— Гагарин!
Гагарин оторвался от станка. Мастер стоял на железной лестнице, ведущей в цех из «аквариума» — стеклянно-железной будки, из которой просматривался весь цех.
— Топай сюда! — крикнул мастер.
Гагарин пожал плечами, выключил станок. Пошел к аквариуму. Ребята из бригады внимательно смотрели ему в след.
— Юрец, если там что… — начал кто-то, но он лишь махнул рукой: «Разберусь».
В «аквариуме», кроме мастера был новый управляющий. Молодой — всего на несколько лет старше Гагарина, да ранний. За пятно на плешивой голове его звали Меченым. Новый управляющий часто появлялся с немцами — хозяевами завода. Он бойко говорил по-немецки, вообще холуйствовал перед заводчиками, поэтому его называли еще Немецким Лакеем. По-русски он тоже говорил очень много и бойко — хотя с южно-русским произношением, откуда-то из Ставрополья был родом, — и всегда о том, что нужно работать лучше и больше, лучше и больше. Чтобы хозяева были довольны. Потому что хозяева дают рабочим работу, и те должны быть им за это благодарны. И в таком же духе.
— Здравствуй, Гагарин, — сказал Немец. Протянул руку.
Гагарин демонстративно сложил руки за спиной.
— Мне работать надо. График жесткий.
Управляющий, сделав вид, что не заметил игнорирования руки, подвинул стул.
— Ты садись, садись, в ногах правды нет.
— Постою, — сказал Гагарин.
Мастер вмешался:
— Ну чего ты, Гагарин, колючий как ежик? Поговорить с тобой хотят по-нормальному.
— Ну так говорите. Время идет, а мне еще узел обрабатывать — до конца дня успеть бы.
Управляющий сел на стул, сложил руки на животе.
— Слушай, Гагарин, у нас к тебе предложение. Нужно заканчивать бузу твою. Ведь и себе делаешь хуже и работягам. Права качаешь, профсоюз этот дурацкий. Бастовать собрались. Ну — тебе что, денег мало? Так мы тебе прибавим. Мы тебе хорошо прибавим. Отдельным конвертиком. Прямо домой. Чтобы посторонние не знали. Работник ты хороший, претензий к тебе нет — немцы таких ценят.
Управляющий встал, начал ходить вокруг стула:
— Ведь можешь и мастером стать, и на учебу можем отправить, хотя бы и в Германию, инженером станешь. У тебя же семья, да? Две дочки? Станешь инженером, жить начнешь как человек — дом построишь, машину хорошую купишь, в отпуск детишек на юга, курорты османские возить будешь. А так… Ведь вышибут тебя, Гагарин, с работы, с волчьим билетом, никуда не устроишься. Жалеть будешь. Немцы по-божески к вам, рабочим, относятся, а вот у англичан — на «Йорк-подшипник» — там знаешь какие штрафы — ползарплаты уходит. Немцы — они культурные и справедливые.
— Конечно, — сказал Гагарин. — Как людоеды. Культурно так из рабочего человека все соки выжимают. Ладно, бодягу эту я слышал уже не раз. Не купите. Не продаюсь. Профсоюз решил — если наш колдоговор не подписываете — мы начинаем стачку. А меня покупать бесполезно, я не продажный.
Он махнул рукой:
— И вообще я работать пошел.
Уже в спину управляющий зло каркнул:
— Смотри, Гагарин, как бы тобой охранное отделение не занялось!
По дороге домой старенький «руссобалт» — вот ведь ведро с гайками! — два раза заглох на перекрестках. Тоже плохо — в выходные хотел с дочками съездить к деду, а не пришлось бы с машиной ковыряться. Дед не очень хорошо себя чувствовал — 10 лет в лагерях трудового и православного перевоспитания для уцелевших после гражданской красных даром не дались.
Жена, как у них было принято, поцеловала на пороге, дочки прыгали вокруг:
— Папка пришел!
Ужин уже был на столе, переодевшись, помыв руки, сел за стол.
По телевизору — черно-белому немецкому «кайзершпигелю», на цветной пока не получалось, да и получится ли теперь? — как всегда в это время шли новости.
