Серебра серебро серебрится…
Можно было бы спать, почему-то не спиться?
Далеко уже полночь выходит за круг
Я оглох в тишине, я боюсь своих рук…
Ничего уже нет, и стена холодна,
Потому что раскрашена белым стена.
И хотя можно встать, можно чай разогреть,
Забываю зачем, продолжаю сидеть,
И когда уже нет больше сил на тоску,
Сон серебряный ствол поднимает к виску.
Я пропускал весну, который год…
Не замечал, что ожила вода,
Что солнце потеплевшее цветет,
В накале игл отточенного льда.
И, став предметом помыслов и снов,
Весна пришла однажды наяву,
Где на вершине птичьих голосов,
Деревъя улетают в синеву…
Мы заснули давно,
Может быть еще в зимнюю стужу,
А мне кажется лишь вчера!
Посмотри — за окном уже лужи,
Как небесные зеркала.
И со сна, что же это яркое
Разрумянилось и томит,
То ли отблеском солнца жаркого,
То ли соком твоих ланит?
Сон тенями за шторы пятится,
Расползается по углам
И во след ему день расправится
Лепестками забытых драм.
Ну, поспи еще хоть мгновение,
Не срывай паутину сна…
Я тебе подарю картину
Занавешенного окна.
Мне не спится, что-то тревожит мой сон,
Эти ночи мои так пустынны и зябки…
Словно мокрые камни полезли на склон,
Капли катятся по палатке.
Что мне делать с собою самим,
Где и как мне разбить свое тело,
Чтоб болело бы каждым кусочком своим,
Чтобы только душа не болела!
Сам себе говорю: я устал
Любить пряную грусть дождей
И наводить серую краску.
Спешить успеть уловить
И знать, что успею забыть
Дым этих дней, встряску…
Или еще! Я устал мечтать
Путая кровь с вареньем,
Вынуждая себя икать
Не своим стихотвореньем.
Исключение: кроме с похмелья …
Выпустить яд,
Горькое отрезвленье,
Убеждая себя потом,
Что оправдана плата,
Отравляя в дыму стихом
Стакан собрата.
Или листом, что теперь
Никому не нужен,
Упасть, улететь, уплыть
По осенним лужам.
Усни. Во льду теней
Спадет тяжелый зной,
Расправленность бровей
Как крылья над тобой
И неостывших губ
Горячее питье…
Усни во льду разлук
Желание мое.
Чернильница и белый лист бумаги,
Ночь за окном и фителек огня…
Так все века певцы стихи слогали
И рвали их потом при свете дня.
Мои глаза привыкли больше к свету,
Но лист бумаги чуть белее дня,
И если ночь таинственна поэту —
Бумага — вдохновенье для меня!
Мой белый лист! Не смею прикаснуться
К твоим неузнаваемым чертам.
Ты словно сон, и я боюсь проснуться,
Хочу внимать неслышимым словам.
Ты облако, в твои ладони лягу,
Войду в твои пустынные сады…
Нет ничего красивее воды
Пролившейся на белую бумагу!
Не пустота, а наводненье света,
Или снега, замерзшее стекло…
Но странно то, чтоб написать про это,
Всегда нужны чернила и перо.
Беру тебя за белые края,
Чем станешь ты, без имени и цвета,
В тебя сливаются бездонные моря
Всех красок спектра солнечного света!
Я полюбил пить воду из земли,
Скрипеть замками открываемых законов,
Холодную пустынность этих склонов
И горьковатый привкус от любви…
И от земли, кострами обожженной,
Тянулись травы, запахи смешав,
Я полюбил сплетенье этих трав,
Весь этот мир, мечтами населенный,
Сгущая тени, становился тих,
И уходило солнце из ладоней,
А на высоком, темном небосклоне
Дрожал свинец созвездий голубых…
От простоты тех знаков начертанья,
Влекло меня подняться из тоски,
Закрыть глаза, и, затаив дыханье,
Нырнуть в прохладу млечного пути!
Мне б наяву у врат зори
Стоять и каяться, и плакать,
И бить поклоны до земли,
На север, юг, восток, и запад.
Писать в лучах иконостаса
Деревьев, солнца и снегов —
Моя молитва, а мой бог —
Природа в ореоле красок!
Нас с тобой не считали великими,
В королевстве кривых зеркал
Бизнесмены, бандиты, политики,
Занимали наш пьедестал.
Мы метались, теряли головы
В бесконечной борьбе с собой.
