Прокофий Демидов, чудак и филантроп
«У богатых свои причуды», — говорим мы, имея в виду, что очень состоятельные люди нередко способны на довольно странные поступки: купить что-нибудь очень дорогое и совершенно нелепое, устроить грандиозный и в то же время бессмысленный праздник или пожертвовать деньги на явную авантюру. Но все современные сумасбродные богачи явно в подметки не годятся Прокофию Акинфиевичу Демидову (1710−1786), внуку знаменитого родоначальника династии Демидовых Никиты Демидова, унаследовавшему семейные горнопромышленные предприятия.
Прокофий Акинфиевич был истинным меценатом. Он основал в Москве Демидовское коммерческое училище (первое в Европе!), вносил миллионные вклады в строительство Московского воспитательного дома, делал многотысячные пожертвования на Московский университет, а также основал Нескучный сад. Страстный любитель ботаники и певчих птиц, он даже на парадном портрете кисти Левицкого изображен опирающимся на лейку и указывающим перстом на кадки с растениями.
Однако всё же более всего Демидов был известен своими чудачествами. Современники отзывались о нем как о человеке грубоватом и независимом настолько, что Екатерина II называла его «дерзким болтуном». Прокофий Акинфиевич не уставал повторять, что происходит от кузнеца и не доверяет чиновным дворянам, которые «водят за нос» таких, как он, «мохнорылых». Он мог запросто вывалять в меду, а потом в пуху заглянувшего к нему квартального надзирателя. Хотя сам он воспитывался в Гамбурге и подолгу жил за границей, он бравировал своей «русскостью», уснащал свои письма словечками вроде «таперя», «войтить», «коностас», а ещё более того едкими и не всегда пристойными шутками. Мы собрали несколько историй из жизни этого неординарного человека.
Демидов и праздники
В 1768 году П.А. Демидов устроил в Петербурге народное гуляние, на котором спиртные напитки лились рекой. Пьянство народа носило столь необузданный характер, что около пятисот (!) человек умерли из-за алкогольной интоксикации.
Демидовский выезд
Выезд Демидова славился чудесными рысаками, но он мог велеть сделать веревочную упряжь, как у самого бедного мужика.
Из двух форейторов один был великаном, а другой — карликом.
Своего кучера он мог одеть в странный наряд, состоявший наполовину из парчи, а наполовину — из дерюги.
Однажды, когда среди российской знати вошли в моду очки, он выписал из Европы очки для своей челяди и заставил кучера и форейторов щеголять в очках.
Один из его экипажей был ярко-оранжевого цвета, а запрягал он его следующим образом: две громадные лошади в середине, две карликовые по бокам, и две такие же маленькие сзади.
Демидов и воры
Однажды повадились в сад к Демидову воры. Они рвали цветы, срывали незрелые плоды, вытаптывали грядки. Демидов велел снять с пьедесталов украшавшие сад итальянские статуи и поставил на их место дворовых мужиков — совершенно голых и вымазанных белой краской. Как только злоумышленники углубились в аллею и стали хулиганить, «статуи» неожиданно ожили и повергли воров в ужас.
Демидов и ненаучные эксперименты
Прокофий Акинфиевич не отказывал никому, но не упускал случая позабавиться. Так, он предложил награду тому, кто пролежит у него в доме год, не вставая с постели и не шевелясь. Желающему отводили особую комнату и приставляли слуг, которые днем и ночью не спускали с него глаз и удовлетворяли его желания в еде, питье и прочем. Если он выдерживал испытание, то получал в награду несколько тысяч рублей. В противном случае его по уговору секли и выгоняли вон. Человек, согласившийся простоять перед Демидовым целый час не мигая, в то время как он махал пальцем перед его глазами, также получал награду. Однако если Прокофий убеждался, что не корысть, а действительная бедность вынуждала человека идти на это испытание, то он давал денег больше, чем обещал.
Демидов дает взаймы
Однажды знакомая старуха попросила у Прокофия Акинфиевича взаймы тысячу рублей. Тот согласился их дать при условии, что она сама отсчитает эту сумму медными деньгами и заберет их с собой. В то время медяки были очень тяжеловесными. Чтобы увезти такое их количество, потребовалось бы не менее трех ломовых лошадей. Однако старуха все же взялась отсчитывать нужную ей сумму. На это ей пришлось потратить весь день. К тому же благодетель постоянно мешал ей: он ходил по комнате и несколько раз как бы нечаянно задевал столбики уже отсчитанных монет, заставляя просительницу начинать все сначала. Наконец, вдоволь натешившись над отчаявшейся просительницей, он вкрадчиво сказал: «Не дать ли тебе, матушка, золотом, а то чай медь-то неудобно нести?» Та с радостью согласилась.
