давным-давно пора забыть напрочь. Дружить могут люди, персоны, физические лица. А народы дружить не могут. Вот скажите - французский народ дружит с немецким? А американский с мексиканским? Сказать что-то подобное, мне кажется, может только психически нездоровый человек! Поэтому люди, продолжающие пользоваться подобной терминологией, для меня - либо пропагандисты, либо умственно отсталые.
Вторая ошибка - фокус претензий. Согласитесь, глупо, если человек, пытаясь рассуждать о том, кто у кого должен просить прощения, фокусируется на мнимого оппонента. Вот, мол, я представляю из себя украинский народ. А вот там - гипотетический русский народ. И в отношении этого русского народа я и выстраиваю какое-то свое отношение. А он мне отвечает.
При таких раскладах человек упускает из виду, что на самом деле к нему обращается конкретный идиот. Конкретная тварь. Саша Сотник к нему обращается. А никак не русский народ. Населению России наплевать. У него нет никаких сотников. Он совершенно иначе живет. Так что дискутируете вы, дорогие украинцы, с конкретными людьми. И то, что вы решили, что они уполномочены быть представителями некой общности - это исключительно ваши «тараканы», ваши галлюцинации. Не имеющие к реальности никакого отношения.
Все это надо потихонечку убирать. И самое полезное для этого - просто разобраться в себе.
Вот я представитель России. И на собственном примере я попробую показать вам, как население России провело эти два года.
Смотрите: первое и главное, что ставится Путину в заслугу - то, что «вежливые люди» «бескровно» спасли Крым от «кровавых правосеков-фашистов», которые непременно устроили там кровавую баню. Именно в такой обертке происходящее пропихивал в головы людей кремлевский агитпроп. Оставим в стороне то, пропихнул или нет, приняли люди это или нет. Сконцентрируемся на картинке, которую людям в умы засовывали. Знаете, почему она именно такова? Потому что в другом виде ее засунуть просто невозможно было бы. Ну не влезла бы людям в головы картинка «мы перебили проклятых хохлов»! Люди бы такое даже «на порог» не пустили бы. Человеческой психике свойственно моментально экранироваться от информации об агрессии, каких-то захватах кровавых, от информации типа «мы порубили в капусту 100 украинцев»…
Поэтому людей обманывали. Рассказывали, что источником крови и насилия является «киевская хунта». А мы, дескать, миротворцы. Мы останавливаем кровопролитие.
Если вы хладнокровно проанализируете, о чем говорила кремлевская пропаганда в эти два года - непременно заметите, что она была построена на этом же принципе. А значит, говорить, что россияне хотели, чтобы поубивали как можно больше украинцев попросту абсурдно! Особенно учитывая, что даже эти «миротворческие» глупости, которыми людей пичкали день и ночь, не особо проникали в их сознание. Может, это прозвучит цинично, но люди относились ко всему, что видели по телевизору, как к сериалу или спортивному состязанию. Которое никоим образом не было связано с реальным вовлечением.
Для тех, кто хочет со мной поспорить по этому поводу - предлагаю простой безошибочный тест: деньги и митинги.
Что же он нам говорит, этот тест?
Вы когда-нибудь интересовались, сколько денег на «Новороссию» было собрано среди населения России? Когда эти цифры озвучиваются - в Украине принято хохотать: слишком уж ничтожны эти суммы по сравнению с теми деньгами, которые собирали волонтеры в Украине. При том, что в Украине воевала армия, которую государство могло обеспечивать официально - а российские вооруженные силы в этой войне вроде как и не участвовали. И это безобразие на Донбассе могло финансироваться только так. Речь шла о каких-то «партизанских движениях», которые как раз и требовали такого неофициального финансирования.
Деньги, которые удалось собрать - ничтожны, смехотворны. О чем это говорит - то, что 40-миллионная Украина собирала на свою армию гигантские суммы, а 140-миллионная Россия для «священной войны» (так ее преподносил агитпроп) вообще отказывалась платить? Это говорит о том, что никто не хотел давать деньги на это сомнительное предприятие. Люди ограждались от тех событий. Говорили: нас это не касается. Уходили от этой темы - и старались держаться от нее подальше.
Кстати, некоторые украинцы именно эту отстраненность и ставят в вину. Мол, нормальные россияне должны были пускать под откос эшелоны с вооружением, идущие на Донбасс. А с какого перепугу? Почему это нас должно волновать? Мы же не участники этого конфликта - так с какой стати мы должны выступать на стороне Киева?
