Невостребованность человека, как правило, проявляется в его потребности нагадить востребованным конкурентам.
Очнулся утром весь в слезах. Лицо помыл. Таблетку съел.
Преобразился. Вышел вон. Таксомотором пренебрег.
Не потому, что денег мало. Вообще не почему.
Полез в метро. Там очень мрамор грандиозный. Интерьер
такой серьезный. К месту службы, в учрежденье, прискакал.
Полдня работал. Притворялся молодым. Потом вспылил.
Назвал директоршу селедкой. Был уволен навсегда.
В дверях споткнулся, рухнул наземь. Выжил, выздоровел. Встал,
таблетку съел. Побрел в контору по соседству, в двух шагах.
В отделе кадров поскандалил. На работу поступил.
Полдня старался, притворялся Бог весть чем. Потом ушел.
Минут за двадцать до закрытья посетил универсам,
купил в рассрочку холодильник небывалой белизны.
Домой приехал. Съел таблетку. Прослезился. Съел еще.
Не помогло. Махнул рукой. Разделся, лег. Зевнул. Заснул.
И все - один. Один как перст, как сукин сын, как Шерлок
Холмс!
Известный сыщик, между прочим. Надо ж понимать.
Но мы не хочем.
Но мы не хочем.
Нас тут полно таких серьезных, целлюлозных, нефтяных,
религиозных, бесполезных, проникающих во все,
желеобразных, шаровидных, цвета кофе с молоком,
таксомоторных, ярко-черных. походящих на бамбук,
пятиконечных, крупноблочных, вьючных, изредка ручных,
широкошумных, островерхих, с легкой как бы хрипотцой,
немолодых, претенциозных, праздных, сделанных на глаз,
ортодоксальных, щепетильных, радикальных как никто,
вооруженных, несомненных, конных, даже заводных,
демисезонных, осиянных, странных, чтобы не сказать -
катастрофических, бравурных, стопроцентных, от сохи,
морозостойких, быстроглазых, растворимых в кислоте,
громокипящих, иллюзорных, небывалой белизны,
кровопускательных, дробильных, бдительных до столбняка,
краеугольных, злополучных, всякий час хотящих есть,
новозаветных, ситных, мятных, медных, золотых,
невероятных…
невероятных…
невероятных…
Старая дева - никем не съеденный запретный плод.
У меня есть подруга. У нее потрясающая женственными изгибами фигура, магнетические глаза, тонкие пальцы, длинные светлые волосы, сотни потрясающих фотоснимков на ноутбуке и тысячи мужских взглядов. Поэтому она работает бухгалтером в небольшой компании, производящей ингредиенты для дрожжей.
У меня есть друг. Он уже больше десяти лет глубоко любит мою знакомую. За эти годы он успел жениться на другой женщине, родить двоих детей и обзавестись драмой «я-не-могу-их-бросить». А моя знакомая, кстати, по-прежнему свободна.
У меня есть коллега. Она обожает все, что связано с Англией. Всю свою жизнь она мечтает туда поехать, но у нее нет на это достаточных средств. Заедает она свою несбывшуюся мечту десятками новых платьев и дорогих гаджетов.
У меня есть соседка. Она мечтает о сильном мужике в доме, кухне и вечном декрете длиною в пятерых детей. Она плачет каждый раз, когда видит малыша, и по ночам сочиняет сказки для будущих ребятишек. Именно поэтому она сделала супер карьеру и каждый день грозно возглавляет пост директора достаточно крупной компании. В ее распорядке дня есть всего два «окна» - оба находятся в ее кабинете и опоясаны дорогими шторами.
У меня есть одногруппница. Два года она мечтала о том, чтобы ее бойфренд сделал ей предложение. Она вынесла своими страданиями все мозговые извилины в радиусе нескольких километров. Получила свое предложение. А теперь уже полгода мучается над тем, ее ли это мужчина? А вдруг она ошиблась?
У меня есть знакомый. Он хочет открыть свой ресторанчик и зажить спокойной жизнью. Поэтому практически каждую ночь он оттягивается до потери сознания в ночных клубах с модельками, на которых тратит огромные суммы денег, отложенные на ресторанчик в том числе.
У меня есть одноклассница. Она мечтает написать книгу. Она - наркоманка.
Внимание, вопрос: зачем людям жизнь?
© Е.К. & Tamriko Sholi
Комплекс невостребованности приучает к нетребовательности.
Невостребованным становится тот, кто от себя ничего не требует.
Невостребованные требуют больше всех.
Чаще мы не по необходимости, а из-за невостребованности - распродаем себя за бесценок.
Она была такая невостребованная, что пришлось ей стать гордой…
Старый зонт, авоська, а в ней кулёчек…
С головою кипельной, как в бинтах,
На Колхозной площади бывший летчик
Пшенной кашей кормит озябших птах.
В нем еще гудят и азарт, и тяга,
К небесам вздымающие металл…
Вот, ведь, вроде - земной чертяка,
А не меньше ангелов налетал!
Видно, очень ценит его Создатель,
Если в райских кущах еще не ждут,
Если он, по-прежнему, испытатель,
Но теперь испытывает нужду…
А ему за это - рассветов накипь,
И глухую россыпь осенних нот,
И ночных дождей водяные знаки
По кленовой охре лесных банкнот.