И тебя в колеснице огненной
Нес на небо и в ад алкоголь.
Ну, а я, словно солнечный зайчик,
Что запрыгнул ко мне на листок,
Все плутаю меж явью и вымыслом
Заблудившись в плену этих строк…
Мы не знали, как жить по правилам,
Да и правил не знали тех.
Кто учил нас, не те ли ангелы,
Что теперь пали ниже всех?
Смотри — холодных знаков тени,
Чертя во тьме за годом год,
Уносят эхо поколений,
Шлифуют камни песней вод.
Лучи межзвездной паутины,
Дрожат протяжнее струны…
Мы общим замыслом едины,
Но бездной разъединены.
Я так люблю немного помечтать,
Когда жена детей уложит спать,
Идет стирать пеленки и штаны,
А я смотрю в окно на свет луны…
Вот было б у меня побольше сил,
Я б женщин на одной руке носил,
Но я женат, а как навеселе,
Жена меня таскает на себе.
Она хозяйка, любящая мать,
Такую днем с огнем не отыскать,
А ночью из окошка при луне,
И вовсе не увидеть женщин мне.
Глядит в окошко глупая тоска,
Спать не дает стиральная доска,
Пойду ка на диван устал стоять,
Я так люблю немного помечтать…
Вот, был бы вкус и чуточку манер,
Я б женщин одевал, как модельер!
А лучше бы умел я рисовать,
И стал художником, чтоб женщин раздевать…
А если бы я был как ты — поэт,
Жене бы посвятил смешной куплет,
Ругалась бы: что лишний килограмм
Не повод для колючих эпиграмм!!!
Вот так лежал, мечтая при луне,
Вдруг наяву, а может быть во сне,
Стук в дверь мою, и на пороге — Он,
Силен как Бог, красив как Апполон!
Художник и поэт и кутюрье,
И женщину вздымает на руке,
Я присмотрелся, то была она,
Она — моя любимая жена!!!
Он нес ее к большому кораблю,
И говорил ей что-то про Люблю!
Я подскочил и вслед бежать хотел,
Но поскользнувшись в пропасть полетел!
Летел и плакал, проклинал судьбу…
Очнулся под диваном на полу.
Бежит на шум взволнованно жена,
С ухмылкою в окно глядит луна,
А я с огромной шишкою на лбу,
И что же тут смешного не пойму?!
На грустном побережье ни мачт, ни парусов,
Обломки от надежды, обрывки от стихов,
Да синяя бутылка с запискою внутри:
«Ищи меня мой милый на острове Любви!»
Я сделал плот из досок, сшил парус из стихов,
На солнечной поляне собрал букет цветов.
Но где искать тот остров: на море, на реке;
Быть может, где-то рядом, а может вдалеке?
Я горько улыбнулся: «К чему людей смешить?
Я разучился плавать, тем более любить».
И долго у прибоя, мечтая, в даль глядел,
Пока в морской пучине диск огненный кипел.
Когда же ночь настала, по лезвию волны
Змеею пробежала дорожка от луны.
И в лунную дорожку я опускал цветы,
В надежде, что когда-то меня отыщешь ты…
С тех пор стоит в бутылке засушенный цветок.
Прошли года и ныне я так же одинок.
На грустном побережье ни мачт, ни парусов,
Обломки от надежды, обрывки от стихов.
Меня посетила
серебристая гамма.
Меня вдохновила
золотистая дама.
Прекрасная дама
в соломенной шляпе
на серебристой,
цветочной поляне.
Она веселилась,
смеялась и пела.
Она сочинила
стихи про полено,
про дырку в заборе,
про солнечный зайчик.
И мне распушила
в лицо одуванчик,
а я рассердился,
погнался за нею,
и оба упали
в траву сердобрею.
А после купались
в росе до рассвета…
Я помню глаза
серебристого цвета,
холодный отлив
сумасшедшей кудряшки,
и бешеный синий,
на фоне ромашки.
Короткие ночи,
слова без ответа…
Серебряный сон
золотистого цвета!
На берегу, где шепчет вода
Ойскую песню сонным вершинам,
Я перерезал свои провода,
Что заломили мне крылья за спину.
Светлые лики горных богов
Слушали песню сурово и чутко,
А в колыбели своих берегов
Оя несла меня словно малютку.
По перекатам, в синие дали,
К сказочным замкам, белым туманам.
И унесла… От меня лишь остались
Только холсты красивым обманом.