Именно это и происходило на самом деле. Население России старалось не втягиваться в это противостояние - хотя бы эмоционально. В телевизоре говорили, что это внутриукраинский конфликт, в котором Россия поддерживает несчастных донетчан, которых мучает и убивает киевская хунта. И по большому счету эта ложь всех устраивала. В Украине что-то происходит? Кровопролитие? Плохо… Москва помогает? Ну и хорошо, что помогает…
Вот и все. На этом все и заканчивается.
Или возьмите другой «лакмус» - митинги. Было несколько попыток провести митинги в поддержку «Новороссии», не сгоняя туда платную массовку. Причем, достаточно пафосных попыток. В Москве на Пушкинской площади ставили трибуну. Приводили ВИП-звезд в качестве выступающих. Дорогая аппаратура. Неделя рекламы. Что в результате? 300 человек участников. И это - в Москве, городе, где одновременно находится примерно 15 миллионов человек!
Вот истинный уровень поддержки - 300 человек. Потому что все эти «антимайданы» с жуткими «Ночными волками», с «хирургами» - это совершенно не показатель. Потому что туда свозят специальных активистов, массовку за деньги. Да коммунальщиков и студентов как людей подневольных сгоняют. Обычная практика.
Так что при таких раскладах говорить, что россияне несут какую-то ответственность, что они получили по заслугам - технически не верно. Это не так. Большинство людей мало интересует, что происходит в социальных сетях. Но если эти обвинительные голоса доносятся до широких народных масс - реакция может быть только одна: полное недоумение.
Я могу представить себе реакцию моих соотечественников, которые вдруг получили этот ушат из социальных сетей себе на голову. Они просто не поймут, что от них требуют. Кто к ним обращается. Что вообще происходит. Вот просто не поймут. Большинство населения России - подавляющее большинство - именно таково.
Так что это обычная ошибка - принимать сетевой шум за «глас народа». Сетевой шум - это не «глас народа». Это отдельные люди. А среди них - и множество ольгинских ботов.
В России, в отличие от Украины, нет возможности увидеть, как люди на самом деле к кому-то относятся. У вас есть выборы - нормальные, полноценные, состязательные выборы. Где народ отдает предпочтение отдельным партиям, конкретным претендентам на пост президента. На ваших выборах можно увидеть, как голосуют люди - и понять, как у них мозг устроен. И то, что вижу лично я, кардинально отличается от того, что есть в сети.
Если бы народные симпатии совпадали с симпатиями сетевых крикунов - у вас давно президентом был бы Ярош или, скажем, Корбан. Но это же не так! Потому что люди в Украине - спокойные, здравомыслящие.
Когда я вижу эти обвинения в сети - у меня возникает желание тоже стать в позу обвинителя. И тем, кто мне каждый день рассказывает, что я, лично я, хотел, чтобы украинцев массово убивали, те, кто с пеной у рта кричит, что 89% россиян горячо поддерживали Путина, я могу ответить в свойственной им манере.
Первое, что хочется сказать: вообще-то мы починяли примус. До того момента, как в Крыму какие-то клоуны не закричали: нас фашисты убивают! Мы такие же русские, как вы! Спасите-помогите!
Кто это кричал? Это кричали люди с синими украинскими паспортами. Несколько миллионов людей с украинскими паспортами орали «придите! Спасите! Помогите!».
Да, я знаю, что это спектакль. Знаю, что все это устроил Путин. Но куда деть тот факт, что в этом спектакле в качестве главного действующего лица участвовали украинцы? А ведь это были украинцы. Люди, живущие в Крыму, для меня - не земляки. Я их знать не знаю. Я четверть века жил совершенно другой жизнью. У нас были свои проблемы, дефолты, две чеченские войны… У вас всего этого не было. Вы (и крымчане в том числе) жили совершенно другой жизнью. Так что в Крыму тоже живут украинцы в моем представлении. И вот эти украинцы устроили нам веселую жизнь.
Еще раз.
Устроили. Нам. Веселую. Жизнь.
Нам, не наоборот.
То же самое про Донбасс могу сказать. Вы знаете, что даже у нас в Ростовской области людей с Донбасса не считают своими? Да и с какого перепугу мы бы стали их считать своими? На самом низовом, на примитивном, гопническом уровне жители Донбасса - это типичные абсолютные хохлы (пусть не обижаются украинцы на меня за это слово). По говору, по поведению, по повадкам, по менталитету… Эти люди приехали к нам в качестве беженцев. Беженец в нашем представлении - это тот, кто милостыню просит. А тут - какая, к черту, милостыня, если там вот такие растопыренные пальцы! У нас в Ростовской области так себя не ведут.