Легче пришлось разорившемуся купцу Мердеру, который тоже попросил помощи у Демидова. Тот дал деньги, но с условием, чтобы Мердер прокатил его на спине. Бедный купец долго возил тучного Прокофия Акинфиевича, но и сумму, которую просил, получил сполна.
Демидов и графиня
Первой статс-даме Екатерины графине Марии Андреевне Румянцевой однажды срочно понадобились 5000 рублей. Очень ей не хотелось обращаться к Демидову, но больше раздобыть денег было негде. Демидов заставил графиню долго упрашивать себя и наконец согласился выделить ей требуемую сумму, если графиня подпишет расписку следующего содержания:
«Обещаю и обязуюсь честью заплатить Демидову в такой-то срок 5000 рубл., полученные от него наличными деньгами. В случае же если сего обязательства не исполню, то объявляю всему свету, что я самая отъявленная потаскушка».
Делать было нечего, и графиня согласилась подписать такую бумагу.
В назначенный для уплаты долга срок денег у графини, конечно, не оказалось. Демидов покуражился над графиней, угрожая ей самыми различными карами, а потом явился в праздничный день во дворец и стал всем придворным показывать расписку графини Румянцевой. Вышел самый настоящий скандал, чего Демидов, собственно, и добивался. Дело дошло до Екатерины, которая велела немедленно выдать Демидову 5000 рублей, и собственноручно уничтожила злополучную расписку.
Демидов против англичан
Когда Прокофий Акинфиевич был в Англии, он решил, что англичане его недостаточно уважают, так как те отказались продавать необходимые Демидову товары по желательным ему ценам. После этого Демидов решил отомстить англичанам, и когда английские купцы прибыли в Петербург для покупки пеньки, Демидов скупил все наличные запасы пеньки в столице. Он не желал продавать ее англичанам ни за какие деньги, и предпочел просто сгноить пеньку, которая ему самому была совершенно не нужна.
Демидов и сани
Говорят, одним жарким летним днем захотелось Прокофию Акинфиевичу в Нескучном саду прокатиться с ветерком в санях. Пришлось нанять охотников быстро ощипать листву на придорожных березах, закупить всю находившуюся в округе соль и осыпать ею путь в три версты. Проехавшись несколько раз по этому искусственному снегу, богач, очень довольный, возвратился домой.
Демидов и сыновья
Своих сыновей от первого брака с Матреной Пастуховой Демидов открыто не любил и содержал их почти в нищете. Когда императрица Екатерина II узнала о том, что сыновья миллионера так бедствуют, она заставила Демидова выделить на содержание каждому сыну (их было трое) по тысяче душ.
Чтобы сыновьям не достались огромные доходы с его рудников, Демидов осуществил несколько афер с переводом своих рудников на вымышленные имена.
В возрасте 74 лет Демидов обвенчался со своей давней сожительницей Татьяной Васильевной Семёновой (1748−1800), которая была моложе его на 36 лет. Он так описал зятю это событие: «Вчерашний день, 30 июня заманил меня священник в церкву и твою тёщу сделал превосходительною, только брат Никита был, а то никто не знал».
Демидов и дочери
Поскольку дворянам Демидов не доверял, своих дочерей он выдавал замуж только за купцов и промышленников. Когда же одна из них посмела заявить, что хочет выйти за дворянина, Порфирий Акинфиевич поместил на дверях своего дома объявление, что у него «есть дочь дворянка и не желает ли кто-нибудь из дворян на ней жениться?». Мимо проходил некто чиновник Станишевский, который решил воспользоваться данной ситуацией. Он тут же пожаловал к Демидову. В тот же день несчастная девушка была обвенчана с человеком, которого видела в первый раз в жизни.
Другую дочь Прокофий Акинфиевич выдал замуж так. Он вёл дела с купцом и промышленником Данилой Яковлевичем Земским. У Земского работал приказчиком его старший сын, Данила Данилович Земской, который понравился Демидову, и он решил выдать за него свою дочь Анну.
В своей шутейной манере Демидов договорился с Земскими, чтобы они до времени не открывали Анне своего настоящего положения. Анне же Демидов сказал, что решил выдать её замуж за простого приказчика, который, мол, понравился ему. Девушка поплакала немного, но, делать нечего, покорилась воле отца.
