«А снег повалится, повалится…
и я прочту в его канве,
что моя молодость повадится
опять заглядывать ко мне!
И поведет куда-то за руку,
на чьи-то тени и шаги,
и вовлечет в старинный заговор
огней, деревьев и пурги!
И мне покажется, покажется
по Сретенкам и Моховым,
что молод не был я пока еще,
а только буду молодым!
И ночь завертится, завертится
и, как в воронку, втянет в грех,
и моя молодость завесится
со мною снегом ото всех!!!
Налево пойдёшь… жену потеряешь, зато конь сыт и доволен. Направо пойдёшь. жена спокойна, но конь таки нет. Копытом бьёт, ржёт неприлично.
Вот так всю жизнь и мечешься на распутье, как Алёша Подпопович, Добрыня Наникитичне и Илья Хмуромец :)
Мы часто стараемся всех оправдать,
И выставить в выгодном свете…
Чтоб не было больно, так проще… плевать,
И слышим - В хорошее верьте.
Ведь всё, что случается - так и должно,
Чтоб кто-то сказал, и ничто не исправил,
Напился, не понял, предал… суждено…
Пусть даже все точки расставил.
Есть разные люди на нашем пути:
Завистливы, лживы и злобны…
Мы можем попробовать их обойти,
Но так всё должно - мы способны…
Всё выстоять, вычеркнуть, понять и жить,
С такими, кто в лучшее верит…
Любимыми быть, любить и дружить -
Совместно мгновения мерить.
Пусть утверждают:
Счастья в жизни мало,
Прошу тебя, мой друг, ты им не верь.
Коль жизнь тебе Любовь нарисовала
Для Счастья открывай златую дверь.
Люби, живи и думай о хорошем.
Зачем хранить в душе обиды хлам?
Благодари за день, что в мире прожит,
А горе жизнь разделит пополам.
Ищи ты в жизни лучшие мгновенья
И станут мысли, как роса, чисты.
Среди весны и средь дождей осенних
Всегда ищи кусочек красоты.
Поверь, что в этом мире всё красиво
И насладись красою хоть чуть-чуть.
Живи среди добра и позитива
И отправляйся за мечтою в путь.
Мы знаем то, что в жизни счастья много,
Но Счастье не заметим, как на зло.
Мы всё спешим в бескрайнюю дорогу
И душу разбиваем, как стекло.
А Счастье очень часто ходит рядом,
Нам нужно лишь дотронуться рукой.
В потоках золотого звездопада
Ты двери в Счастье для себя открой.
Пусть всё плохое от тебя уходит,
А доброе останется с тобой.
Ты лишь живи и в жизни, в хороводе
Ищи ты Счастье в мелочи любой!
Я счастьем не делюсь теперь ни с кем…
Оно мне слишком дорого досталось…
Из жизненных загадок, догм и схем…
я поняла единственную малость…
Раздай, что можешь… деньги…и еду…
И не копи богатого наследства…
Но не держи открытой на виду…
Души своей… с ней зависть… по соседству…
Совершенство нравов в том, чтобы проводить каждый день так, как если б он должен был быть последним: без тревоги, без трусости, без притворства.
Никто так не умеет жить, как не умеем мы.
Я бьюсь головою о стены,
Надеюсь пробиться, а вдруг?
Пытаются вздутые вены
Порвать заколдованный круг!
Измена, коварство и злоба
За мною идут по пятам.
И выхода нет, как из гроба,
И кажется, я уже там.
***************************
И снова всю волю сжимаю,
Опять, всё в тот же кулак…
И выход из круга ищу я -
Сквозь злобу, коварство и страх.
Прорвутся круги колдовские,
Оковы рассыпятся с пят.
Поступки плохие - людские,
Без памяти, так, улетят…
Ох, Станислав, он всё же ТОТ,
Экспромт на конкурс очень ждёт,
О просьбе Дедушки Морозу,
Прислать стишок, никак не прозу…
О новом, праздничном подарке,
И, чтобы мысли были ярки:
Не знаю, что же попросить???
Наверное, чтоб в мире жить…
Не знать нужды, и не болеть,
Быть молодыми, не стареть…
Мы каждый год добра желаем,
О чем-то всё же и мечтаем…
Хочу, чтоб Станислав Мороз
На санях мой стишок увёз,
В голосования лес дремучий,
Народный, крепкий и могучий…
PS// конкурсное
И опять у нас расставание…
Улыбаюсь, но сердце ноет в груди.
Обнимаешь меня на прощание,
Тихо шепчешь: «Я люблю тебя! ЖДИ!»
«Ты домой поскорей возвращайся!»
Я с тревогой отвечаю в ответ.
«Береги себя! Живым оставайся!»
Я тихонечко шепчу тебе вслед.
Ты машешь рукой до свидание,
Улетает в дальний рейс самолёт.
