Самые любимые образы, чувства, мысли могут набить оскомину, если их не разбавлять другими для ощущения их превосходства.
Ты бросил розу красную на снег.
Из теплых рук упала, как разбилась.
Ей холодно, бутона лепестки порвались о сугроб.
Она любила. Ты ее берег,
Но жаль, недолго ваше счастье длилось…
Не виноват цветок что перестал быть нужным.
И умер на снегу холодном, одиноко — безоружным.
— Я видела это!
— Я тоже видел это, потому что видела это ты.
Cила красоты - она в образах, которые запоминаются, которые тебя трогают и которые остаются в памяти потом. Особенно человеку свойственно что-то вспоминать из прошлого и этим не то чтобы вдохновляться, а скорее ностальгировать по чему-то. Именно те образы запоминаются, которые сильнее. Ностальгировать - это не то что вспоминать плохое, самокопанием заниматься, а именно хорошее помнить, красивое: природа, люди, события…
О давних интернет-знакомых можно сказать: мы уже сто лет знаем виртуальные образы друг друга.))
Как всякий младенец, тульский Левша появился на свет безымянным: первая публикация произведения Лескова в трех октябрьских книжках славянофильского журнала «Русь» 1881 года шла под названием «Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе (Цеховая легенда)» - именно так, со строчной буквы.
Потребовалось время, чтобы собирательный образ талантливого мастерового обрел имя. Так что у Левши, как у живого человека, есть день рождения - дата выхода журнала в свет, есть «родитель» - писатель Николай Семенович Лесков. Есть и «крестный папа» - генерал-майор артиллерии Сергей Александрович Зыбин, оружейник и изобретатель, историк и драматург, работавший в 1891 - 1913 годах на Тульском оружейном заводе…
«Я не могу сказать, где именно родилась первая заводка баснословия о стальной блохе, то есть завелась ли она в Туле, на Ижме или в Сестрорецке, но, очевидно, она пошла из одного из этих мест. Во всяком случае сказ о стальной блохе есть специально оружейничья легенда, и она выражает собою гордость русских мастеров ружейного дела… Я записал эту легенду в Сестрорецке по тамошнему сказу от старого оружейника, тульского выходца, переселившегося на Сестру-реку еще в царствование императора Александра Первого», - такой сноской, превратившейся позже в предисловие, автор предварил первую, журнальную публикацию.
Современники приняли все это за чистую монету. Николай Семенович даже вынужден был разъяснить в печати, что «весь этот рассказ сочинил» и «левша есть лицо, мною выдуманное», а блоха взята из ходячей прибаутки: англичане-де стальную блоху сделали, а туляки ее подковали и им назад отослали.
При жизни Лескова «Сказ» не получил признания как событие в литературе, тогдашние влиятельные журналы дали произведению отрицательную оценку. И хотя за первое двадцатилетие своего существования «Сказ» выдержал пять изданий, в нем по-прежнему видели всего лишь «третьеразрядный анекдот».
Интерес к «Цеховой легенде» возник в результате изысканий Зыбина, обнародовавшего историю мастерового Алексея Сурнина, который в екатерининские времена отправлен был из Тулы в Англию для совершенствования в оружейном деле, стал отменным мастером и по возвращении на родину много сделал для развития Тульского оружейного завода. От Зыбина, отмечает литературная критика нашего времени, берет начало совершенно новый угол зрения, под которым осмысляется лесковский рассказ - отныне ему ищут источники, рассуждают о прототипах, оценивают фактическую основу деталей. Так с легкой руки Зыбина абстрактный «левша» как бы обрел имя, плоть и кровь, перевоплотившись в конкретного, реально существовавшего человека - Левшу с большой буквы.
Лев Толстой как-то сказал: «Лесков - писатель будущего». Действительно, относиться к Николаю Семеновичу как к классику стали только в советскую эпоху, да и то далеко не сразу - первое собрание сочинений писателя вышло в СССР в 1956 - 1958 годах. Однако «Левшу» признали куда раньше. Он вернулся в отечественную литературу в качестве народного, массового чтения уже в 20-е годы прошлого века, когда было выпущено 5 изданий «Сказа» общим тиражом около 50 тысяч экземпляров. В 30-е годы было 8 изданий тиражом около 80 тысяч экземпляров, в 40-е - 17 (свыше миллиона), в 50-е - 16 (свыше 2 миллионов), в 60-е - 15 (около 800 тысяч в общем, малыми тиражами в переводах на языки народов СССР), в 70-е - 15 изданий, 3 миллиона экземпляров… В XX веке «Левша» выходил более ста раз общим тиражом порядка 20 миллионов экземпляров!