На следующий день после свадьбы молодые, по обычаю, гостили у тестя, то есть Демидова, а когда уезжали, то увидели в карете большую свиную тушу. Анна Прокофьевна догадалась, что это одна из шутовских проделок её отца, велела мужу следовать за ней в карету, и оказалось, что туша плотно набита золотыми монетами.
Стоит, правда, заметить, что семейная жизнь у молодых Земских не слишком удалась. У них было двое сыновей, но Данила Данилович любил выпить; после смерти отца выяснилось, что в делах он разбирается плохо. Анна Прокофьевна ушла от мужа в Ново-Девичий монастырь, а опеку над детьми поручили родственникам.
Умер Прокофий Акинфиевич Демидов в Москве 4 ноября 1788 года. Один из его современников, редактор «Русского вестника» П. Бартенев, характеризуя его жизнь и деятельность, писал: «Он был одним из своеобразнейших лиц чудного XVIII столетия, человек во всех отношениях достопамятный. Екатерина была права, сделав его почетным опекуном и сенатором, и глядела сквозь пальцы на его так называемое самодурство, от которого терпеть приходилось лишь не многим, тогда как тысячи людей пользовались плодами его умной благотворительности… Его чудачество доходило до юродства и, вероятно, было неудобно в близких с ним сношениях, но он был человек истинно почтенный и достоин сочувственного воспоминания в потомстве».
Кейт еврейка?
Это ново.
Бред какой-то,
Возле трона.
Корни вьются
Много дальше
Древа рода
Миддлтонов.
В Польше,
В дальнем воеводстве,
На границе с Белой Русью.
Пущей проезжая тёмной,
Князь Голицын с пышной свитой,
Егерями и псарями
На постой забрёл в лачугу:
«Всем шалом — ищу ночлега»!
Привечает гостя дева.
Величава и прекрасна.
Имя Лиза — дочка Тома.
Путник с панны глаз не сводит.
Ночь пришла с закатом алым.
Дверь не заперта… темно…
— Кто здесь?.. Князь?..
Зажгите свечи!
— Не кричи! — целуя, молит.
Голос тише…
«Что же будет»?
— Всё потеряно — твоя!
Мы свидетели, друзья,
Как рождается наследник
(я о Джордже-Александре).
Мазаль тов, потомку князя!
Империя Строгановых
Семья крупных русских промышленников, которой в какой-то момент принадлежала половина страны. Почти 300 лет Строгановы были самыми богатыми людьми России. И иногда именно их деньги спасали государство. Благодаря этой семье территория нашей страны увеличилась вдвое…
Выкуп Великого князя
Как-то в бою с татарами попал Великий князь московский Василий Тёмный в плен. За себя он обещал дать столько выкупа, сколько сможет. И выполнил своё обещание: по одним данным, русские за князя заплатили почти тридцать тысяч рублей, по другим — астрономическую сумму — двести тысяч.
Обещание-то князь исполнил, да не совсем своими силами. То ли всю сумму, то ли значительную часть её заплатил некий Лука Строганов, новгородский гражданин, по всему судя, очень богатый человек.
Не мудрено, ведь среди прочего он собирал оброк со значительной части Двинской земли: Холмогор, Падрина погоста, острова Кур и других мест. За свершённое благодеяние сам Лука и его потомки удостаивались многих милостей от государей, главная среди которых — брать деньги в долг и не отдавать.
Строгановы и Ермак
Наследники Строгановых и сегодня настаивают на той версии, что именно их предки мотивировали Ермака на покорение Сибири. Так ли это?
Историк Иван Скрынников приводит в своей книге о Ермаке текст царской грамоты от 1582 года, в которой чёрным по белому дается указание Строгановым «под страхом большой опалы» вернуть Ермака обратно и использовать его «для оберегания пермского края».
Строгановы прекрасно знали силы Кучума. Они должны были понимать, что отправлять пять казачьих сотен против войска из нескольких тысяч воинов по меньшей мере рискованно.
Кроме того, во время отправления Ермака в Сибирский поход вотчинам Строгановым угрожали войска татарского царевича Алея. Ермак отбил их от Чусовых городков, и они устроили разгром на Соли Камской. То есть Ермак кому и был нужен на Урале, так это Строгановым.
До царя далеко
Аника Строганов, считающийся родоначальником династии солепромышленников, пришёл в бизнес в восемнадцать лет, после смерти отца и старших братьев. За короткий срок он смог не только приумножить доходы уже работавших солеварен и открыть новые — Строгановы превратились на Северном Урале если не в царей, то, по крайней мере, в местных губернаторов.