Ты опять летишь на задание,
Спасать от бомбёжек мирный народ.
Это миссия у тебя такая,
Народам во всём мире помогать.
Моя доля женская простая:
Любить, волноваться, встречать и ЖДАТЬ!
Copyright: Таиса Губарева, 2016
Свидетельство о публикации 116 121 206 470
Временная молодость
Временные лица
Многое не вспомнится
Как с этим смириться?
С детством все прощаются
Раньше или позже,
Мысли изменяются
Да и души тоже.
Годы прибавляются.
Многими проверено:
Всё течёт, меняется,
Всё на свете временно.
Чувства растворяются
В мире быстротечном.
Всё вокруг меняется,
И любовь невечна.
Что-то получается,
Что-то не выходит.
Недруги кончаются,
И друзья проходят.
Все друг друга судят,
Пытаясь сбросить вниз.
…Временные люди
…Временная жизнь.
Был декабрь 1997 года. Я лежал в отделении сосудистой хирургии с обострением. В палате со мной также мучились болями, терзающими их ноги из-за недостатка кислорода, плохо поступающим в ткани с кровью по суженным или вообще «забитым» артериям, еще двое мужиков.
Артур Иванович лежал, как и я, под капельницей. А Витя Брюханов, мужик лет сорока из канской глубинки, беспокойно хромал по палате. Подошла его очередь на «штаны» - операцию по аорто-бедренному шунтированию. Это когда делают разрезы на животе и бедрах в форме штанов, чтобы добраться до артерий.
Во время этой длительной операции больному постепенно вливают до двух литров теряемой крови. А в 90-е ее катастрофически не хватало - доноров лишили всех льгот, и они перестали сдавать кровь. Так что больным зачастую надо было самим раздобывать для себя доноров, или покупать кровезаменитель - плазму. Даже бинты надо было иметь свои!
Хорошо было тем, у кого в городе имелись родственники или друзья, они-то и становились донорами. У Вити в Красноярске никого не было.
В его деревне, откуда ему на медсестринский пост изредка звонила мать, доноров нормальных просто не осталось, да и кто бы их сюда привез и увез? Денег на плазму у Вити тоже не было. И помочь ему было некому, он жил со старенькой матерью один, жену же у него отбил и увез несколько лет назад в неизвестном направлении его же лучший друг, о чем Витя как-то поведал нам в порыве откровенности.
Мы бы с Иванычем с радостью отдали ему свою кровь, но у нас ее не брали. Денег и у нас тоже не было - тогда, если помните, везде было плохо с наличкой, зарплаты вырывались с боем. Вите оставалось лишь уповать на чудо. До операции оставалось два дня, а у него ни крови, ни плазмы. Операцию же откладывать было крайне нежелательно - могла начаться гангрена…
И назавтра свершилось чудо. Пришел заведующий отделением и сказал, что Витю будут готовить к операции.
- Дак, а кровь-то?.. - испуганно спросил Витя. Оказалось, кто-то сдал для Вити свою кровь.
- Но кто… - растерянно сказал Витя. Однако завотделением уже ушел.
Витю на операцию забрали следующим утром. Его не было двое суток. Прикатили Витю в палату из реанимации бледного, с сизыми небритыми щеками, но уже с живым огоньком в глазах.
Перебинтованный с бедер и почти по грудь, он слабым, но счастливым голосом рассказывал, как его усыпляли перед операцией, а он никак не мог заснуть, как тоскливо и больно ему потом было в реанимации.
- К вам посетитель!
В дверях палаты улыбалась медсестра Танечка. Мы обернулись все трое: к кому? Оказалось, Танечка улыбается Вите! Она впустила в палату мужчину примерно наших лет, с накинутым на плечи белым халатом.
- Серега!?- изумленно спросил Витя, и даже попытался приподняться с постели, но сморщился от боли и снова упал на подушку. - Откуда? Как ты меня нашел?
- Да уж нашел, - сказал посетитель, усаживаясь на стул рядом с кроватью Вити. - Живу я в Красноярске. А в деревню звоню иногда, вот и узнал. Ну, как ты?
- Да нормально, - почему-то помрачнев, сказал Витя. - Операцию вот сделали, ногу мне спасли…
- Знаю, - проявил свою осведомленность гость, и улыбнулся.
Витя вгляделся в эту улыбку, и на лице его вдруг проявилось явное замешательство.
- Погоди, - хрипло сказал он. - А это… Кровь-то не ты ли для меня сдавал, а?
Теперь пришла очередь замолчать Сергею. Наконец, он с неохотой сказал:
- Ну, я. Мне завотделением все рассказал, когда я узнавал насчет тебя… Да это… ты не думай… Стал бы я тебе один целых два литра своей крови сдавать, как же! Я взял еще мужичков из своей бригады.
