Как бы не вели себя другие люди, твое дело - привести в порядок собственное сердце.
Твори добро - пусть не поймут.
Дари добро - пусть не вернётся!
Посей добро и там, и тут.
Пусть каждого оно коснётся!
Твори добро не для чего-то,
А от сердечной чистоты.
И если злом отплатит кто-то,
То будет чист не он - а ты!
- Мама, у меня к тебе просьба… Перестань укрывать меня по ночам одеялом… Ты же мою жену раскрываешь!
Так и жить, меняя самой мотивы.
Не к себе, к любимым питая жалость,
Что ушли… Единожды отпустив их,
И не вспомнишь зачем же ты их держала.
Не у сердца /они этим сердцем стали/,
Где-то между силою и бессильем.
Нам дают не то что мы посчитали,
А все то, что даже и не просили.
Забирай, не морщись, пятак свой медный.
И учись хоть что-нибудь в жизни стоить.
На тебе отчаянье не заметно,
Значит все несбывшееся - пустое.
Не гляди назад, чтобы не сорваться,
Изумившись сколько там стало бездны.
Это тоже мужество - оставаться,
Не исчезнув с тем, что в тебе исчезло.
Не гадай: Где плаха? Где пьедесталы?
Здесь каприз мечты - заведет да бросит.
Не считай того, что в тебе не стало.
Что судьба решит отобрать - не спросит.
Ну, а ты не можешь отдать без крови,
Ни сказать «спасибо», ни извиниться.
Бог придет, одеялом тебя укроет.
А ты спишь, не видишь как Он расстроен…
Ты ему экзамен сдала на тройку…
…А была ведь лучшею ученицей…
Человек не становится лучше
Человечней, добрее и чище
Человек отучается слушать
И в себе Человека не ищет
Он становится чисто одетым
О добре говорящим за ланчем
И пока поедает котлеты,
Представляет себя настоящим
Человек не становится мудрым
Только легкую ищет дорогу
И однажды октябрьским утром
Безразличным становится Богу
Он живет по привычке, в комфорте
Мир ему не широк и не тесен
А упав, вспоминает о чёрте
Но и черту он не интересен
У не знающих страха
Тех, чья кровь горяча
Жизнь короче замаха
Топора палача
Их на старой подводе
К эшафоту везут
И на исповедь водят
Перед тем, как убьют
Жить на палубе зыбкой -
Не на площадь прилечь
Где секирой улыбку
Отделяют от плеч
Обрекают на муки
Лишь тоска и покой
Чем в объятия скуки
Лучше к плахе щекой
Только сильным и гордым
По плечу эта блажь
Перерезанным горлом
Прохрипеть «Абордаж!»
Им в заоблачной дали
Что-то ветры поют
Их в архангелы звали
Да они не идут
Волны в мантиях черных
И седых париках
Коридорами шторм
Их несут на руках…
От судьбы не убудет
Зимородок свистит
Жизнь по-своему судит
Смерть по-своему мстит
Море суше не пара
Расставаться пора
Жизнь короче удара
И больней топора
Живите с равным превосходством над жизнью-не пугайтесь беды и не томитесь по счастью. Все равно и горького не до веку и сладкого не до полна. Довольно с вас, если вы не замерзаете и если жажда и холод не рвут вам когтями внутренностей… Если у вас не перешиблен хребет, ходят обе ноги, сгибаются обе руки, видят оба глаза и слышат оба уха - кому вам еще завидовать? Зависть к другим больше всего съедает нас же.
Протрите глаза, омойте сердца и выше всего цените тех, кто любит вас и кто к вам расположен. Не обижайте, их не браните. Ни с кем из них не расставайтесь в ссоре. Ведь вы же не знаете, может быть, это ваш последний поступок и таким вы останетесь в их памяти.
Мне всегда казалось: случилось, значит случилось. Какая к черту разница, почему небо в очередной раз рухнуло мне на голову7 Оно рухноло, следовательно надо выстоять.
Весьма порой мешает мне заснуть
Волнующая, как не поверни,
открывшаяся мне внезапно суть,
какой-нибудь немыслемой херни.
А бывает так, что просто не хочется жить. Да нет, хочется… но есть желание забиться в угол, уйти, убежать, умчаться далеко, туда где тебя не знают. И просто может быть начать все с начала. Где-то на уровне глаз, а может быть в груди слева застыло не выплаканное, холодное и ледяное… и тогда появлется он, или она, или просто что-то такое, что заставит прорваться такой прочной, но оказывается такой тоненькой заслонке из слез, эмоций и настоящих чувств. Музыка, снегопад, красивое стихотворение «в душу».Слово сказанное от души другим человеком, пожелание, или просто привет из далека-далёка…
Ты заплачешь и улыбнешься, потому что после слез приходит облегчение и понимание того, что ты еще кому-то нужен, интересен, кем-то любим… а наверное большего в жизни и не надо.
