Не говоря громких слов,
была просто твоя.
Это лето пропахло тобой,
как и одежда моя.
Я так бежала к тебе, мой родной,
так ждала…
Словно по волшебству за спиной
два крыла…
Ты не искал, не просил и не верил
в эту любовь.
Душа распахнулась, но снова закрыты все двери
на кучу замков.
Лето прошло, ты ушёл,
было пора.
Как ты не понял и не прочёл,
что в сердце дыра?
Как смог оставить ту, что родной называл?
Как смог сказать, что любви и не ощущал?
Вся эта ложь, словно яд, разъедает меня…
Ложью пропахло всё лето, как и одежда моя…
взрослая ведь, и давно не «детка»,
в паспорте и, в целом - профиль-фас,
но обмана горькую таблетку,
я, жую, не сморщившись, «на раз!»
слушаю, и как эффект плацебо,
боль сотрёт «пустышка» мне твоя:
«где, когда, и с кем ты был и не был.»
эликсир целительный - вранья.
ты, гомеопат мой, слов-горошин
не жалея, выдал наперёд…
«пациент скорее жив» И - дольше
будет жить, покуда доктор врет…
но я жду, пока случайно вынешь
пузырек, запрятанный вдали:
«правда» - эвтаназия, как финиш
медленной агонии любви.
Многие люди так истосковались по любви, что готовы принимать за любовь что угодно. И этим постоянно пользуются подлецы и продавцы.
Никого, кроме нас… Как пустынна аллея
платановая!
В эти серые дни на бульвар не приходит никто,
Вот - одни, и молчим, безнадежно Друг друга
обманывая.
Мы чужие совсем - в этих темных осенних
пальто.
Все аллеи как будто устелены шкурою
тигровою…
Это - желтое кружево листьев на черной земле.
Это - траур и скорбь. Я последнюю ставку
проигрываю
Подневольным молчаньем - осенней серебряной
мгле.
Что ж, пора уходить?.. Улыбаясь, простимся
с безумиями…
Только как же сказать? - ведь осеннее слово -
как сталь…
Мы молчим. Мы сидим неподвижными.
скорбными мумиями…
Разве жаль?..
Если вы заранее знаете, что человек не сдержит своего слова, но продолжаете верить ему, значит вы обманываете сами себя…
Если средства против старения работают так хорошо, то почему они каждый год нанимают разных моделей для рекламы?
Красивый блеф… красивые слова…
не знаю, Лап, - кому они нужнее…
во всём быть проще - хуже воровства,
прости, что по-другому не умею…
я, как всегда, поверил февралю,
где чёртов снег уже не лечит нервы,
где в первый раз без фильтра закурю,
а ты сыграешь мне в любовь и верность…
с такой, как ты, плюёшь на всё вокруг,
с такой легко поверишь в небылицы,
вишу в тебе, не разжимая рук,
и чувствую, что вдрызг могу разбиться…
вот и сейчас - твой взгляд как западня…
сплошные многоточья и шарады…
ну что ж ты ждёшь… обманывай меня…
ты мне нужна намного больше правды…
Трудно себя обмануть, но, если начал, себя больше всего и обманешь.
Если не будешь верить, тогда, наверное, и не обманет никто.
Давай, обманем, что все в порядке:
что нам не больно, что мы любимы.
Живем, как раньше, по распорядку,
играем так же на пианино.
Давай, расскажем по телефонам:
довольно силы, любви в достатке;
что ты, как раньше, ночуешь дома
и чинишь часто свою «девятку».
Что так же ходим в театр на пьесы,
и критикуем статьи в газетах,
поем на кухне все те же песни,
и ждем друг друга на паропетах…
Давай, расскажем, что я примерно
тебе готовлю горячий ужин;
что нам с тобою отнюдь не скверно,
что нам подавно никто не нужен.
Давай, поверим, что все спокойно:
ты так же носишь цветы в букетах;
что в доме - ясно. Постель - просторна.
И едем к морю, наверно, летом.
Что ты все так же меня целуешь,
и к круглым датам несешь открытки.
Приходишь рано. Немного куришь.
В достатке веры. Любви в избытке…
Что мы не держим, но не теряем:
и дни погожи, и длинны ночи…
И что на свете любовь бывает…
Давай, обманем. Еще разочек. …
Что в горсти у тебя, человек,
что мешает ладони разжаться,
от чего ты, казалось навек,
не сумеешь, увы, отказаться?
Всё пройдёт: высохнет океан,
и сотрёт время жалкие горы,
позабудутся склоки и ссоры,
разожмёшь, а в горсти лишь обман…
Жена одного бедного мужчины пекла хлеб, а он потом продавал его в местную бакалею. Женщина пекла буханки весом 1 кг. Полученная выручка была неплохим подспорьем для семьи.
Но однажды бакалейщик стал сомневаться в честности бедняка, продававшего ему хлеб, и решил взвесить купленные буханки. Оказалось, что каждая из них весила не килограмм, а 900 грамм. Это очень рассердило мужчину.
На следующее утро, когда тот самый нищий снова пришел в магазин, бакалейщик раздраженно сказал:
- Больше не приноси мне свой хлеб! Я все равно у тебя ничего не куплю, обманщик! Ты мне говорил, что круги весят по килограмму, тогда как на самом деле в них 900 грамм. Я не позволю себя дурить!
Бедолага заметно раскис, потупил взгляд и сказал:
- У нас, хозяин, нет весов… Мерой мне всегда служил килограмм сахара, который я купил у тебя. По нему мы с женой и измеряли вес хлеба…
Нам хотят внушить, что большой талант (а никаких проявлений его мы не видим) имеет право на нестандартное поведение, оно, мол, свидетельство небанальности и яркости. А мне захотелось сказать драматургу: вы поэтизируете человека, за позой которого нет ничего, кроме чувства собственной безнаказанности.
Как искренни порою все лжецы.