- Значит, это ты… - продолжал упрямо твердить Витя. - Ну, спасибо, раз так. Только я тебя все равно не прощу за Ольгу, понял? И этими своими… кровными узами… ты меня не свяжешь, понял?
Сергей неожиданно опять широко улыбнулся.
- Ну, раз сердишься, значит, будешь жить. А больше мне ничего не надо! Бывай, друг! И вы, мужики, бывайте!
И Сергей, пожав неподвижно лежавшую на груди Вити его руку, попятился к выходу.
Уже в дверях его нагнал негромкий Витин оклик:
- Слышь, Серега! Ольге тоже от меня привет. Живите, хрен с вами!..
И по просветлевшему лицу Сергея стало понятно, что эти слова для него были лучшей благодарностью бывшего друга. А может, и не бывшего.
Он молча кивнул и вышел из палаты…
Деревенские не знали про неё ничего: откуда появилась той весной в таёжной глуши с нашим соседом дядей Колей Питерским - вором-рецидивистом; откуда у этой прекрасной молодой женщины с несравненной походкой леди великолепное знание французского и английского; какие горькие странички судьбы скрывает за загадочной улыбкой - всё оставалось тайной. О себе она не откровенничала и от вопросов, касающихся личной жизни виртуозно уходила.
Наша семья, вероятно, приезжей пришлась по душе. Трое младших братьев и я, десятилетняя девчонка, не обращая внимания на предостережения бдительной бабушки, липли к ней, как к родной. Не имея собственных детей, она каким-то особым чутьём находила с нами общий язык.
Дядя Коля тяжело болел. Сидя долгими летними вечерами на скамейке у палисадника, мужчина не в силах был даже отгонять надоедливых комаров. На играющую детвору мог глядеть часами, не проронив ни слова, лишь изредка улыбаясь. В те мгновения мы замечали у него полный рот золотых зубов, что являлось для детворы темой особой, интригующей.
- Из эвакуированных он, - помню, рассказывала бабушка про него. - Из Ленинграда. Шура, его мать, не захотела возвращаться после войны к себе. Привыкла к местным - к нам башкирам, приняла наш образ жизни. Да и куда ей? Хворая уже была. А его, Николая, бес смолоду попутал: то сидел, то пропадал не знамо где. Сёстры же, все трое, после дестилетки обосновались у себя в родном городе.
Екатерина Алексеевна, так звали нашу новую соседку, очень хорошо пела. Позже, в студенческие годы я для себя выяснила: у женщины был идеально поставленный специалистом голос. А как играла на нашем стареньком аккордеоне! Перед самой кончиной дяди Коли, за день или два до этого, устроила у нас дома целый концерт. Будто предчувствовала: провожала его своеобразно в последний путь.
Лил тогда за окнами дождь. Вечно занятая, рано осунувшаяся от вдовьей ноши моя мама, а также бабушка засуетились перед супружеской парой - наспех организовали скромный стол. За бутылкой вишневой наливки на четверых взрослых при незамысловатых закусках прошёл музыкальный вечер. Было подано самое неожиданное для меня песенное ассорти - я впервые узнала тогда про Эдит Пиаф и Владимира Высоцкого, про «Битлз».
Отслужив сорок дней после похорон Николая Трофимовича, тётя Катя уехала.
Усадьба их опустела. Формально имущество принадлежало наследницам, сёстрам дяди Коли. Спустя годы, после института приехав в первый свой заслуженный отпуск, я с ужасом увидела, что дом сгорел. Зияли страшным оскалом остатки шифера на чудом оставшейся крыше, обуглившиеся стены пугали, а не манили к себе, как тогда в детстве.
Про дальнейшую судьбу тёти Кати я узнала совершенно случайно. Чета военных пенсионеров-медиков, соседи по купе, возвращающиеся с Урала в Черноземье, оказались приятными собеседниками. К великому удивлению Ольга Васильевна, так представилась моя новая знакомая, была родом из тех же мест, что и я. Подъезжая уже к Белгороду, рассказала она про удивительную женщину, которую похоронили на днях у неё на малой родине.
- Я прошла через многое, но подобным не сталкивалась нигде. Не приходилось, - начала она, заранее заинтриговав меня. - Муж её, мой дядя, был в таком состоянии! Пришлось его силой, в полном смысле слова, вызволить из могилы. Не давал жену похоронить. А как он кричал! Это был рык раненого зверя. До сих пор у меня в ушах его слова: «Ты мне подарила пять лет счастья! Где же ты, моя Катя, бродила так долго, не нашла меня раньше?»
По ходу рассказа я догадалась, о ком идёт речь, и уже не только слушала, но и задавала вопросы.
Выходит, Екатерина Алексеевна в тот посёлок попала после освобождения из женской колонии. Срок в два года ей дали после смерти пьяного дебошира - соседа по коммуналке, которого оглушила чем-то тяжёлым, спасая его пасынка от охотничьего ножа.