Впрочем, к легендарному образу Левши отношение и сегодня неоднозначное. Одни видят в нем лишь талант, загубленный спиртным, другие воспринимают лесковский «Сказ» как грустную и злую карикатуру на человека труда, третьи подчеркивают превосходство «наших» рук и мозгов перед заграничными.
О разноплановости понимания Левши мы говорили однажды с покойным ныне конструктором Стечкиным, создателем знаменитого пистолета-пулемета «АПС». Тогда Игорь Яковлевич - человек высокоинтеллигентный, интеллектуал и умница, - напомнил последние слова Левши («Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся») и заметил: по его мнению, суть созданного Лесковым литературного образа - в глубоком патриотизме. Даже в смертную минуту талантливый русский человек думал об интересах Отечества - «и с этою верностью… перекрестился и помер».
К сожалению, добавил конструктор, мы и теперь нередко «чистим ружья кирпичом». И с этим трудно не согласиться.
Бывает так, что при общении с одним человеком - «замерзаешь», а к другому хочется подойти, сесть рядом и погреться!
мы для себя, себя создали.
и напрочь вжились в образ тот,
наверняка при этом знали,
что коррективы жизнь внесёт.
…Ты, конечно, не знаешь о том -
…Как я за тобой скучаю.
…И о том, что одно за другим -
…Стихи, лишь тебе посвящаю.
…Заблудились две души случайные.
В своей жизни густом лесу.
А на утро проснулись нечаянно -
Возле дуба, плечом к плечу…
***
Неожиданно вспыхнула пламенем.
Виртуальная дружба порочная.
Что же делать с душою мне раненой?
Той влюбленности клетка прочная.
Не касался меня даже пальчиком.
Голос слышала только в наушниках.
От чего сердце сжалось страдальчески,
Чувства скованны, словно в наручниках.
До утра переписка онлайная.
И на сон только пара часов.
А влюбленность такая коварная -
Сердце дергает как маячок.
Как океан - слова, слова, слова
И мысли между них, как острова…
И к смыслу мысли слово подбираешь,
Но к месту ли оно - так трудно рассудить…
И раз по сто слова те примеряя,
Ты до такой всё степени меняешь,
Что даже смысл стиха первоначальный
Вдруг неожиданно прикажет долго жить.
Где образ Буквиц полный, чистый,
Там знаний ясных свет лучистый,
Жизнь умножая многократно,
Растит он всё, как Солнышко, бесплатно.
У мёртвого же алфавита,
Живая образность Луной сокрыта,
Даёт он людям и всему живому
Лишь мертвенного света кому.
В фонемном мраке, чуть дыша,
Тоскует бедная душа:
Ум, заражённый ложным светом,
Не думает совсем об этом.
Когда нет связи у ума с Душой,
То он, как свет Луны - пустой;
Фонем и мёртвых цифр ряд,
Всему живому - страшный яд.
…
Нам нужно просто помнить это:
Луна сильна - лишь отражённым Солнца светом,
Везде, где видим Солнца свет,
Луна - лишь бледный силуэт.
Человек всегда, когда излагает свои мысли вслух или на бумаге понимает истинный смысл того, что он формулирует в мыслях.
В интернете сидит столько рож, а все умещаются в одном смайлике ;))
Числом возьмём,
а не качеством -
сотрем в лепёшки
гранёные призмы шляпок
стальных болтов
подошвами наших ног!
Диковинный волшебный звездопад
Кружится в фиолетовом просторе.
В соленое бушующее море
Роняет ветер радужный каскад -
Мерцающие фейерверки звезд,
И топит их в чернильной хмурой бездне,
Поющей удивительные песни
О жемчугах и рифах в царстве грез.
С небесной тверди до морского дна
Низринута неведомою силой
В пучину, словно в братскую могилу,
Плеяда звезд… И там погребена…
Но лишь взойдет кудесница-заря
И гладь морскую озарит улыбкой -
Взмахнут хвостами золотые рыбки,
И выплеснут осколки янтаря
Под голый неприветливый утес,
Негаданное сказочное диво…
И в их искристых теплых переливах
Мы вдруг увидим свет воскресших звезд.