Женский жизненный успех состоит в том, чтобы вызывать страсть.
Она лежит, гибкая, изменчивая, зовущая; женщины, которую он недавно знал, нет и в помине. Сейчас она обворожительна, прелестна, как только может быть прелестна женщина, которая тебя не любит.
В мужчинах слишком много конкретности, а в женщинах неопределенности!
Между прочим, замужняя женщина заводит роман на стороне, не потому что она «.ять» или ей острых ощущений захотелось, или мужа разлюбила, и он не удовлетворяет. Женщина изменяет, когда муж обращает на нее ровно столько внимания, сколько обращает на какую-нибудь полезную в хозяйстве вещь. Причина и следствие.
Нет, я не выгляжу уставшей… В глазах знакомые костры… А то, что стала чуть постарше- всего лишь правила игры… И под вниманием обстрела- звонят судьбы колокола… Смотрите, Я НЕ ПОСТАРЕЛА! Я, НАКОНЕЦ-ТО РАСЦВЕЛА!!!
Если мужчина ругается матом,
Брыжжет слюной, негодует…
Ты не беги извеняться тем мигом,
Пусть покричит, полютует…
Пуговку блузки слегка расстегни,
Бюстик поправь кружевной…
Ветром ресничек его опахни…
3…2…1… -он немой!
Люблю поплакать в ванной в гордом одиночестве… Вроде бы и слёз никто не видит, и в то же время дура зарёванная из зеркала шмыгает в знак солидарности.
© zulnora
Мужчинам в упрёк
Не надо делать вид, что лишние кг жены,
Для вас приятны и совсем не лишние.
Заметно, как частенько вы глядите в стороны,
На тех, что сохранились с честными мужчинами,
Туда, где женщины стройны, ухожены.
Женщина, уверенная в своей красоте, всегда может убедить в этом других.
Женщины обладают силой духа, с которой не сравнится никакая доблесть мужчин.
Если женщина говорит: «Ты только не волнуйся»… то волноваться на самом деле уже поздно.)
А женщиной становиться, как правило, нелегко. Сначала мы все - за принцем, по следу его подков, ну, то есть, подков-то конских, но дело уже не в том - два взгляда, потом - знакомство, а после - с коня, и в дом. А дом
полыхает жарко от страсти и чистоты, и ты для него - служанка, и девушка из мечты, что надо, с умом подбрито, ну просто три раза ах, у трона и у корыта, и всюду - на каблуках. А он копошится мелко под грузом твоих надежд, угрюмо глядит в тарелку - «Ну что ты, родной, не ешь», испуган почти до колик безумством твоей души, и вот он - блудливый котик из дому навек бежит. Ну что тут - пожар потушишь, коня на скаку схватив - ах, сволочь, он плюнул в душу, развод и апперитив.
Потом ты выходишь в поле, походка твоя легка, ты кошка, и ты на воле, и в поиске мужика. И бедра твои округлы, и очи твои с искрой, ну что вы, какая кухня, безумие, домострой! Из карточной рассыпухи ты вытащишь даму пик, на лавке рядком старухи считают - тебе кирдык, совсем загуляла девка, пропащая, что сказать, и, словно плевок, припевка - плешивое слово «блядь». Тебе наплевать на это, ты греешь холодный дом, подружки дают советы, но чаще ты спишь с котом.
Но сказано - время лечит, не угли уже, зола, и ноги на чьи-то плечи - для радости, не со зла, и вот он - герой романа, в руках номерок зажат, глядишь на его изьяны, и дринькаешь оранжад. Ну что там у нас по списку - храпит по ночам с тоски, мечтает о Жанне Фриске и прячет в диван носки. Все это портрет с натуры, Чапаев и пустота, известно, все бабы - дуры, но ты-то уже не та! Где нынче отыщешь принца, спасибо, он был уже, и ты воздвигаешь в принцип пристрастие к неглиже. Свободны, бесспорно, оба, спокойна от, а до я, но душит ночами злоба - где шляешься ты, свинья? Однажды (и это странно!), поставишь ему на вид, и вот уж герой романа не пишет, и не звонит.
Бесстрастно поставишь точку, и выйдешь на белый свет, но снится ночами дочка, которой все нет и нет. Работа, друзья, карьера, подводка, помада, тушь, и очередь кавалеров, но капает в ванной душ. Все это, пожалуй, глупо, что делать, такая жизнь, украдкой кусаешь губы, когда говорят «ложись!». Однажды, устав до колик от шума и от кальсон, решишь, что отныне в койке ты ищешь здоровый сон.