Это не наши люди. Это ваши люди. С синими паспортами. Четверть века прожившие в независимой Украине. Захарченко - это не наш человек. Гиви - это не наш человек. Плотницкий - не наш человек. Павел Дремов, которого убили, тоже не наш человек. Убитый Мозговой ко мне ни малейшего отношения не имеет. Безлер? Знать не знаю этого Безлера (он из Горловки, если кто запамятовал)…
Когда наш агитпроп говорит, что в Украине возник гражданский конфликт - я отдаю себе отчет в том, что руководство моей страны с помощью своих рычагов, которые оно имело, этот конфликт спровоцировало, оно им управляло - и продолжает делать это до сих пор. В какой-то момент даже российская армия участие во всем этом принимала. Никто с этим не спорит. Безусловно, все это есть. Но это не отменяет того факта, что речь идет о внутриукраинском конфликте - да, разожженном Россией, которая до сих пор в нем активно участвует - но этот внутренний конфликт присутствует.
Помните, в самый эйфорический момент Майдана в Киев приезжал Алексей Венедиктов. И в эфире «Громадського» он тогда сказал простую вещь: вам может нравиться или не нравиться, но «беркут» и Антимайдан - это тоже Украина. Украина несколько больше, чем Майдан. И вам придется что-то с этим делать.
Я тогда еще подумал, что Венедиктов выступает в роли эдакого адвоката дьявола - ведь тогда хотелось вопить и ликовать. Еще бы: народ победил Януковича. Но сейчас я понимаю: а ведь он был прав…
Так уж получилось, что половину Украины можно назвать просто костной. И из этой костной половины значительная часть - это просто предатели. Реальные предатели своей страны, которые желали бы ей разрушения. Которые мечтали бы стать гражданами другой страны. Это же факт!
Поэтому когда мне говорят что-то вроде «мы, украинцы - прекрасные, а вы, россияне - плохие», я все время думаю: минуточку! У вас в стране чуть ли не половина населения - предатели, пособники врага в той или иной степени. Колорады, ватники и так далее. А в моей стране военных преступников - прямых участников всего этого - ну, максимум 50 тысяч. Людей, так или иначе вовлеченных - тех, кто хоть копейку заплатил или даже что-то там вякнул в сети - процентов 5−7. Никак не больше. Остальные же даже эмоционально не были вовлечены во все это. Так как я могу говорить, что население России несет какую-то специальную ответственность?
Говорите, мы должны стать перед вами на колени? А перед кем именно? Перед Захарченко может? Это же ваш, украинский Захарченко! Я ж его не придумал!
Или мы должны опуститься на колени перед депутатами вашей Рады - Бойко, Рабиновичем, сотоварищами? Может у Елены Бондаренко мне прощения попросить? Нет? А почему? Чем они отличаются от остальных украинцев?
Вот этого я не понимаю…
Логика коллективной вины, коллективной ответственности, логика хорошего народа, на который напал плохой народ не подходит к такому сложному замесу, который представляют из себя современные войны. Эта логика, во-первых, мешает разобраться, что на самом деле произошло. А во-вторых, из людей просто делают идиотов. Потому что простые модели приводят к тому, что человек попросту отказывается от мышления - ему его заменяют готовые клише, готовые шаблоны. Мысль ведь энергозатратна, а энергию тратить не хочется. А так - взял готовое клише - и чувствуешь себя хорошо. Главное - чтобы это клише было лестным, приятным, и чтобы его повторение доставляло удовольствие.
Вот почему эта глупость обрела такую колоссальную популярность.
На самом деле, пора уже перестать думать, что существуют некие общности. В той же Украине есть разные люди. Очень разные. И они находятся сейчас в очень интересной динамике. Происходит переоценка ценностей. То же будет и у нас, когда Россия рухнет. Говоря Россия, я имею в виду Кремль. Потому что территория и население никуда не денутся - у них просто другая судьба будет. И я уверен, что эта судьба будет лучше.
Так вот - когда Кремль падет, Российская Федерация перестанет быть агрессивным государством, которое долгие годы было главнейшим фактором в Украине, без которого невозможно было ни лечь, ни встать. Она перестанет влиять на жизнь Украины. У людей начнется переоценка ценностей. И это будет захватывающее зрелище - как будет формироваться украинский народ.
Россия тоже воспрянет ото сна. Она же спит. И правильно делает, что спит. Есть такое заболевание, сценический синдром, когда человек находится на пороге стресса, перед ним становится выбор - либо пережить стресс, либо уснуть - и он засыпает.
