Не сердись, не злись напрасно:
Я тебя люблю!
Вновь молчишь и так несчастна,
На лице твоём ненастно —
Я ж огнём горю.
Мне и стыдно, мне и больно,
Был неправ, и вот
Дров наломано довольно,
Но, поверь, опять невольно!
Каюсь! Идиот!
Сколько их, бродяг с душою ветра,
Мне несли привет издалека,
В серый плащ поношенного фетра
Пряча от печали облака…
Речь с одним лилась неторопливо,
В такт биенью наших с ним сердец:
«Как ты?» «Как-то так…» Шучу: «Дождливо?..»
«Так, так, так… Прости, устал в конец…»
Лёгкий вздох… и запах влажной пыли:
Снова в путь, стряхнув дорожный прах…
Где-то гром… Ушёл… Слезой застыли
Капли тихой грусти на цветах…
Тот, другой, спешил, эмоций полон,
Разом рухнул, небо разорвал,
Всё твердил, твердил, и ночь, как ворон,
Билась в глубине его начал…
Душу мне излив, уйти старался,
Плакал… Редко, из последних сил…
Сердце — пополам… Опять прощался…
И, забрав цвета с собой, уплыл.
Но любимый — молодой и робкий,
Тёплый, мягкий — с сердцем не играл.
В окнах рисовал смешные нотки,
С птичьей трелью радугою стал.
Он дарил улыбки безмятежно,
Хвастал мне на ушко:" Я грибной!"
Серый плащ в лазурь окрасил нежно,
Был недолго, а… всегда со мной!
А ты помнишь, как не было сна,
Все цвета в тишине растворились,
Мы сидели с тобой у окна,
И в глазах твоих звёзды светились,
И прохладой дышал ветерок,
Приютившись у нас на карнизе,
Истончались луны сахарок
И душа, словно скрипка в капризе…
Мы сидели с тобой у окна,
Ощущая друг друга незримо,
И была тишина не одна,
Обнимая нас неуловимо.
Как тянуло уйти в никуда,
Отдавая себя без остатка,
Но последняя гасла звезда —
Нашей близости странной загадка.
И нетронутый кофе остыл,
И луна в нём уже не дрожала,
Когда я совершенно без сил
Отхлебнул след ночной из бокала.
А потом, став одною из муз,
Мой пушистый и ласковый гений,
Ты тихонько мурлыкала блюз,
Перебравшись ко мне на колени.
Просто идёт снег.
Так и идёт с утра…
Тих и упрям, пег.
Небом и в грязь… Вчера?
Вечер дрожал весь,
бился дождём не в такт,
Будто бы знал: здесь
что-то пошло не так.
К ночи простыл в хрип,
сжался, как пёс, в комок,
Сердцем гася всхлип
в лужах от наших ног.
Замер минут бег,
чая сберечь тепло…
Просто идёт снег…
чтобы не всё прошло…
«Мой бенефис»
В отличие от шоу-мэнов и актрис,
Я сам себе устрою личный бенефис.
Приду без приглашений, не купив билет,
Понравится — похлопаю, а нет, — так нет.
-------
«Покуда»
Ты печаль моя, ты моя радость,
Ты приносишь мне горечь и сладость.
…
Покуда в мире этом я живу,
Покуда в моём теле сердце бьётся,
«Любимой» словом лишь тебя я назову,
И сладкой болью твоё имя отзовётся.
-------
«Любовь и вечность»
Пусть на свете всегда будет много прекрасных и юных Джульетт,
Пусть у каждой из них под балконом Ромео встречает рассвет!
------
«Твои поцелуи»
Поцелуи твои «стихами» словно раны горят на теле,
Сладкой болью, нежною самой, будто рядом ты в самом деле…
-----
«Время и жизнь»
Безжалостно ваяет скульптор-время
По плоти и душе бразды морщин …
Все тяжелей воспоминаний бремя,
И связи нет у следствий и причин.
-----
«Урок»
Я искал стихи про подлеца,
А нашёл, не вдруг, стихи о счастье.
И урок, что дан мне был, усвоил я отчасти,
Что конечна подлость, счастью ж нет конца.
Ты знай, что тобой я болею.
Вдвоём мечтаю долго жить
И каждой чёрточкой твоею,
Как даром божьим дорожить.
На расстояньи ощущаю
Тепло души твоей и рук.
Я мысленно обогащаю
Себя, и целый мир вокруг.
Не сумрачен, а в чудных красках
Закат вечерний и рассвет,
О нежности твоей и ласках
Романс рождаю и сонет.
За что же мне такой подарок?!
Сквозь тучи — алая заря,
И отблеск от неё так ярок,
Одной тебе благодаря!
1970 г.
Сердца у нас навек слились
В сердцебиение одно.
Внезапно мысли пронеслись —
Какое счастье нам дано.
Любовь не выразить словами,
Эмоций всплеск не объяснить,
Вдвоём с тобой познали сами —
Какая между нами нить.
Она теплом души согрета,
Взаимной нежностью свита,
Благодарю тебя за это —
Любовь священна и чиста.
Одно у нас с тобой дыханье
И шёпот твой: «Ты — божество!»
Продлись восторг, очарованье,
Души и тела торжество.
1970 г.
Союз сердец — основа счастья,
Здоровье, сила, красота,
Зимой теплей вдвоём, в ненастье,
Уверенность и высота,
Взаимно взятая на старте,
До финишной черты дойти
И в дождь, и в зной,
и в снежном марте
Держаться, не сходя с пути.
Не поворачивать обратно,
Не рвать завязанную нить,
Да, нелегко, но вероятно
Любовь навеки сохранить.
1970 г.
С годами чуточку мудрее
В исканьях истин голова,
И мысль настойчивее зреет —
Земная жизнь во всём права.