Аника Строганов был одновременно и промышленником, и царским чиновником: он следил за соблюдением правил торговли с английскими, немецкими и другими иностранными купцами. И, разумеется, пользовался служебным положением, ведя с иноземцами дела. Освоение Сибири началось по приказу Строганова, который искал там пушных зверей.
Строганов основывал города, обзавёлся собственным войском для защиты восточных границ, ссуживал деньги Ивану Грозному, получал от царя наделы «в вечное пользование» — в общей сложности достигшие размеров в несколько миллионов десятин.
Граф Священной Римской империи
Постепенно реальное влияние Строгановых на жизнь государства стало отражаться на их титулах. Василий Шуйский пожаловал их в именитые люди, Пётр Первый — в дворяне, а при Екатерине второй они прибавили к прочим званиям и дворянство европейское.
В 28 лет Александр Строганов был командирован в Вену, чтобы поздравить эрцгерцога Иосифа с бракосочетанием. Он так хорошо справился со своими обязанностями, что эрцгерцогом был ему пожалован титул графа Священной Римской империи. На тот момент в России Строганов был всего лишь бароном.
Граф европейский, а через некоторое время и российский, Александр Строганов жил на широкую ногу. «Два человека у меня делают всё возможное, чтобы разориться и никак не могут!» — говаривала о нём и графе Нарышкине Екатерина Вторая.
К концу жизни Александру Строганову всё-таки удалось достичь этой цели: живя на широкую ногу, он умудрился не только растратить состояние, накопленное предками, но и влезть в долги: он остался должен кредиторам около трёх миллионов рублей.
Строганов-якобинец
Сын Александра Строганова Павел получил европейское образование. Как и отец, он раньше многих российских дворян стал активным участником не только российской, но и европейской общественной жизни, чувствовал себя гражданином Европы.
Если отец был знаком с Вольтером, то его сын в вольнодумстве зашёл ещё дальше. Имея воспитателя, ставшего членом французского Конвента, Павел не мог не загореться идеями Великой французской буржуазной революции. Под именем Поля Очера он вступил в клуб «Друзей Закона», якобинскую организацию.
Революцию он встретил в Париже, а насладиться её плодами и, к примеру, стать жертвой разгрома якобинцев, не успел: отец вызвал его в Петербург, посчитав, что восемнадцатилетнему Павлу лучше поступить на российскую службу, чем рисковать именем, а возможно, и жизнью во Франции.
Европейское прошлое не помешало ни дружбе Павла с Александром Первым, ни его блестящей военной службе.
Строганов-воспитатель
Если Павел Александрович — Строганов европейский и петербургский, то Сергей Григорьевич — Строганов московский. Он приходился одновременно троюродным племянником и зятем Павлу, поскольку женился на его дочери Наталье. Как и его тесть, Сергей сделал хорошую военную и придворную карьеру: служил адъютантом, позже — генерал-губернатором.
Куда больше, чем военное дело, Сергея Строганова интересовали наука, образование и искусство. Он основал первую в России бесплатную рисовальную школу, основал Императорскую Археологическую комиссию, снаряжал археологические экспедиции на юг страны, был меценатом. А также — воспитателем цесаревичей.
Под его началом происходило обучение сыновей императора Александра Второго: Николая, Александра (впоследствии императора Александра Третьего), Владимира и Алексея.
Строгановская дача
Строгановская дача была излюбленным местом увеселений столичного светского общества: не только благодаря гостеприимству и хлебосольству её хозяина, но также потому что сама дача — произведение искусства, своеобразная одиссея. Здесь каждый мог стать не только гостем, но и странником.
Центром дачи был пруд, символизировавший море, в центре которого был остров. С острова, восседая на гиппокампах, обозревала округу статуя Нептуна. Там же находилась прекрасная Калипсо, державшая в плену Одиссея.
На даче было построено несколько павильонов, которые назывались: Мусульманский, Обелиск и Египетские ворота. Они напоминали о скитаниях Одиссея. Наконец, во владении Строгановых находилась «гробница Гомера», купленная Александром Строгановым у одного офицера, вернувшегося из турецкого похода.
Сохранилось высказывание самого Строганова о саркофаге: «При виде этого памятника я не смог не воскликнуть: не памятник ли это Гомеру? С тех пор все заключили, что я владею гробницей Гомера».
