Есть животное странное - Выхухоль,
Тот же крот, только ближе к воде.
Вот и люди встречаются. С выгодой
для себя лишь живут. И везде
свои липкие лапки протянут,
загребут, хоть не надобно им.
От богатства трещат их карманы,
но добро не поделят с другим.
Люди уходят неслышно и тихо.
Почти что беззвучно. И даже безлико.
Уходят от муки, порой безразличья.
От разных насмешек, измен и двуличья.
Люди уходят, теряя терпенье,
Без слез, без истерик и сожаленья,
Боль, пряча внутри под красивой одеждой,
Уходят навеки, бесшумно и спешно.
Чтоб разом покончить с назойливым прошлым,
Бегут от него, в хлам стирая подошвы,
Закрыв свое сердце замками с пин-кодом,
Люди уходят в любую погоду -
В солнечный зной и во время ненастья
Люди уходят. Но… веруют в счастье.
Бывает так, что слёзы больно душат.
Бывает так, что хочется уйти…
Но вспоминаешь тех, кому ещё ты нужен.
И что ещё есть тот, кто свет твой впереди.
Ты вспоминаешь тех, кому ещё ты нужен.
И просишь Бога вновь: Спаси и Сохрани!
Есть такие люди - они как зимнее солнышко. Вроде греют, а все равно холодно.
Слова разбросаны на ветер,
Но ветру ни к чему наш трёп
Враньё гуляет по планете,
Сложившись в огроменный сноп.
В нём из колосьев обещанья,
Плевел неискренность в зерне.
Крупицы душ, что на закланье,
Огрызки правды на стерне.
Самозабвенно глушим разум,
Чтобы невеждой не прослыть.
А сноп всё больше… раз за разом.
Кого б найти? Кому б скормить?
О ЗЛОБЕ
Порою, лишь пред крышкой гроба,
От горя дар теряя речи,
Поймёшь, что пыл змеиной злобы -
Ничто близ злобы человечьей.
Оставь мне ещё немного надежды.
Предавший однажды снова предаст.
Минули года, но все тот же скрежет,
Что же нас держит? Что давит на нас?
Корчишь из себя нового человека,
Учишься позитивному восприятию,
Слыхал? Дважды не войти в одну реку,
Знаешь, мне так не приятен мир.
Мир с такими понятиями,
Мир приятелей, мир улыбок натянутых,
Мир в котором все заново, по протоптанным тропам.
Не могу, не могу, не могу.
Дайте выходов,
Дайте выдохнуть.
Снова слышится блядский шепот,
Слов сплетения в сплетнях ранят чьё-то нутро,
Утро вытрет вечернее настроение злостью несбывшихся снов.
Я сегодня растение, завтра растение,
Истерю - неврастеник.
Кто там любит жалеть? Пожалейте меня,
Мне так хочется ласки.
Здравствуйте! Расскажите о ваших симптомах,
Раскройте мне душу пожалуйста.
Нет… Сегодня я ушатаный снова.
Не хочу ваших глаз понимающих,
Не заставляйте себя показывать,
Вам не понравится.
Я сука та ещё.
Отвернулись? Ну да ладно, не ожидал другого,
Мою печаль разделит ветер да дорога до дома,
В два часа ночи, пешком километров десять.
Депрессия затянулась ещё на несколько месяцев,
Вместится ли это всё в рукописный формат?
Я мелками разрисовываю асфальт,
Вот моя жизнь, без прикрас,
Посмотри, полистай.
Хочешь такую? То то же.
Я в болоте, в своей же душе заплутал,
Пилат Понтий.
Куда мне бежать подскажи и бежать надо ли?
Строил домик из карт, а они раз за разом,
Все падали, падали.
И я тоже упал, ставши падалью,
Слёзы лью, а стервятники рады,
Тяжело быть хедлайнером фрик парада.
А недавно, по радио, напомнил ведущий,
Прошлый Март, всего одной песней, и прежнего пуще,
Разболелось, криком разрезало стенки сердечные,
Нечего делать мне здесь, понимаете?
Нечего! Не за чем. Не за что ухватиться,
Мало рук человеческих, чтобы вытянуть,
Ведь гора на плечах, и не скинуть её,
Нужно вытерпеть.
Выдернуть шнур электропитания.
Абстрагироваться от незваных гостей.
Дать утонуть моему Титанику,
Сменить адрес.
И не ждать новостей.
каждый из нас неповторим в своем роде…
имея свой личный небесный пинкод в родстве людей.
то, что заставляет покрыться патиной бронзу, медь,
серебро, амальгаму зеркала потемнеть,
от чего у фасадов белых черны подглазья, -
обнимает тебя в венеции, как свою.
смерть страшна и безлика только в моем краю.
