Сон воссел на моём холодильнике,
и давай наблюдать, как эти
гиппократовы, белые циники
улыбались в намордники.

Ветер,
как собака, обнюхивал комнату,
и, под гам любопытных соседей,
вылетал -
пересудом наполнен так,
что поблёкли петиты в газете
за бронёй недожжённого ящика.

Гиппократовы линзы в оправище
излучали вердикт - настоящий, как
пошехонский мужик.

Умирающий
долгодень обрастал силуэтами.

Гиппократы, в старинной «буханке»,
освещая нутро сигаретами,
уезжали, с отказом на бланке,
закоптив валидоловый холод,
озарив глухомань до деревца.

Сон подкрался -
проглочен и вколот,
он уже не уйдёт,
не денется

ни-
ку-
да…