Сансоны: трудовая династия французских палачей…
Как говаривал один из персонажей «Трёх мушкетеров», «палач может убивать и не быть при этом убийцей». Следуя этому правилу, семь поколений семейства Сансонов на протяжении двухсот лет честно трудились на эшафоте. Они отняли жизни у нескольких тысяч осуждённых на казнь, но при этом оставались всеми уважаемыми членами общества.
В Средние века профессия палача была почтенным занятием, сравнимым, к примеру, с делом мясника. Ну какая, по сути, разница, что рубить на части - тушу коровы или человеческое тело? И то, и другое разрешено законом, а значит, ничего предосудительного в этом нет. В соответствии с цеховыми традициями, должность городского палача в обязательном порядке передавалась от отца к сыну, а при отсутствии наследника мужского пола - к мужу дочери. В конце XVII века потомственный палач города Руана задумался о преемнике. Сыновей у него не было. И он взял с собой на работу зятя, молодого Шарля Сансона. Зять происходил из старинного, но обедневшего рода. Предки Сансона были дворянами, участвовали в крестовых походах, но семейство разорилось, и Шарль был вынужден жениться на простолюдинке (видать, дочка палача была завидной невестой с хорошим приданным). Сам Шарль успел поучаствовать в сражениях, понюхал пороху, повидал крови, но когда, стоя на эшафоте, впервые увидел, как тесть привёл приговор в исполнение, не выдержал и упал в обморок. Однако секретами профессии он овладел быстро и достиг таких вершин мастерства, что в 1688 году Людовик XIV назначил его главным палачом Парижа - тамошний экзекутор умер бездетным.
В столице Сансон занял казённое жилище, так называемый «Дворец палача». При квартире находилась небольшая, но уютная камера пыток и продуктовая лавка. Одной из привилегий заплечных дел мастера был сбор овощной и фруктовой дани с парижских лавочников, поэтому в его собственном магазинчике никогда не переводился свежий товар по демпинговым ценам.
В 1695 году Шарль Сансон умер. Его должность и инструменты перешли к его сыну - тоже Шарлю. От махания мечом на эшафоте Шарля-младшего отвлекали только дела семейные. Жена палача родила несколько дочек, и поэтому когда в 1719 году на свет появился Шарль Жан Батист Сансон, радости отца не было предела - появился преемник. Когда в 1726 году спустя почти 30 лет беспрерывного труда на столичных эшафотах Шарль Сансон-младший умер, его сыну исполнилось всего 8 лет, и он даже не мог поднять тяжёлый папин топор. Закон есть закон, и 2 октября 1726 года маленького Шарля Жана Батиста парижский генерал-прокурор назначил городским палачом. Правда, с некоторыми оговорками. «Так как было невозможно, - писал хронист, - чтобы ребёнок его возраста сам мог выполнять грустную обязанность, которой он был облачён, то Парламент дал ему в помощники палача по имени Прюдом, требуя, чтобы он хотя бы присутствовал при всех казнях, совершавшихся в то время, дабы придать им законный вид».
Вместо унылых школьных классов мальчик проводил время на свежем воздухе, в постоянном, правда недолгом, общении с интересными людьми. Достигнув совершеннолетия, он отодвинул помощника и сам взялся за топор, верёвку и огниво для костра.
Своё активное участие в убыли парижского населения Шарль Жан Батист изо всех сил старался компенсировать. У него было 16 детей, 10 из которых дожили до почтенного возраста. Самым известным из этого потомства стал Шарль Анри Сансон, родившийся 15 февраля 1739 года. Маленькому Шарлю Анри папина работа не очень нравилась. Он обучался в школе при женском монастыре в Руане и мечтал не о казни людей, а об исцелении их. К сожалению, учёбу у кармелиток пришлось прервать - кто-то из родителей узнал, что в одном классе с его отпрыском занимается сын палача и поднял скандал. Монахини не видели в профессии экзекутора ничего предосудительного, но от греха подальше попросили мальчика из школы забрать. Шарль Анри продолжил обучение дома, с тяжестью на сердце помогая родителю в свободное от занятий время. Через несколько лет он поступил в Лейденский университет, где изучал медицину.
