Вы устроили, какой - то детский сад:
Я участвовать в нем не хочу.
Смысл мне возвращаться назад,
Что от этого я получу?
Не хочу прошлое ворошить,
Да и вам не советую тоже.
Может, будем спокойно жить,
Я одна стремлюсь к покою, похоже.
* * *
Как ярко полная луна
Посеребрила эту крышу!
Мы здесь под тенью полотна,
Твое дыхание я слышу.
У неостывшего гнезда
Ночная песнь гремит и тает.
О, погляди, как та звезда
Горит, горит и потухает.
Понятен блеск ее лучей
И полночь с песнию своею,
Но что горит в груди моей -
Тебе сказать я не умею.
Вся эта ночь у ног твоих
Воскреснет в звуках песнопенья,
Но тайну счастья в этот миг
Я унесу без выраженья.
1859
Не молчаливый дурак скучен, а разговорчивый.
Ты говоришь с придыханием и не спеша,
Голос с надломом искусственен и театрален.
Думаешь, это волнует? Поверь мне: едва ли…
Слишком затянутых пауз не терпит душа.
Что будоражит - так это напористость фраз,
Хлёсткие звуки, слова - словно пули на вылет.
Чувствуй стихи - ведь они таковыми и были!
Просто прислушайся к ним посерьёзней хоть раз…
Словно душевный нарыв - каждый звук, каждый слог!
Мысли - живые. Слова - словно вспышки и блики.
Как же ты смог превратить их в вульгарный, безликий,
Тусклый (понятный тебе одному) монолог?
Ну, а по мне: пусть коряво, без всяких прикрас,
Но с настоящим, естественным, искренним чувством.
Знаешь, уметь прочитать - это тоже искусство,
Не превращай же искусство в наигранный фарс.
Поджигая опавшие листья,
Собирая растерянность крон,
Я до кучи гребу свои мысли
Пусть горят они синим огнём.
Как не просто зажечь влажный листик.
Вроде вспыхнул и снова погас.
Я романтик, я вовсе не мистик,
Но мне видится в дымке Пегас.
И в огне неожиданным жаром
Змей Горыныч реально ожил.
Я засыплю его веток валом,
Чтобы часом коня не спалил.
Мои мысли тихонько сгорают.
Звери-искры умчались во тьму.
Только звёздочки в небе порхают
И Луна заблудилась в дыму.
Тебя разбудит летняя прохлада,
Не важно где ты, кто ты, кто с тобой.
Петух разбудит, грохот водопада,
Шум города, иль ласковый прибой.
Подумай: для тебя Господь старался,
Дал радость и всю эту красоту.
Чтоб ты любил и малость, и пространства,
Глубины вод, равнины, высоту.
Чтоб мог сказать - я патриот вершины,
Реки могучей или ручейка.
Пусть будут дОроги тебе долины,
И друга верного в руке рука.
Раздвинь сознанье, сбрось оцепененье,
Чтоб ты и я, все вместе мы смогли,
Преодолев преграды и сомненья,
Произнести: «Я патриот Земли!»
Не снаружи мороз. Внутри.
Лето кануло в Лету, видно.
Тьма разбила все фонари,
Впрочем, вот уж за что не стыдно…
Отогреть бы сердечный стук,
Разморозить бы душу счастьем
От случайных касаний рук.
Хорошо бы…
Да жаль не властен
Ни над сердцем, ни над душой
Я давно. Не хозяин чувствам.
Проморожен насквозь. Тобой.
Холод ты возвела в искусства
Степень. Мастер. Умеешь…
Что ж,
Как-то дальше таким - холодным -
Буду. Буду лелеять ложь,
Буду вновь до утех голодным,
А любовь…
Что любовь? К чему
Мне о ней, коли в сердце стужа.
В сигаретном густом дыму
Воздух свежий не очень нужен.
Извела ты, обида проклятая!
Извела лиходейством меня.
Или хочешь, с ума чтоб я спятила?!
Иссушить хочешь сердце до дна?!
Затянула мне горло верёвкою-
Невидимкою, -душишь давно,
И судьбу непутёвую, горькую
(Сколько можно?) - бранишь всё равно.
Хватит грызть мою совесть избитую:
Что могла - всё уже отдала!
Я, вдруг, вспомнила гордость забытую,
Что в душе тихой песней жила.
Отпусти ты, обида проклятая!
Или мало мне тяжбы креста?!
Много раз я была на распятии -
О спасенье молила Христа…
Вечер. Последний луч исчез,
Как в залах гаснут люстры.