здесь она догаресса разнообразья.
всюду ей почёт, всюду она, праздничная, течёт,
восхищенных зевак она тысячами влечёт,
утверждая блеск, что был у нее украден.
объедая сваи, кирпич и камень, и всякий гвоздь,
она держит в руке венецию будто гроздь
золотых виноградин
и дома стоят вдоль канала в одну черту,
как неровные зубы в щербатом рту
старого пропойцы, а мы, как слово веселой брани,
проплываем вдоль оголенной десны, щеки,
молодые жадные самозванцы, временщики,
объективом к открытой ране
вся эта подробная прелесть, к которой глаз не привык,
вся эта старинная нежность, парализующая живых,
вся безмятежность тихая сан-микеле -
лишь о том, что ты не закончишься сразу весь,
что тебя по чуть-чуть убывает сейчас и здесь,
как и мостовой, и вообще истории, еле-еле.
приезжай весной, бери карандаш с мягким грифелем и тетрадь
и садись на набережной пить кофе и умирать,
слушать, как внутри потолочные балки трещат, ветшая,
распадаться на битый мрамор, труху и мел,
наблюдать, как вода отнимает ласково, что имел:
изумрудная, слабая, небольшая.
___________________________________________
прятаться от перемен во флоренции, как в бочонке с гранитным дном;
будущего здесь два века не видели ни в одном
закоулке; певцам, пиратам и партизанам
полную тарелку истории с базиликом и пармезаном
подают в траттории с выдержанным вином
кукольные площади, детские музеи, парад теснот,
черепичные клавиши: солнце ходит, касаясь нот;
иисус христос, рисуемый мелом мокрым
на асфальте; и я могу быть здесь только огром,
вышедшим из леса с дубиной и сбитым в секунду с ног
ливня плотное волокно едет, словно струны, через окно,
чертит карту, где, крошечные, попарно
стянуты мостами через зеленые воды арно
улицы выходят из мглы, как каменное кино
только у меня внутри брошенные станции, пустыри
снегу намело по самые фонари
полная луна в небе, воспаленном, как от ожога
смотрит на меня бесстрастно, как на чужого
потерявшегося ребенка в глазок двери
зиму в генераторе видов не выключают четвертый год,
мандарины дольками по одной отправляя в рот,
мы сидим с моим лучшим другом, великим князем,
и глядим, как грядущее, не узнав нас, ложится наземь,
затихает и заворачивается в лед.
Люди, как карандаши - Каждый рисует жизнь себе сам… Просто кто-то ломается, кто-то тупит, а кто-то затачивается и рисует жизнь дальше…
Люди перестали видеть мир людей…
каждый видит только себя и свои проблемы
Когда в окно стучалась вьюга,
И пели белые метели,
Мы не заметили друг друга,
А может, просто не хотели.
Прошли в пяти шагах, и встречи
Не вышло. Мы ее не ждали.
Об этом не было и речи,
Когда метели бушевали.
В пяти шагах… Подумать только!
Прошли. Не встретились. Забыли.
Ведь это надо же, насколько
С тобой бесчувственны мы были!
А ведь могли сказать друг другу
«Люблю», пожав тихонько руки…
Чего теперь грешить на вьюгу?
Ни в чем не виноваты вьюги.
Я читала линии на ладонях -
Вдохновение Севера.
Я брала чабрец, кардамон и донник,
Чтобы выманить Серого.
Я шептала: «Бабка, бабка сорока,
Напугай, чтоб помучался.
Ты скажи, что сгинет он раньше срока,
Коль со мной не обручится.
Он кивал на бабкины предсказанья,
Я в стороночке слушала.
Чтобы выжить - мужем верным мне станет,
Самым преданным суженным.
Он взглянул: в груди моей солнце село
Предзакатными красками.
«Ты прости, красавица, - молвил Серый, -
Я лишь лесом обласканный»
И ушел, свободный, судьбе на встречу,
Растворяясь в лесной листве.
А за ним спокойно сгущался вечер,
И кукушка кричала вслед.
Я ступаю тихо по дороге,
Ветер мне в лицо жестоко бьёт;
Почему друг к другу люди строги,
Почему в них ненависть живет?
Как спастись от злости ненасытной,
И куда девается добро?
И любовь бывает дефицитной,
Дефицит забрал у них тепло.
Я ступаю тихо, без оглядки,
Чтобы отыскать в потемках свет,
Он играется со мною в прятки,
Создавая этим свой секрет.
Все изменится завтра. А завтра не наступит. Никогда. Ты каждое утро просыпаешься и наступает сегодня. Завтра не существует. Поэтому мало кто меняет свою жизнь. Все надеются на «завтра». А надеяться нужно на сейчас