Теоретические занятия по устройству человеческого тела продолжались недолго. Папашу разбил паралич, и родственники настояли на том, чтобы Шарль Анри взвалил на себя семейное дело. Дебютировал на эшафоте он в 1757 году, но не в Париже, а в Реймсе, помогая дяде Николя-Шарлю-Габриэлю Сансону. Перед тем стояла нелёгкая задача. Некий Роббер Дамьен напал на престарелого Людовика XV и царапнул его в бок перочинным ножиком. Несмотря на несерьёзность раны, «цареубийцу» требовалось примерно наказать. Предстояли публичная пытка и четвертование. Без помощи племянника дяде было просто не справиться. Шарль Анри впервые смог применить на практике свои начальные знания анатомии. Постепенно новый парижский палач вошёл во вкус своего дела. Он обезглавил генерала Томаса Артура де Лалли-Толендаля, сдавшего французские войска англичанам в Индии (1766), четвертовал и сжёг богохульника Франсуа-Жана Лефевра де Ла Бара (1766), колесовал и сжёг отравителя Антуана Франсуа Деру (1777). Казни проходили при огромном стечении народа, и Шарль Анри был звездой парижского масштаба. Каждый год он «выступал» на эшафоте всего несколько десятков раз. Можно было работать в довольно расслабленном режиме. Однако интенсивность экзекуций резко изменилась с приходом Великой Французской Революции.
При новой власти работы у палачей заметно прибавилось, и, что самое досадное, - были отменены «овощные привилегии» экзекуторов. Хрупкие орудия производства вроде топора и верёвок быстро приходили в негодность. Во время массовых казней даже опытный Сансон уставал и к концу затянувшейся процедуры отделял головы от туловищ уже не столь филигранно как в начале её, доставляя приговорённым лишние страдания. Старая профессия явно нуждалась в инновациях. Гражданин Сансон даже выступил с речью в национальном собрании, от имени всех своих коллег жалуясь на тяжёлые условия труда: «Постоянное обновление орудий казни - несправедливое бремя, которое приходится нести самому исполнителю-палачу». Революционные власти прислушались к запросам ценного специалиста и дали ход новейшему изобретению доктора и депутата Жозефа Игнаса Гильотена.
Изготавливал машину убийства близкий друг Сансона фортепьянный мастер Тобиас Шмидт. А в испытаниях новинки принимал активное участие сам Шарль Анри. Сначала он обезглавливал соломенные чучела, потом перешёл к овечьим тушам, затем пришла очередь невостребованных трупов из парижского морга. Жалоб на машину от участников испытания не поступило, и 25 апреля 1792 года Сансон представил гильотину на суд взыскательной парижской публики, казнив на Гревской площади вора Жака Николаса Пеллетье.
Через пару месяцев гильотина, перенесённая на площадь Революции (ныне площадь Конкорд), заработала на полную мощь - настало время якобинского террора. Счёт казнённых Сансоном людей пошёл на тысячи, но характер палача не изменился. Он оставался тихим, кротким, вежливым человеком, активно раздавал милостыню, собирал гербарий и с естественнонаучным любопытством препарировал тела обезглавленных им людей. По убеждениям Шарль Анри был монархистом, и ему очень не хотелось отделять голову Людовика XVI от его же туловища. Политическим симпатиям Сансон предпочёл реалии жизни: если бы он отказался казнить короля, то монарха всё равно бы обезглавили, но сразу после самого Сансона. Испытывая глубокие нравственные страдания, парижский палач казнил не только короля Франции, но и королеву Марию-Антуанетту, убийцу Марата Шарлоту Корде (ей Сансон заботливо советовал по дороге к месту казни садиться в центре телеги, чтобы трясло поменьше) и сотни других людей. Накопившаяся усталость заставила заслуженного мастера заплечных дел уйти на пенсию, и главного вдохновителя массовых казней Робеспьера 28 июля 1794 года обезглавил уже его сын Габриэль Сансон.
На покое Шарль Анри пользовался заслуженным почётом и уважением. Ему довелось даже побалагурить с Наполеоном. Бонапарт ехидно поинтересовался, спокойно ли спит человек, лишивший жизни тысячи людей. «Если совесть не мучает королей и императоров, то откуда бессонница возьмётся у палача?» - парировал Сансон. Кстати, на счету ветерана эшафота было 2918 собственноручно приведённых в исполнение приговоров. В списке самых результативных палачей он стоит одним из первых…
Умер Шарль Анри Сансон в 1806 году. В 1830 году появились якобы написанные им мемуары, пользовавшиеся большим спросом. Их с интересом прочитал, например, Пушкин. И не удивительно, ведь редактором «Записок Палача» и, возможно, их истинным автором был Оноре де Бальзак.