Россия в данном случае благоразумно уснула. Наши общественные силы находятся в дремлющем состоянии. И именно поэтому ничего не получается у Кремля. Потому что вот этот вот сон - это саботаж. Потому что на определенном этапе Кремлю было нужно много добровольцев, много пожертвований, чтобы Донбасс полыхал. А он получил фигу, а не пожертвования или добровольцев. Население саботировало. Два года агитпроп его мобилизовывал-мобилизовывал, а население так и не проснулось. Повернулось на другой бок - и захрапело.
И это ключевая причина, почему у Путина ничего не вышло на Донбассе.
Так вот - мы спим. Россия спит. И наблюдать за ее пробуждением будет также чрезвычайно интересно.
Печально только, что человек, придумавший себе эту глупость о хорошем позитивном народе, на который напал плохой народ - он всего этого не увидит. Не увидит динамику и развитие собственного народа. Не будет в нем участвовать. Он так и будет вместо реальности придумывать себе сказки про орков.
Саша был единственным и поздним ребенком. И любимым. Самым любимым. Был. Еще неделю назад она еще ждала его. Выглядывала в окно. Тайком от мужа набирала молчащий с ноября 2015 года номер мобильного. И не гасила свет в коридоре. Придет Саша, а там темно, ведра стоят с углем, не дай Бог еще переступится, - думала она.
1.
Толик, муж, злился на нее. Он как-то сжался за это время. Стал молчаливым, сухим и серым, как старый столб, одиноко стоящий возле их дома. Ничего не говорил. Не плакал. И ей запретил. Она часто наблюдала за мужем, чтобы поймать в его глазах, скрываемые от нее слезы. Чтобы за счет его веры усилить свою. Или, чтобы хоть что-то понять, найти ответ. И просто не оставаться одной. Даже в мыслях. Но не находила. Ни слез, ни веры.
Еще неделю назад она глаза бы выцарапала тому, кто бы сказал «не верь». В жизни все бывает. И хоть злилась на соседок, которые не уставали выдвигать все новые и новые версии исчезновения Саши, а, тем не менее, прислушивалась к ним. Ведь никто не говорил «умер».
-Да, загулял Сашка, загулял, дело-то молодое, - успокаивала ее фельдшерица Ирина, делая укол, - он же видный жених на поселке был. Еще и ляльку тебе принесет.
Она, конечно, сердилась на Ирку. Саша ведь не такой, чтобы матери ничего не сказать, да еще и на телефон не отвечать. А внутри радовалась. И мысленно пристраивала колясочку в их небольшой сельский домик. Вернулся бы!
И ворожка, к которой она ходила, зажав в руке последние оставшиеся в доме гривны, сказала: «Верь! Он жив! В плену!».
Хотя, в то, что Светка ворожка, она особо тоже не верила. Светка всю жизнь работала маркшейдером на шахте и тут, раз, ворожка. И рублями почему-то брать не хочет. Хотя хвалят бабы ее на поселке. Мол, и мужиков от пули заговаривает, и говорит правду, кто сгинул на войне, кто в героях на новой машине вернется. Мало ли непонятного в мире. В «Битве экстрасенсов» люди такие чудеса делают. Поэтому и пошла к Светке. Опять тайком, ничего не сказав мужу. А чего ему знать, - бормотала она про себя, - это ж наше, бабское, ему не понять.
2.
Услышав про плен, она сразу побежала в комендатуру. К следователю. Просила, умоляла, обещала собрать деньги, чтобы выкупить сына. Игорь Фомич, следователь, дал надежду. Лично звонил в штаб по обмену пленными. Хороший человек. Сказал собирать деньги.
Долго рассказывал о том, сколько наших в плену. Как над ними там «укры» опыты ставят и органы вынимают. Она плакала и крестилась. Упала на колени перед ним, хрипя «спаси, Христом Богом прошу, спаси сына». Кусая губы от бессилия, проклинала фашистов и себя. И он обещал помочь. А разве будет такой человек врать? Он же власть. Для власти властью поставлен. Да и не местный, из самой России приехал. Важный человек.
Хотя, когда на поселке заговорили про фашистов, что, мол, Украина напала на Донбасс и «нацики» хотят захватить Ровеньки, шахты, выселить их из домов, она не верила.
-Тю, - смеялась, - бабы, вы шо, с ума посходили? Какие фашисты? Германию ж победили. Как Украина напала? А мы ж хто? Мы всю жизнь на Украине прожили. Паспорта у нас украинские. Луганская область, это ж в Украине, с какого перепугу Украине на нас нападать? И так все ихнее.