К моменту выхода на свободу у неё не оказалось ни комнаты в той злополучной коммуналке, ни какой-либо недвижимости. Да и удивляться в те девяностые, проклятые многими, таким вещам не приходилось. Выходит, ехала в «никуда».
В автобусе (видно, судьба!) она познакомилась с сестрой моей собеседницы, которая, услышав о её безвыходном положении, не раздумывая, предложила сойти вместе. У дома вдовствующего военного в отставке Александра Павловича, их дяди, женщина просто направила тётю Катю, прокомментировав, что она женщина умная, сама найдёт способ объясниться.
Как прошло знакомство, остаётся только догадываться: пять лет прожили они душа в душу! Такой же загадочной оставалась Екатерина Алексеевна для окружающих и на новом месте жительства.
Умерла во сне. Прилегла отдохнуть и ушла из этого мира, со свойственной только ей улыбкой на лице.
- Оказывается, она всю жизнь страдала эпилепсией, - сообщила моя попутчица прощаясь. - Её мать кержачка, каким-то образом вырвавшись с семилетней Катей из староверского посёлка, сумела дать дочери блестящую подготовку по иностранным языкам, по музыке, но не в силах была помочь в её страшной болезни. Осиротела Екатерина в пятнадцать лет, оставшись без поддержки. Дядя мой признался: за пять лет болезнь ни разу не дала о себе знать. Вообще-то, с возрастом у многих этот недуг зачастую проходит.
Господи! Как же я была глупа тогда, в детстве! Глупа и недогадлива! Обижалась, тщетно приглашая её в тайгу за малиной, за грибами. А она, видимо, просто боялась напугать меня, маленькую, возможным приступом. Жила, отказывая себе во многом.
Помню суматоху в их доме ещё при дяде Коле. Любопытным соседям мама объяснила болезненное состояние хозяйки обыкновенным отравлением грибами.
При очередной поездке в родные края уже в наши дни я не удержалась, доехала с братом на последнее пристанище моего кумира детства - в посёлок в соседнем районе. Тройка старшеклассников у школы с охотой согласилась показать нам могилу Екатерины Алексеевны.
- У Романовых добротный памятник, - сообщил самый бойкий из парнишек, представившись Ваней. - Прошлой осенью установили. Приезжала семья с двумя детьми. Мужчина оставил моей маме кучу денег, попросил каждый раз двадцать первого апреля, в день рождения Екатерины Алексеевны, принести на могилы цветы. На случай, если не смогут приехать - в данный момент живут и работают по контракту за рубежом. Признался: сам обязан ей жизнью!
Возложив на холодный гранит букет чайных роз, я включила на мобильном телефоне музыку. Тихо зазвучала «Падам … Падам …» Эдит Пиаф. Ребята притихли.
Тётя Катя, Королева моего детства, глядела на нас с надгробной фотографии с той же неповторимой улыбкой, слегка прислонившись к седому полковнику в лётной форме. «Романовы: Екатерина Алексеевна и Александр Павлович». - Супруги были похоронены с разницей всего в десять дней…
- Мама с папой говорят, что они полные тёзки ранее царствовавших особ, а она ещё и родилась в один день с Екатериной Великой.
Я молча кивнула Ване, стараясь скрыть комок в горле от нахлынувших воспоминаний.
- И в один день с Елизаветой Второй, ныне здравствующей королевой Великобритании, - добавил брат.
Царствия вам Небесного, Романовы! Пять лет счастья, настоящего земного счастья! Я рада, что судьба подарила вам эти пять лет. Покоя вам!
Пусть в темпе жизни нашей-
порою все не слава богу.
Но, за каждый вздох и каждый час -
прожитый мною,
Я благодарна Богу.
А знаешь, как люблю тебя?
-Как мать, жена, любовница, подруга,
Как будто всем тебе была,
Хотя чужда тебе моя дорога.
Как заставляю каждый раз себя,
Жить не скучать, не докучать друг друга.
А знаешь, с чем хожу в Собор?
-Молю, чтоб силы дал и воли,
Чтоб только обрели покой-
Ты без меня, я без тебя- несли покой… другого.
Нет эгоизма, не судить…
Лишь разговор души с душою…
Я не ревную, даже счастье разделю,
Лишь только б хорошо было с тобою.
Уже давно с собой не спорю я,
Не думаю забыть тебя или забыться.
Ты часть меня, но надо дальше жить!
Встречать рассвет! Быть легкой словно птица!
А ты найди своё и пред собою оправдай…
Мы не забудем никогда друг друга!
И никогда не будем вместе, никогда,
Лишь параллельная у нас с тобой дорога.
друг друга в радости, а не в печали.
И слезы… наши слезы…
Не от гордыни, от смертельной боли.