Сначала тезоименитство царя Кирилла Второго, долгий и нудный репортаж из храма Христа Спасителя — потом главная заграничная новость — северо-американцы запустили человека в космос. Тут же толстощекий обозреватель начал объяснять, что начинается спор о приоритете между Германской империей и САСШ — имперский рейхсфлигеркосмонавт барон фон Брудберг на своем «Штурмфогеле» поднялся в космос неделю назад со стартовой плошадки в Танганьика, немецкой колонии в Восточной Африке, но пробыл в космосе в два раза меньше.
— Но можно ли считать полет барона фон Брудберга или сегодняшний Алана Шепарда полетом в космос? Вот что думает об этом президент Императорской Академии Наук Его Высочество великий князь Николай Алексеевич…
В телевизоре возникло лицо князя — бородка, пенсне, двубортный мундир с золотым шитьем на воротнике:
— Ну, вообще-то формально говоря и фон Брудберг и Шепард сделали только суборбитальный полет. И «Штурмфогель» и «Меркурий» нырнули в космос за край атмосферы на минуту-другую — и тут же вернулись на Землю…
— Ага, — сказал хмуро Гагарин, не отрывая взгляда от телевизора. — А мы и этого не можем. Техника вся сплошь иностранная, наука в развале, все ученые уезжают из России, зато храмы да монастыри все строят и строят.
— Пап, а там в космосе ангелы летают? А боженьку там встретить можно? — спросила старшая.
— Нет там никаких ангелов, — оторвался от телевизора Гагарин. — Там пустота. Вакуум — если по научному. Зато дальше — планеты и звезды.
Он выписывал брошюрки «Общества по распространению знаний среди простонародья» — пока общество не закрыли в прошлом году по обвинению в атеизме и скрытой подрывной марксистской пропаганде.
— А батюшка на Законе Божьем сказал, что летать в космос великий грех.
— Это еще почему?
— Ну, — сказала неуверенно дочь. — Гордыня человеческая.
Гагарин тяжело вздохнул.
— Врет ваш батюшка. Наука и космос — это важнее пустых молитв и сказок.
— Юра, — вмешалась жена, — Не надо. Им ведь жить с этим.
Спор был старый. Гагарин пожал плечами.
— Ладно, девчухи, поговорим еще об этом.
В новостях еще рассказали о столкновениях в Баку, об очередной перестрелке на российско-украинской границе, о новой фильме режиссера графа Михалкова.
Перед сном, ложась спать, он сказал жене:
— Бастовать будем. Уже решено. И «Рейно» поддержит, и бывший казенный завод братьев Барышниковых. Может и «англичане» с «Йорка» подтянутся.
Жена вздохнула, даже слезу незаметно вытерла:
— Юра, ведь плохо кончится все это. А у тебя семья, девочки…
— Мы не быдло. Понимаешь, мы не быдло, — раздельно повторил Гагарин и лег в постель.
А приснился ему все тот же сон — который он видел аккурат с 12 апреля этого года — как он в скафандре вроде водолазного, лежит в огромной ракете, которая белой стрелой врезается в небо — и как потом он летит над Землей, над таким удивительно маленьким голубым шариком. А на скафандре написаны четыре буквы, значения которых он никак не мог понять: СССР.
Истории урок кровавых сеч
Недолго время в памяти хранило,
Коль из орала снова скован меч,
А серп и молот сброшены в горнило.
От прежних убеждений все легко,
Сожжённым открестились партбилетом:
С постов своих, ведь не ушёл ни кто,
Капитализм, приветствуя при этом.
Все правильные речи говорят,
Но делать ничего ни кто не хочет…
Министров самозванных целый ряд
И толпы на толчке господ-рабочих.
На улицах торгует, млад и стар,
Проспекты превратились в барахолки.
Россия днем неряшливый базар,
А вечером отбросы, да осколки.
Плотину, что раздорами полна,
Разрушила политики стихия:
Пошла разъединения волна
Союз распался, треснула Россия.
Чего делили, толком не поймут:
Казах, татарин, русский, украинцы
Сняв общее ярмо, надели свой хомут.
Зачем народу лишние границы?
За то ту тайну знают на верхах.
А мы поймём, что снова заблудились:
У власти и богатых всё в руках
За то, что расплотились расплатились.