3.
Теперь казнит себя, что не верила в фашистов, а оказалось-то, правда. Это ее вина. Ее! Не зря же столько военных приехало из России. Техники нагнали. Для чего? Зачем русские солдаты здесь, в Ровеньках? Как она, дура, не разглядела беду. В мирное время-то, кто войну ждал?! А Россия ведь всегда с фашизмом воевала. И победила! Это она, селянка, всю жизнь от плиты да от огорода не отходившая, не увидела угрозы. А Путин, он молодец, он же сразу войска прислал. Видимо, что-то не так было в стране, просто не сообщали по телевидению. И Киев, говорят, фашисты захватили. И голод в Украине. По телевидению, вон опять показывали, что фашисты в Киеве хлеб по талонам дают, и люди из Украины бегут. Беженцев сколько. Господи, хоть сюда не дошли, крестилась она. Страшно! Правильно бабы говорят, это нам повезло, что Россия под боком. Пошли фашисты в наступление, а тут, раз, и русские войска нас защитили. Киев - то почему быстро захватили?! Потому, что от границы с Россией далеко.
Как же Саша тогда злился на эти разговоры. Господи, и с отцом они тогда так поругались, жуть. «Может Толик из-за этого закрылся в себе, может, корит себя», - вела она свой молчаливый разговор.
Саша тогда, как всегда пришел с работы. Уставший и нервный. Еще бы. Грохот от орудий. Пальба. Едут на шахту под канонадой. И в шахте все ругаются. Те за этих, эти за тех. Как тут работать? Одна политика кругом.
4.
Они с отцом всегда беседовали за ужином. Как Саша, закончив Ровеньковский горный техникум, пошел на «Дзержинку», так и стало это традицией. Сидеть после смены, разговаривать о жизни, о работе. Они всегда ждали сына, чтобы сесть за стол. Господи, как же она любила эти вечера. Их любила. Обоих. Отец за шахту расспрашивал. Скучает! Всю жизнь в лаве. Если бы не сердце да отдышка, еще бы работал. На силикоз врачам, они так и не смогли собрать. Четыре тысячи долларов просили. И отец уперся. «Не дам, - сказал: и все. Не чего этих крохоборов кормить. Мой силикоз, мной заработанный, с ним и помру!»
Она хлопотала на кухне, подливая, подкладывая Сашеньке напеченных к его приходу блинчиков, а они с отцом вели разговоры. Ничего не понимая в этих «крепь», «палили», моторист", «лента», она все равно похвально кивала головой. Мужчины!
5.
Тогда они заговорились о фашистах, обсуждая стремительные перемены, накрывшие Луганщину и только что закончившиеся телевизионные новости.
Саша ругался, чтобы она не смотрела телевизор. Она как видела, эти «хайль», свастики, этих детишек убитых, в глазах темнело, давление, тремор в руках. Потом бежали к соседке, Ирине, чтобы давление померила, да укол сделать. А как не смотреть. Вокруг все непонятно. Все врагами стали, переругались. Техника военная гудит. Война, не война? Кто с кем? Кто за кого? А по телевизору же все расскажут, по полочкам разложат. Там же умные люди выступают, не чета нам. А на базаре у баб у каждой своя правда.
Саша тогда так разругался, кричал: «Какие фашисты, мама, папа, бандиты это. Бандиты! Просто олигархи играют здесь в войну. Нет фашистов! На шахте в ополчение принимают, Ахметов 10 000 платит. Ахметов, какой олигарх? Украинский! Получается, что он в фашисты набирает? В ополчение, кто идет? Граждане Украины? Вот вам и новоявленные фашисты». «Кто автомат получил? Борька, Серега, Ванька, - перечислял соседских ребят. Кто из них работал? Ванька-наркоман. Серега - только из зоны. Борька?! Ну, хоть этот работал. Сторожем на пивбазе. А теперь они, власть. Задираются, автоматами лязгают. Не там ты, батя, фашистов ищешь».
Отец сердился. Ох, как сердился. Кричал, что Ленина будут убирать. И «Правый сектор» прокурора бил. По телевизору показывали.