Любовь с небес — награда, нега,
Прикосновенье губ и рук,
Но в мутных, талых водах снега
Не различить — где враг, где друг.
Немало сделано ошибок
От льстивых слов, где фальшь и ложь,
Но слава Богу, от улыбок
От искренних не бросит в дрожь.
Душа людей есть на распашку:
Дадут и хлеба, и воды,
Оденут в тёплую рубашку,
Спасут на краешке беды.
Есть россияне на планете
С достойным званьем — Человек!
Их любят взрослые и дети,
И дай им Боже долгий век.
Но никому желать нельзя
Ухода с недожившим веком,
Кто падая, встаёт, скользя
Именоваться человеком.
Вот как двигалась эта картина:
Я был как художник, лепил из пластилина
Любовь, которую, как мне казалось,
Я выдумал сам, и она получалась.
Цвета, которые мне не давались,
Я взял их под сердцем, они там валялись.
Так нет, не пылились, их просто не брали,
Цвета едкой боли, любовной печали,
Цвета, цвета крови бегущей по венам,
Они так стонали, они так кричали,
Я чувствовал телом.
Вроде того быть или не быть,
Я хотел бы знать, как?
Вот в чём вопрос…
Как бы мне тебя бы не убить,
Не любить тебя, как?
Вот где ответ…
Вот как бывает, не зная той правды,
Ты вылепил тело, поставил на карту
Любовь, которая так не хотела
Остаться с тобой, и она полетела
Туда где никто никогда не страдает,
Тому, кто её никогда не познает,
Любовь из пластмассы, неведомой расы,
Любовь цвета боли, любовной печали,
Любовь цвета крови, бегущей по венам
Она так стонала, она так кричала,
Я чувствовал телом.
Не смотри, когда уходишь,
Ты, родимая, назад!
Ведь былого не воротишь,
Не изменишь действий ряд.
Не исправишь все ошибки.
Все слова не зачеркнёшь.
Не вернёшь былой улыбки.
Всё проходит. Ну и что ж?
Что с того, что мы расстались?
Уходи! Тебе пора.
Дней моих прошедших радость,
Это вовсе не игра.
Ты идёшь своей дорогой?
Ты решилась? Так иди!
Ну-ка, живо двигай ноги!
Видишь знаки на пути?
Так не стой столбом на зебре!
Всё. Погас зелёный свет.
Ты с каких явилась дебрей?
Для тебя что, правил нет?
Уходи с проезжей части!
Пропусти же самосвал!
Молодец. Вернулась? Здравствуй!
Я тебя так долго ждал.
Любовь — сильнейший стимулятор,
Когда в руке лежит рука,
Для жизни — это навигатор.
Вдвоём взлетая в облака,
Увидеть звёзды, их мерцанье,
Познать вселенной высоту,
Природы дивное созданье,
Её просторов красоту.
И дорожить великим чувством,
Взаимностью не на показ,
И овладеть любви искусством,
Ведь жизнь даётся только раз.
1970 год.
Был август и уже кончалось лето,
Прошли дожди грибною полосой.
Любовь моя, откликнись эхом, где ты,
Куда ты скрылась с русою косой?
Умчалась юность в дальние откосы,
Прошли в печалях, радостях года,
Твой милый взгляд, твои густые косы,
Я знаю: не забуду никогда.
1970 г.
Тяжело протиснуться в вагон —
На перроне вечно тьма народу.
Тепловоз, смиренный, точно слон,
Молча гложет теплую погоду.
«Место 20, пятое купе,
Далеко билет не убирайте»
У соседки в плеере Любэ
Сразу после песни Орбакайте.
Выпускница. Едет поступать.
Море планов, вечность на ладони…
Начинает новости вещать
Детище Попова и Маркони:
Посадили бизнесмена где-то,
Ни за что, (понятно и младенцу).
Всё почти у нас амбивалентно —
До опалы миг от преференций.
Ладно, не об этом разговор.
Станция. Пойду-ка прогуляюсь.
В городских огнях немой укор,
Или, может, это просто зависть?
На людей похожи облака.
Есть на то, наверное, причина.
Горько-сладкий запах табака
Слился с ароматом капучино.
Вдоль состава бродят «челноки»,
Попрошайки стаей каруселят.
Ненароком пишутся стихи,
Тотчас же бессонницу посеяв.
Почерком неровным в свой блокнот
Запишу я музыку вагона,
Пусть стучат колёса мимо нот,
Пусть фальшивит партия тифона.
Дома буду засветло уже.
Отдохну — есть впереди два дня.
И увижу, словно в мираже:
Облако похоже на меня.
НАША ДОРОГА
Мы идём по дороге: спешим, отстаём, и смеёмся, и плачем,
И скрываем, как правило, даже от самых родных наши слёзы.
Начертал путь Вс-вышний в начале начал, и всё так — не иначе,
И знавали о том Авраам и Христос (сомневался Спиноза).
И, шагая по жизни с упорством, ленцой ли, мы платим с лихвою
За гордыню и скупость души, и роскошный каскад наслаждений,
Но потом, пред финалом, склоняемся к Торе, а кто к аналою,
Кто с сомненьями в вере, снедаемый страхом, а кто без сомнений.
Кто шагает неслышно, а кто и под гром неизбежных оваций,
Но равны для Творца достиженья живущих — всем хладным быть тленом,
А рабочие сцены снуют меж меняющихся декораций
Новых пьес, что идут на усталой и грешной Земле неизменно.
А душа остаётся и к звёздам летит, чтобы слиться с Вселенной,
Коль она человека, что радость вселял в проходящие судьбы —
Коль она негодяя, то жаждет принять её в лоно геенна…
В тишине мирозданья планеты глядят, как бесстрастные судьи.