Представители семейства Сансонов ещё долго работали на эшафотах не за страх, а за совесть. Осечка случилась только в 1847 году, когда внук революционного палача Клеман Анри Сансон, промотавшийся в пух и прах и залезший в долги, заложил ростовщику гильотину за три тысячи франков. К несчастью, буквально на следующий день был вынесен очередной смертный приговор, а казнить преступника оказалось нечем. Несмотря на мольбы палача, ростовщик наотрез отказался выдать ему гильотину хотя бы на полчасика. Расстроенный Сансон явился на эшафот с прадедушкиным топором. Но власти отказались от такого анахронизма. Пока городской бюджет выкупал гильотину, жизнь осуждённого продлилась ещё на несколько дней. Клеман Анри привёл приговор в исполнение, и на следующий день был уволен. После позорной отставки удача неожиданно улыбнулась ему: журналист д’Ольбрез заплатил экс-палачу 60 тысяч франков за право издания вымышленных записок семи поколений семейства Сансонов в шести томах. Счастливый Клеман Анри расплатился с долгами и зажил припеваючи. Через пару лет он упрочил своё благосостояние, загнав братьям Тюссо для создаваемого ими музея восковых фигур, остатки дедушкиной гильотины времён революционного террора. В это время на рукоять новой гильотины на французских эшафотах нажимали уже палачи с другими фамилиями.
Этот остров у самого истока холодной и темной Невы из Ладожского озера был тем первым кусочком неприятельской шведской земли, на который ступила нога Петра I в самом начале Северной войны. Недаром он переименовал крепость Нотебург, отвоеванную в 1702 году у шведов, в Шлиссельбург - «Ключ-город». И почти сразу же крепость стала политической тюрьмой. Уж очень удобен был для узилища этот уединенный остров…
Попасть сюда можно было только через одни ворота, при этом нужно было огибать по воде на глазах охраны почти весь остров. Да и бежать отсюда было невозможно. За всю историю не случалось побегов из Шлиссельбургской тюрьмы. И только раз была предпринята дерзкая попытка освобождения одного из шлиссельбургских узников.
Событие произошло в белую ночь с 5 на 6 июля 1764 года. Попытку эту предпринял один из офицеров охраны крепости, подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович. С отрядом солдат, которых он подбил на бунт, Мирович пытался захватить особую тюрьму, в которой содержали секретнейшего узника.
Ворвавшись в казарму, где жил заключенный, Мирович увидел его недвижимым, лежащим в луже крови. Вокруг были следы ожесточенной борьбы. Во время боя, развернувшегося между отрядом мятежников и охраной секретного узника, погибло несколько солдат, офицеры охраны Власьев и Чекин убили заключенного.
Мирович, узнав о смерти узника, сдался на милость властей и был тотчас арестован. Все подбитые им на бунт солдаты также были схвачены. Началось расследование страшного преступления…
Династические комбинации
Но кто же был этот узник? Это была страшная государственная тайна, но все в России знали, что секретным узником был русский император Иван Антонович, проведший в заточении почти четверть века.
В начале 1730-х годов династия Романовых испытывала серьезный кризис - некому было наследовать трон. На престоле сидела императрица Анна Иоанновна, бездетная вдова. При ней жила сестра Екатерина Ивановна с малолетней дочерью Анной Леопольдовной. Вот и все родственники императрицы.
Правда, жива была цесаревна Елизавета Петровна, которой не было и тридцати лет. В Киле также жил племянник Елизаветы, сын ее покойной старшей сестры Анны Петровны Карл-Петер-Ульрих (будущий император Петр III). Однако Анна Иоанновна не хотела, чтобы отродье Петра I и «лифляндской портомои» - Екатерины I - вступило на трон Российской империи.
Вот почему, когда в 1731 году был оглашен императорский указ, подданные не поверили своим ушам: согласно ему, они должны были присягнуть в верности причудливому завещанию Анны Иоанновны. Она объявляла своим наследником того мальчика, который родится от будущего брака императрицыной племянницы Анны Леопольдовны с неизвестным еще иностранным принцем.
Удивительно, но как задумала императрица, так и получилось: Анна Леопольдовна была выдана замуж за немецкого принца Антона-Ульриха и в августе 1740 года родила мальчика, названного Иваном. Когда в октябре того же года Анна Иоанновна умирала, она завещала трон своему двухмесячному внучатому племяннику. Так на русском троне появился император Иван Антонович.