- Сашка, ты шо, дурак?! Там, смотри, смотри, - клацал отец пультом, пытаясь отыскать повтор, - там отакого мордоворота показывали. Отакого,-разводил он руки, показывая размеры бандита, - а он прокурора, хлопчика, такого, як ты, за шкирку. Говорит, убью! Это ж, Сашка, и есть фашизм. А на отом Майдане. Шо они там прыгали? Москаляку на гилляку?! Не фашисты? Ты и их защищаешь? Это ж наркоманы, такие, як Ванька. Они ж за наркотики пошли. Хто, скажи, хто нормальный против власти пойдет? Власть, на то она и есть, чтобы жизнью руководить. Нам советская власть шахты построила, больницы, техникум твой. Пенсию платит. Матери он, фельдшерица уколы делает.
-Пап, да фельдшерица маме уколы делает, потому что мы ей 10 гривен за укол платим. А то и двадцатку ты ей всунешь, и конфеты, и подарок мать несет и на восьмое марта, и на Новый год, и на день рождения. При чем тут власть? Причем тут советы, Ленин? Батя, у нас шахта уже давно частная. Кто ее в частные руки отдал? Власть! На Майдане и наши пацаны с шахты были. Одних менты возили на Антимайдан, вторые, тайком, махнули типа в отпуск, а сами на Майдан. Говорят, нет там наркоманов. На Антимайдане, те, кто за Януковича стояли, те бухали, сильно бухали. А на Майдане, там пацаны говорят, люди за народ, за справедливость. Против Януковича.
Отец взрывался еще сильнее:
- А что им, людЯм-кривлялся он, - Янукович что сделал? От тебе, что он сделал, что ты его снимать решил? Деньги в шахте платят. Все работает. Премия каждый месяц. Шо тебе прокурор сделал? Ну, может и берет тот прокурор. Но не у тебя. У того, у кого есть деньги.
-Батя, да ты ж себе силикоз покупать не стал, чтобы все по-закону было, - удивлялся Саша, - а защищаешь тех, кто взятки брал.
-Брал, значит, давали. На кожного, хто брал, Сашка, есть и те, кому он дает, и те, кто дает. Это и есть власть. Завсегда так было и так будет. Не тебе, сопля зеленая, менять порядок вещей. Не веришь, что в новостях говорят, не верь. Только от приедут правосеки, начнут заставлять всех на мове говорить, повалят режим. И что будет? Смотри!- взвился отец, делая телевизор громче, - он, ваша, не фашистская власть выступает.
По телевизору показывали выступление Фарион.
Саша опустил голову.
-Пап, не то это. Не власть. И не Украина. Везде говна хватает. В России Жирик бесится, у нас,-он махнул рукой на телевизор.- О, смотри, кто это крутит, «Россия-24». Россия транслирует украинских националистов 24 часа в сутки. Пап, ну не ведись ты на провокации. И так тошно!
6.
Когда Саша ушел на смену, она со слезами просила отца не возвращаться к политике.
-Не ругайтесь, Толичка, я вас так люблю. И сердце у тебя. И давление. Не ругайся с Сашей. Власть она перебесится. А мы семья. Нам жить под любой властью!
На том и порешили.
А теперь вот. А теперь как жить? Зачем? Для чего?
Саша позвонил тогда. Вечером. Он всегда звонил, когда садился в автобус, который вез смену в город.
- Мам, оладушки есть или блинчики? Есть! С яблочным? Ставь борщ. Еду!
А потом уже с остановки:
-Мамульчик, сейчас минералки бате куплю и домой!
И все. Больше он не звонил. Она сотни раз набирала его номер. Сначала шел вызов, но никто не брал трубку. Потом телефон замолчал. Она ненавидела это «абонент знаходиться поза зоною доступу та не може прийняти ваш дзнок».
7.
«Может очередь в поселковом магазине, - терялась в догадках она, когда пошел третий час ожидания сына, - может, заговорил кто, может с ребятами из бригады болтает, может на шахту вернули, случилось, что».
Ночь она не спала. Кидалась на каждый шорох возле окна. Выходила на улицу. Отец прошел в магазин и обратно, по всей дороге, как Саша ходил домой. Звал. Светил фонариком сквозь осеннюю мглу.
Она гнала от себя мысли о беде. Только руки предательски холодели. Только сердце предательски немело.
Утром они пошли в милицию. Вернее, милиции в городе уже давно не было. Это называлось комендатура. Но все со своими бедами шли туда. Их выслушали.
Вердикт был один: загулял пацан. Слишком мало времени прошло, чтобы заявлять о пропаже человека.
Они пошли туда на следующий день, через день. Через неделю у них приняли заявление. Их допрашивал комендант, сплевывая на пол и пуская им в лицо клубы горького дыма:
-А может он у вас укропов поддерживал? В партизаны подался? Сколько ему? 28 лет? А почему не в ополчении? Почему родину от фашистов не защищает? Может голубой? Или сектант? Нет! Тогда радуйтесь, если не выясним, что он у укропов. Расстреляем вас за пособничество!