Вы просто будьте, будьте для кого-то…иначе невозможно.
Как только завершалось солнце -
В окошке прорезался свет,
И ждал, и грел всех незнакомцев,
Плывущих через млечный снег.
В твоем окошке, приоткрытом
Для песен и голодных птиц.
А ты стоял на фоне быта
И улыбался из ресниц.
Берег, как мог, идущих мимо,
Их светлую земную грусть,
Их смех, почти неуловимый,
Учил сердца их - наизусть.
Пытался петь - почти не слышно,
Почти шептать - для них, для них.
И не было в любви той лишних
И не бывало в ней - чужих.
Живи. Ведь это очень нужно,
Чтоб кто-то, кто-нибудь, хоть раз
Прижал к груди все наши души,
И обнял каждого из нас.
Живи. И освещай весь город
Своим окном среди могил.
И жизнь тебя срифмует скоро
С людьми, которых ты любил.
С мужчиной нужно играть в «крестики-нолики». Если ты для него нолик - нужно ставить на нём крестик.
Не стоит бояться монстров под кроватью. Самые страшные монстры обычно говорят «люблю» и не любят.
В тот день папа шел на работу. Накануне ему закрыли больничный лист, и он чувствовал себя счастливым. После долгой болезни - у него был приступ стенокардии -- он возвращался на свою любимую службу. И, думаю, очень волновался. И сердце его больное, вероятно, билось сильнее обычного. Был солнечный майский день, красивый и теплый.
Папа вышел из троллейбуса, перешел по подземному переходу на другую сторону проспекта, поднялся по ступенькам, остановился и медленно осел. Он умер мгновенно. Коснулся земли и умер.
Врачи приехавшей скорой помощи констатировали смерть в результате кровоизлияния в мозг. И очень удивились, найдя в его портфеле больничный лист с надписью: практически здоров, может приступить к работе…
Так случилось, что сейчас на этом месте разбит один из самых красивых цветников в городе. Там любят гулять люди, любуясь разноцветьем многолетних кустарников и экзотических цветов. Там бегают друг за другом дети, смеясь и радуясь жизни. Поэтому никого не удивляет, что какая-то женщина иногда подолгу стоит там и, молча, смотрит на цветник. Эта женщина я. Но я смотрю не на цветы. Я их просто не вижу. Я вижу папу…
***
Стоя на железнодорожной платформе, мой питерский дядя встречал жену. Она работала проводницей на поездах дальнего следования. Но, приехав, она с удивлением не увидела мужа. Не пришел он домой ни вечером этого дня, ни на завтра, ни через неделю. Его искали долго. Три месяца. А потом случайно обнаружили в морге одной из больниц. Числился он там как безымянный и неопознанный труп, хотя в кармане куртки лежали и паспорт, и заводской пропуск.
Он умер от остановки сердца. А может от равнодушия прохожих, которые, возмущаясь, обходили стороной упавшего навзничь, издающего глухие хрипы мужчину. «Напился, как свинья», -- возможно, говорили они.
Дядя был обыкновенным работягой, просто и весьма скромно одетым. Но он был трезвым. Абсолютно. Просто у него внезапно остановилось сердце…
***
Из больницы позвонила медсестра и попросила срочно забрать мою маму, так как той значительно полегчало, и ее выписывают. А в больнице нет свободных мест, идет обследование призывников. «Она совершенно здорова, -- сказали мне. - Небольшое расстройство желудка. Подавайте смекту». Вечером после легкого и вкусного домашнего ужина мама спокойная и счастливая была уложена в чистую постель. Ее безмерно радовало и то, что она оказалась дома после ада больничной реанимации и месяца в общей палате, радовало и внимание родных людей, которые пришли поздравить ее с выздоровлением. Пожелав всем спокойной ночи, мама повернулась на правый бок к стене, улыбнулась и уснула. Через несколько часов она уснула уже навсегда.
Вскрыв больничный конверт с выпиской из истории болезни, мы прочли: «повторный инфаркт». Никакого расстройства желудка у нее не было…
Думаю, врачи знали об ее истинном состоянии, поэтому так и заторопились с выпиской. Зачем им было портить свою статистику по смертности, если старушка, потерявшая здоровье еще в блокадном Ленинграде, все равно обречена? А тут парни прибыли на обследование - молодые, красивые, сильные, ищущие повод откосить от армии. С ними никаких проблем.