Преступность занесла над нами нож.
Друг друга люди начали бояться,
С больших дорог бандитам невтерпёж
Они в квартиры к нам уже стучатся.
Задраили от вора, как отсек,
Железом двери и окошки тоже.
Не вор уже, а честный человек
Решётками от мира отгорожен.
Колосья, разметав по сторонам,
На герб взлетел опять орёл двуглавый,
Но всеж я верю, что вернётся к нам
Очередной виток российской славы!
Запах леса и восторга,
Любим с детства эти дни.
Здесь хлопушки из «МосТорга»
И бенгальские огни.
* * *
Конфетти из вторсырья,
Мандарин в подарках.
Фильм про баню повторят,
И с горы на санках!
* * *
Самокрутные пельмешки,
Холодец, картошка.
Просто всё и всё без спешки,
И на платье брошка.
* * *
Танцы, розыгрыши, маски
В деревянном клубе
Вон дедок взопрел от пляски!
Леший в вывернутой шубе.
* * *
…пол - тайги спилили дружно,
Нас на четверть - миллиард!
Выпить водки море нужно,
Новый Год даёт нам - старт!
В СССР такая криптовалюта была - трудодень называлась. Население целый год их майнило, а осенью меняло на зерно и облигации государственного займа.
Шшш!.. Шшш!.. Тише! О таких вещах только между нами. Я тебе, ты мне, и разбежались! Не дай бог! Что вы?! Жизнь одна, и прожить ее надо так, чтобы не было больно… И все! Все разговоры, замечания только среди своих - папе, маме, дяде, тете. И все! И разбежались. А вы на всю улицу. Что вы?! Осторожнее! Десять тысяч человек, и все прислушиваются. Вы их знаете? А кто за углом?.. Ну не можете молчать, вас распирает - возьмите одного-двух, заведите домой… Окна заложите ватой - и всю правду шепотом! Недостатков много, а здоровье одно. Недостатки исправишь…
А так сидим, молчим. Ничего не видели, не слышали. Глухонемые. Мычим. И все! Кто к глухонемому пристанет?! Что вы!.. Молчание - золото. Читали, в Гостином дворе золото нашли - шесть кирпичей.
Они растрезвонили - шесть кирпичей! Уррра! Шесть кирпичей! Землекопы, некультурные люди! Ну и сразу пришли и забрали! Что, им дали хоть один кирпич?! Абсурд! Они теперь ходят за зарплатой, локти кусают. Ну, а если бы они не сказали?.. Я понимаю, но допустим. Ну нашли. Ну чего кричать? Молчание - золото! Шесть кирпичей. Пять закопал, один на расходы. Кусочек отпилил - и в Сухуми на пляж. У всех зима, а вы загораете. Всем зубы золотые вставил - себе, жене, теще, детям. Младшему полтора года - он уже в золотых зубах. Что, некрасиво? Красиво! Улыбнуться нельзя - арестуют! И нечего улыбаться. Нечего рот раскрывать! Дома радиаторы золотые - сверху глиной обмазаны. Что, плохо греют? Согреют. Это же золото! Сын в институт попасть не может - полный идиот. Декану полкирпича - сын академик, золотая голова! Дочка - корова, еле ходит. Полкирпича в зубы - прима-балерина в Большом! И в результате все устроены и три кирпича на черный день. Только тихо! Никаких собраний. Никаких обедов, никаких праздников. Окна закрыты ставнями, из дома не выходить! Круглосуточные дежурства. Кушать только ночью под одеялом! Вот это жизнь! И - тс-с! Молчание - золото!
Никуда не поеду. Пора нам всем забыть о трехцветном знамени и соединиться под красным.
Я подчиняюсь воле народа - он вправе иметь правительство, какое желает. Я могу быть не согласен с отдельными положениями, тактикой Советской власти, но, признавая здоровую жизненную основу, охотно отдаю свои силы на благо горячо любимой мною Родины.
(Москва, 1917 год.)
Ношу красную кофточку, красную юбочку, красное платье. Сразу вспоминается кондитерская фабрика «Красный Октябрь», одеколон «Красная Москва», галстук пионерский. А уже потом-«взвейтесь кострами, синие ночи»…Было времечко… неплохое.