Она плакала и клялась. Своей жизнью. Сын пропал. С ним что-то случилось. Он не укроп. Он не мог. Она точно знает. Отец молчал.
8.
Потом потянулись дни. Страшные. Липкие. Однообразные. Дни без Саши. Она и не знала, что время такое длинное и вязкое. Пересуды по поселку. «Укроп, воюет против нас», «Похитили», «Сбежал в Украину и бросил мать».
А еще ночи. Такие же страшные, как и дни. Она лежала без сна, прислушиваясь, вскакивая на каждый шорох. Вспоминая. Кляла себя. Плакала в подушку.
На поселке заговорили, что коменданта в городе сняли. Вроде бы, как фашист. Или бандит. За разбой. За растрату гуманитарки. Мол, теперь все фашисты вокруг. Есть фашисты-укры, а есть фашисты-казаки. Она уже, как и большинство на поселке, не разбиралась в нахлынувшем на мир горе. Просто по привычке пошла в милицию. Они же власть. Должна же быть власть. Без власти нельзя. Не положено.
Следователь был из России. Это обнадежило. Это, значит, что теперь будет порядок. В России всегда порядок. Она, правда, в России была давно, еще в 80-е ездили на море, как раз, когда Сашеньке исполнилось три годика. Но просто знала, - Россия, это порядок и власть. Знала и всё, как «Отче наш». Это, как помнишь слова, а когда учил, не помнишь.
Тогда ей следователь и рассказал о похищениях укропами жителей ЛНР. Что, мол, воруют на органы, или на выкуп. Тогда она точно поверила, что материнское сердце не врет и Саша жив. И снится он ей живым. Спросила, сколько нужно на выкуп. Следователь сказал где-то 10−20 000 долларов. Металась в панике. Она понимала, собрать, одолжить, на нищем, шахтерском поселке такие деньги, в войну, без залога нереально. Но выход должен был быть. Она не сдастся, предложит на органы себя, но не сдастся. И Саша же гражданин Украины. Она скажет об этом, глядя в глаза укропам. Скажет, мол, как же так, вы украинцы, и он украинец. Вы же кровники! И они ее послушают. Главное, знать, где Саша и она сможет. У каждого, кто воюет, есть мать. Кто устоит перед слезами матери?!
Как-то она попыталась о «выкупе» поговорить с Толиком. Он оборвал ее:
-Мать, приди в себя! Какие укропы, фашисты и нацики в Ровеньках. Тут же их,-он сделал ударение на слове «их» и понизил голос, оглянувшись, хотя они были одни дома, - гарнизоны. Понимаешь! Тут вокруг только они, - опять оглянувшись и понизив голос. - Сюда нормальный человек не приедет. Сюда военные другой армии не приедут. Мы-зона. Въезд по пропускам. Везде блокпосты. Комендатуры. Казаки. Русские войска. Ополчение. Самооборона. Саша пропал на поселке. Ты видела тут посторонних? Нет! Эх, мать, - потянулся к ней, чтобы обнять, но резко ушел в комнату.
9.
Как-то переключая каналы, она увидела сюжет о том, как истязают пленных. Показывали Донецк. Избитые военные. Украинцы. Журналист рассказывал, как жестоко пытают украинцев, о случаях кастрации, о зверствах чеченцев и казаков. Она резко ударила по пульту.
Господи, фашисты захватили и Донецк. В Донецке они были часто. И у родни, и муж брал ее с собой «по работе». Последний раз они были в Донецке на день рождения Саши. Они всегда праздновали как-то необычно. Отец втихаря от всех, купил билеты на новый стадион. И они поехали. Втроем. На футбол. На их старых «Жигулях». Ох, и красиво. Она просто онемела от света, музыки, роз, шума города. Саша шутил, мол, вот ты мать и в Европе побывала.
10.
Как много, оказывается, не знали они здесь, в Ровеньках. Нет больше Украины. Война. Все захватили проклятые фашисты. А почему же не объявляют войну? Почему говорят, что Украина напала на Донбасс? Не фашисты, а Украина? Это значит, захватили Украину, а Донбасс оставался последним? Что же им нужно? Может быть, в Германии земли нет или шахт, что они полезли к нам? Кто теперь власть? Кто будет защищать, и освобождать Донбасс? И эти бедные мальчики, истерзанные, гордые. Их же ждут мамы, как и она. Пусть покалеченный, пусть (ох, не дай Бог, но справимся и с этим), но вернется. А эти, звери, фашисты, будьте прокляты, - шептала она в своем полунемом монологе, и просила прощения у Бога за грех проклятья.