Так в больнице на одну проблему стало меньше. А у меня не стало мамы.
***
Прабабушка Даша была очень верующей и очень старенькой. Она была такой старенькой, что уже почти не помнила, что значит быть верующей. А родственники, с которыми она жила, помнили. Было время одного из Великих постов. И вся семья истово постилась, молилась за здравие старушки и за милость Божью. А бабушке Даше вдруг захотелось котлету. Это было так неожиданно для глубоко религиозной, постящейся православной семьи. И все продолжали молиться и поститься, и бабушка Даша тоже.
Она бы все равно умерла от старости. Ей было почти девяносто. Не в котлете дело. Но родня до сих пор считает, что бабушка Даша умерла от голода, и не находит себе прощения. И все до сих пор плачут и скорбят. Бог простил бы эту несчастную котлету, а вот как простить себя…
***
У моей подруги Люды обнаружили опухоль. Разрезали и сразу же зашили, операция была уже бессмысленной. Ей дали первую группу инвалидности и отпустили на все четыре стороны. Люда была такой красивой - стройная, высокая, с лучистыми глазами, благородным профилем, густыми волосами. А через пару месяцев после химии и облучения я увидела обтянутый кожей скелет, пульсирующую голубую жилку на облысевшей голове и черные круги под глазами. Она боролась, не хотела верить. И ко всеобщей радости спустя какое-то время неожиданно вновь похорошела, поправилась, даже влюбилась.
А потом вдруг позвонила ее мать - приходите проститься. Люда лежала на диване. Чужая, совершенно неузнаваемая, с отсутствующим взглядом, прозрачными руками, хриплым голосом. Меня она узнала, обрадовалась, попросила причесать. «Мать как фашистка все волосы выдрала», -- объяснила Люда. Дрожащими руками я взяла расческу и стала легонько водить ею по безволосой бледной голове подруги. «Как хорошо, -- прошептала Люда. - Как приятно».
А потом она стала говорить о каких-то японцах, которые по ночам влезают в комнату через окно, об автомобильных шинах, которые соседи подбросили ей на балкон. «Ты посмотри, посмотри, -- просила она меня. - Посмотри на балкон, что там творится. Такое безобразие». Я подошла к балкону и взглянула туда. Балкон был чист. Ни одной лишней вещи. Ни стула, ни ящика, ни тем более шины.
Тогда я, не выдержав, разрыдалась. И плач свой попыталась объяснить личными проблемами в семье. Я говорила разную ерунду, пыталась шутить сквозь рыдания, даже просила у нее совета. И Люда замолчала. Она по-прежнему смотрела в одну точку и, кажется, не слышала ничего. И не понимала. Была неадекватна, как говорили врачи. Но когда я уходила, Люда неожиданно обратилась ко мне еще с одной просьбой. Она попросила поцеловать ее. Я это сделала. Потому что знала, к мертвому ее лицу я не смогу прикоснуться губами. Моя милая, милая подруга…
Она умерла той же ночью.
***
У моей тети Зои не было детей, так уж несправедливо сложилась жизнь. И всю доброту она тратила на племянников, сестру и кота Маркиза. С самого утра она волчком крутилась по Питеру в поисках красного окуня для своего пушистого любимца. От себя кусок отрывала, а кота кормила. Он был единственным членом ее семьи. И когда на девятнадцатом году жизни кот оставил бренный мир, тетя сильно сдала. Уже не для кого было жить, не о ком заботиться. Но умирать она не собиралась, чтобы не причинять дополнительные трудности родственникам, живущим в другом городе, да уже и в другой стране после распада Союза.
Ее, еще живую, хрипящую и еле дышащую обнаружили соседи. Тетя была еще в сознании и все что-то пыталась сказать онемевшими непослушными губами, показывая корявым пальцем куда-то в угол, где висели старые пальто и куртки.
Ее никто не смог понять. Все суетились, звонили, волновались, искали документы и одежду. И только после похорон в кармане одного из стареньких пальтишек соседи нашли аккуратно перевязанную резинкой стопочку денег. Похоронные. Даже после смерти тетя никому не доставила беспокойства, полностью оплатив собственное свое погребение.
На пороге уселся декабрь простуженный.
Как ко мне он добрался? Ну, разве что вброд…
Прикрываясь нелепым туманом сконфуженно,
Сообщил, что вот-вот финиширует год.