И ароматы садов вдруг резко
Вспенились духом острым.
Левкои, розы и резеда -
Кубок волшебный счастья!
Голубь сегодня стонал с утра.
Природа в нежной власти.
Можно ли облако над головой
Встать и поцеловать?
Мимо проходит путник седой,
Верит ли он в покой?
Старая, старая песня-мольба
Не опрокинет жизнь,
Только колеблет движение слабое
Скалываясь, как в призме.
Мимо цветов иду по дуге
Длинной садовой тропы.
Капли росы прильнут к ноге,
Слижут дневную пыль.
Как-то подкралось утро в прищур.
Время в мечтах летит.
Голубь с голубкой слитной фигурой
Спят на балконе тихо.
Вот соловей в ещё тёмном бору
Сладко поёт рассвету.
Просто вздохнуть на чистом ветру -
И большего счастья нету.
Голубь проснулся, ветром дохнул
И застонал с тоскою.
Нежное лето, берёзовый гул.
Сердце надежды строит.
Тихо качаюсь в мечтах-морях,
Голубь всё стонет, стонет.
Ты разыщи среди трав меня,
Согрей мою жизнь в ладонях.
Что досталось мне от января? -
Новый год, набор досадный веса,
Вкус напитка цвета янтаря,
В комнату проникший запах леса.
Пара новых фото в соцсетях,
Парочка друзей из «паутины»,
Тёплое общение в гостях,
Несколько стихов и две картины.
Платье на все случаи одно,
И мерцанье праздничной рекламы,
Два похода: в драму и кино,
День рожденья Господа и мамы.
Наблюденье: день чуть-чуть подрос!
Насморк, приключившийся нежданно,
Наконец-то грянувший мороз,
День святой угодницы Татьяны.
Похудел на месяц календарь,
Праздники залезли нам в карманы.
Впереди коротенький февраль,
Ну, а там - весна и планы, планы!
О, эти февральские вьюги,
белесый мятущийся мрак,
стенанья и свист по округе,
и - по пояс в снег, что ни шаг…
О, эти ночные прогулки,
уходы тайком со двора,
дремучей души закоулки,
внезапных открытий пора.
Томящее нас ощущенье,
что вдруг - непонятно, темно -
раздельное мыслей теченье
вливается в русло одно.
И все растворяется в мире
кипящих лесов и снегов,
и счастье все шире и шире,
и вот уже нет берегов!
Навстречу сосны. Нет конца им…
День ярче, выше, горячей,
но хвойный кров непроницаем
для ливня солнечных лучей.
Лишь кое-где во мраке вкраплен
как будто золота кусок.
И с веток солнечные капли
сочатся в розовый песок.
В лесу торжественно и тихо…
Но я не слышу тишины, -
еще не умер отзвук дикой,
железной музыки войны.
И с молодой березкой рядом,
ее шуршанием одет,
стоит расщепленный снарядом
сосны обугленный скелет.
Ах, если б счастье я купить могла,
как покупают хлеб, вино и розы.
У счастья столько жизни и тепла,
и мне бы счастья маленькую дозу.
Но так, чтоб постоянно, чтоб всегда…
чтоб засыпать и просыпаться рядом,
чтоб не ушло однажды в никуда.
Мне дозу счастья постоянно надо.
Седая голова планеты древней нашей,
Колонна, на которую оперся небосвод,
В тебе - источник рек, ты - каменная чаша,
Ты - великан, что облака пасет.
Горда твоя вершина, непреклонна,
Над нею только синева и тишь,
Твои столпы - крутых отрогов склоны.
Ты ни пред кем колен не преклонишь.
С гранитной кручи, с высоты надменной
Ты смотришь вниз, угрюмый исполин,
На жалкий мир, ничтожный, мелкий, бренный,
Таким порой он кажется с вершин.
Захочешь - в клочья изорвешь ты тучи
И как коня, стреножишь вихрь летучий…
И снова над вершиной непреклонной
Царят, как прежде, синева и тишь…
Твои столпы - крутых отрогов склоны,
Ты ни пред кем колен не преклонишь.
Но на уступах, в небо устремленных, -
Упрямый жгут протоптанной тропы,
И на челе, на глыбах раскаленных -
След человечьей маленькой стопы.
Душа моя, Вселенная, прости!
Я нежностью светиться не устану,
Но Я Твоей единственной не стану
Звездою бесконечного пути.
Душа моя, Вселенная моя!
Сонаты лунной звездная сюита!
Ты - Вечность не испитая моя,
Я - Нежность, что тобою не испита.