11.
Когда ей позвонили из милиции, она летела туда на крыльях. Знала, Саша жив. Сейчас ей назовут сумму и место, куда ехать.
Следователь, взглянув на нее, опустил глаза и потребовал присутствие отца.
Понятно, не хотят, чтобы я волновалась или что-то испортила. Мужчины!- думала она, позвонив мужу и ожидая его приезда в холле Ровеньковской милиции.
Их повели на задний двор. Там, возле выкрашенного в камуфляж «ГАЗона» лежал брезент. Следователь отбросил его в сторону. Он, мерзлый, бахнул по такой же мерзлой земле. Как выстрел.
Под брезентом лежали пятеро. Худых, в засохшей крови, в нелепых позах, с вывернутыми руками и ногами, полуголых. Мертвых! Она стояла и смотрела на них. Зачем ей их показывают? Для чего?
Следователь наклонился и приложил фото, которое они подавали для объявления о розыске, к лицу одного из лежащих на земле.
-Ваш?
-Нет!- она не осознала, как ответила. Жестко. Резко. Чтобы не оставить ни единого шанса беде.
-Я все понимаю, - сказал следователь, - могу вызвать врача, если вам плохо. Но это ваш сын.
Она и так видела, что один из лежащих Саша. Просто, еще боролась. За минуты, секунды надежды.
-Саша!- она упала на колени.
Больше она ничего не помнила. Отец что-то заполнял. Ей что-то говорили. Приехали ребята из шахтной бригады. Похороны!
12.
Сашу нашли в трех километрах от поселка. В посадке. Почти у трассы, по которой каждый день едут люди. По которой на автобусе ездила и она сама в город. К следователю.
А чуть дальше, на самом краю посадки, еще одного, повешенного на дереве. Их нашел фермер, осматривающий поле для сева. Худые, избитые, с переломанными руками, на которых виднелись следы толи веревок, толи наручников. Второй парень тоже молодой, тоже шахтер, с той же шахты. Почти сосед. А она и не знала, что кто-то еще пропал той осенью. Просто каждый день похороны. Похороны. Похороны. Горе пришло в каждый третий дом поселка. Она эгоистична в своей беде не слышала о чужой. А искали многих. Девушек, мужчин, парней, детей. Сошедший с полей снег, невольно открыл новые кровоточащие раны Луганской земли.
Каждую ночь сознание рисовало ей страшные картины пыток. Она гладила Сашины руки, когда он лежал в гробу. Изломанные пальцы, кисти. Фашисты! Какие же фашисты могли сделать это?
13.
…Каждый день она ходит в милицию. Она хочет, чтобы их нашли. Чтобы наказали. Фашистов. Тех, кто убил Сашу, Аню, Лешу, Мишу, Николая, Женю, Иру, Машу…
Она была бы согласна, если бы Саша погиб в бою. Она бы приняла это. Возможно, она бы ходила с гордо поднятой головою, как ходят матери погибших. Просто ей нужно понять. Понимаете, понять! Как в их маленьком, мирном, находящемся за сотни километров от войны, охраняемом русскими войсками городке, без вести пропали больше 200 человек. В комендатуре говорят, что их убили фашисты. Как они оказались здесь? Почему их не ловят? Столько военных и никто ничего не делает? За это должны кого-то наказать. Того же следователя. Он же власть. Он русский и должен был обеспечить порядок. Охранять город от бандитов и фашистов. Власть всегда должна выполнять свои обязанности. Она решила, что обязательно добьется правды. Она хочет, чтобы никогда, слышите, никогда…
От автора. Это не рассказ. Это исповедь ровенчанки, потерявшей сына. Он не воевал. Он не был «ополченцем». Она не стояла на блокпостах и не преграждала дорогу украинским танкам. В прессе, их называют «мирные жители». Я говорю - заложники. Она ищет правды и не находит. Как и покоя. Как и все матери, отцы, мужья, жены, которые ищут таких же «мирных жителей». Тысячи заложников войны и пропаганды. Как им найти правду? О себе и в себе.
Никто не знает, сколько за время оккупации боевиками было похищено и убито мирных жителей. Мужчин. Женщин. Детей.
Саше скоро сорок дней. В морг города продолжают поступать тела. Их на языке угрозыска называют «подснежники». Те, кого нашли после схода снега.