И вот ты живешь-не тужишь, такая Карден-Диор, подруги давно при муже, зато у тебя - декор, готовишь себе лазанью, калорий отсыпав горсть, но звезды уже сказали, что будет нежданный гость. Ух, ты бы по этим звездам - в упор, из дробовика, но поздно, родная, поздно, куда ты без мужика? Ты помнишь -твердила мама, что надо терпеть, как вол, и папа, приняв сто граммов, стучал кулаками в стол, дурная, лихая сила его волокла до дна… Потом, у его могилы, не плакала ты одна. Но память - такая штука, она норовит предать, и мама все просит внука, чтоб отчество передать. Ну все, отлеклись, довольно, пока мы болтали здесь, подьехал клиент на «Вольво», и денежки тоже есть. «Хватай, - поддержали с тыла подруги, - не то уйдет!»…Ну, в общем, ты с ним крутила, не сделав потом аборт. Сказала ему без крика - спасибо, на этом все, а он улыбался дико, почувствовав, что спасен.
Зачем, почему, ты дура кричали ей вслед глаза, живот, округлив фигуру, единственный, кто был за. Плевать на слова и сплетни, не им за тебя решить, а дочка родится летом, но надо еще дожить.
…Сгорает в кастрюле каша, в игрушках царит бардак (а дочку назвали Машей, без умысла, просто так). Глядишь на нее украдкой, не веря в свою судьбу, а дочка мусолит пятку, и мрачно кривит губу. Растет, головенкой вертит, конфету зажав в руке, а ты, улыбаясь, чертишь зарубки на косяке. Конфета, потом - помада, с подружкой глоток вина, и «Мамочка, ну не надо, я просто пройдусь -луна, ты, знаешь, а он хороший…», и роза на стебельке. Паршивца зовут Сережей, и ты с ним накоротке. Свои вспоминая роли, волнуясь, сходя с ума, ты, вместо «Рехнулась, что ли?!», ей скажешь:"Решай сама. Подумай, чего ты хочешь, дорог на земле полно…", и будешь потом полночи бездумно курить в окно. Как сделать, чтоб ей, малышке, зажегся другой маяк, твои не достались шишки, колдобины, острия? Прикрыть бы, укутать, спрятать… чтоб жизнь не досталась ей, и стала дешевым ядом, как выдохшийся портвейн.
Дождавшись свою пропажу, увидишь, как в первый раз, и все про себя расскажешь, без вымысла и прикрас. Про то, как дрожат ресницы, когда за душой - беда, и первый, зараза, снится, пусть изредка, иногда, и третий, четвертый, пятый… любовь, понимаешь, Маш? «И твой заезжает папа, впадая в семейный раж, и Коля звонит, и Гриша, ну, помнишь, такой, в пальто? Все это, родная, слышишь, должно быть, совсем не то. Но я не жалею, дочка, себя на куски разбив…» И скажешь, поставив точку: «Не бойся. Живи. Люби».
Затянешься, глядя прямо, и грянет - из пустоты: «Какое ты чудо, мама! Я тоже хочу - как ты!»
Ничто так не стройнит женщину, как НЕ ЖРАТЬ!
Затмение меня уже назрело.
Летучей мышью разум мой порхает.
Пришла пора ! И я берусь - за дело.
Альфред Хичкок сегодня отдыхает.
Сначала - ванная. Твою зубную щётку
ломаю пополам так кровожадно.
Ты, говорят, завёл другую «тётку »?
Зубов не станет - станет неповадно.
Теперь сюжет такой - покончу с бритвой.
Ты зарастёшь щетиной - до макушки.
И будут вспоминать тебя с молитвой -
при встрече - похотливые подружки.
Ну хорошо. Носки кидаю в угол.
Ты сам их выбросишь - не стиранную пару.
Ты будешь босиком, навроде пугал,
пугать собак, идя по тротуару.
Твой гардероб. Всё скромно, и не ново.
Вот джинсы, свитер, и футболок пара.
Но там - в углу - так струнно и колково -
твоя любимая, ах, Боже мой, гитара.
Сейчас, сейчас … Ты захлебнёшься горем,
увидев остов - «мама не узнает «.
И вот тогда, ну что, на что поспорим -
Альфред Хичкок - сегодня отдыхает?
Ещё шажок - до самой главной цели.
Я - в вожделении. Мне большего - не надо.
Но вдруг - звонок … Альфредик, не успели …
«Привет, любимый. Я тебе ТАК рада ! »
Не так сижу, не так гляжу, не так я хлеб в руках держу. Не так пою, не так стою, не так на стол я подаю. Не так молчу, не так шучу. Не так дышу, не так пишу. Не так по улице спешу … Порой сомнение берёт: а может, это ты не тот ???