Скажи, когда снег становится водой, помнит ли он, как был снегом?
Его ум устал - устал ни от чего и от всего, от тяжести этого мира, которую, не спросясь, взвалили ему на плечи.
Сон воссел на моём холодильнике,
и давай наблюдать, как эти
гиппократовы, белые циники
улыбались в намордники.
Ветер,
как собака, обнюхивал комнату,
и, под гам любопытных соседей,
вылетал -
пересудом наполнен так,
что поблёкли петиты в газете
за бронёй недожжённого ящика.
Гиппократовы линзы в оправище
излучали вердикт - настоящий, как
пошехонский мужик.
Умирающий
долгодень обрастал силуэтами.
Гиппократы, в старинной «буханке»,
освещая нутро сигаретами,
уезжали, с отказом на бланке,
закоптив валидоловый холод,
озарив глухомань до деревца.
Сон подкрался -
проглочен и вколот,
он уже не уйдёт,
не денется
ни-
ку-
да…
Двое вели беседу, каждый рассказывал о себе:
- Я перечитывал Хемингуэя и «Кошкину колыбель».
- Я побывал у моря, там здорово - чайки, причал…
В протянутые ладони Господь опускает печаль,
бросает на плечи рванину остывших, унылых снов.
За каждой молитвой корысть и надежда, нет веры
и редко - любовь.
Двое вели беседу, каждый был слеп и глух:
- Я ненавижу привязчивых кошек, сыр гауда, в вене иглу.
- Я подрядился дворником, буду мести бульвар…
В господних часах снова треснула колба, он засучил рукава,
упавший песок разровнял и сделал
арену - да будет цирк. Клоуны спаяны в плотную очередь,
каждому нужен парик.
И яркие краски на постере.
Двое вели беседу, каждый рассказывал о себе.
Их слушал и слышал лишь мимопробежий,
голодный облезлый кобель.
Так взовьется земля, как отпущенный в бегство волчок,
что сольются сплошной полосой океаны и суша.
Ты однажды позволишь себе помечтать ни о чем,
а ничто завладеет тобой и навечно закружит.
И белеющий глобус забудет какой материк
на каком полушарии - став безделушкой на полке.
Ты захлопнешь свой мир и останешься там, изнутри
посыпать пенопластовый снег на фальшивые ёлки.
Расскажи, как смиряешь барханы в своей голове,
как барахтаться в зыбких песках необузданной речи.
Где выуживать золото слов, если, глядя наверх,
понимаешь - вокруг мишура, да и ты гуттаперчев.
Обещай, что из бархатных дюн возродится Дилмун,
говори же бесшумно, шепчи на забытом шумерском…
Но, опять запираясь в своем добровольном плену -
То вздымаешь метель, то стекло начищаешь до блеска.
Всё ищешь выключатель, в темноте
нашаривая выпуклости клавиш…
Забвение - одна из тех смертей,
которую касанием ославишь,
осветишь неожиданно, и вот -
подскажут очертания дивана:
такая в доме больше не живёт,
и ты стоишь в дверях, как гость незванный,
не в силах мановением руки
вернуть и тьму, и спящие фантомы…
Так вздрагивают ночью старики,
плутая в тайнах собственного дома,
вытягивая руки, как слепцы
и шлёпанцами шаркая неловко.
Китайский бог накапливает «ци»,
качая в такт нефритовой головкой,
на столике. Остыл вчерашний чай,
из крана каплет… Жизнь даёт советы -
не трогай выключатель. Не включай.
Во тьме живи, тебе не надо света.
Карманный кораблик сегодня присел на мель,
меня, как пластинку,
опять понесло, заело…
Убойна для взгляда сибирская акварель,
и хочется выйти
не из дому, а из тела.
Когда есть любовь, язвы от оспы так же красивы, как ямочки на щечках.
У меня хорошая новость. Больше понедельников не будет.
Да, я учился на своих ошибках и, уверен, могу повторить их с блеском.
Главное, что я усвоил в этой жизни: нужно всегда брать с собой штопор и зарядку для телефона.
Есть лишь один способ оправдать свои ожидания: не ожидать ничего от других.