Золотые и железные цепи младенца-императора
Ну что рассказать о мальчике, ставшем самодержцем в возрасте двух месяцев и пяти дней и свергнутом с престола, когда ему исполнился один год, три месяца и тринадцать дней? Ни многословные указы, им «подписанные», ни военные победы, одержанные его армией, сказать о нем ничего не могут. Младенец - он и есть младенец, лежит в колыбельке, спит или плачет, сосет молоко и пачкает пеленки.
Сохранилась гравюра, на которой мы видим колыбель императора Ивана VI Антоновича, окруженную аллегорическими фигурами Правосудия, Процветания и Науки. Прикрытый пышным одеялом, на нас сурово смотрит пухлощекий малыш. Вокруг его шейки обвита тяжеленная, как вериги, золотая цепь ордена Андрея Первозванного - едва родившись, император стал кавалером высшего ордена России.
Такова была судьба Ивана Антоновича: всю свою жизнь, от первого дыхания до последнего, он провел в цепях. Но в золотых цепях он «проходил» недолго. 25 ноября 1741 года цесаревна Елизавета Петровна совершила государственный переворот.
Она ворвалась с мятежниками в Зимний дворец глубокой ночью и арестовала мать и отца императора. Солдатам был дан строгий приказ не поднимать шума в императорской опочивальне и взять ребенка-императора только тогда, когда он проснется.
Так около часа они и простояли молча у колыбели, пока мальчик не открыл глаза и не закричал от страха при виде свирепых гренадерских физиономий.
Императора Ивана вытащили из колыбели и отнесли к Елизавете. «Ах, дитя! Ты ни в чем не виноват!» - вскричала узурпаторша и крепко ухватила ребенка, чтобы - не дай Бог - он не попал к другим.
Не убивать, пусть умрет сам!
А потом начался крестный путь семьи Ивана Антоновича по тюрьмам. Сначала узников держали под Ригой, потом в Воронежской губернии, в Ораниенбурге. Здесь родителей разлучили с четырехлетним сыном.
Его, под именем Григория, повезли на Соловки, но из-за осенней непогоды добрались только до Холмогор, где Ивана Антоновича поместили в бывшем доме местного архиерея. Надо сказать, что имя Григорий не самое удачное в русской истории - невольно вспоминаешь Григория Отрепьева и Григория Распутина.
Здесь, в Холмогорах, ребенка посадили в одиночную камеру, и отныне он видел только слуг и охранников. Живого и веселого мальчика непрерывно держали в наглухо закрытой комнате без окон - все его детство, всю его юность. У него не было игрушек, он никогда не видел цветов, птиц, животных, деревьев. Он не знал, что такое дневной свет.
Раз в неделю под покровом ночной темноты его выводили в баню во дворе архиерейского дома, и он, вероятно, думал, что на дворе всегда стоит ночь. А за стенами камеры Ивана, в другой части дома, поселили его родителей, братьев и сестер, которые родились уже после него и которых он тоже никогда не увидел.
Елизавета никогда не отдавала приказа убить Ивана, но делала все, чтобы он умер. Императрица запретила учить его грамоте, запретила ему прогулки. Когда он, восьми лет, заболел оспой и корью, охрана запросила Петербург: можно ли пригласить к тяжко больному доктора? Последовал указ: доктора к узнику не допускать! Но Иван поправился на свою беду…
В 1756 году шестнадцатилетнего заключенного внезапно перевезли из Холмогор в Шлиссельбург и поселили в отдельной, строго охраняемой казарме. Охране были даны строжайшие предписания не допускать посторонних к узнику Григорию.
Окна помещения, чтобы не пропускали дневной свет, густо замазали краской, в камере постоянно горели свечи, за узником непрерывно наблюдал дежурный офицер. Когда приходили слуги убирать в помещении, Григория заводили за ширму. Это была полная изоляция от мира…
Тайна тайн русского двора, о которой знали все
Сам факт существования Ивана Антоновича был государственной тайной. В борьбе со своим юным предшественником на троне императрица Елизавета Петровна прибегла к удивительному, но, впрочем, знакомому нам способу борьбы с памятью о нем.
Его имя было запрещено упоминать в официальных бумагах и в частных разговорах. Того, кто произнес имя Иванушки (так его называли в народе), ждали арест, пытки в Тайной канцелярии, ссылка в Сибирь. Высочайшим указом было предписано уничтожить все портреты Ивана VI, изъять из обращения все монеты с его изображением.
Каждый раз начиналось следствие, если среди тысяч монет, привезенных в казначейство в бочках, обнаруживался рублевик с изображением опального императора. Было велено из книг, посвященных императору-младенцу, вырвать титульные страницы, собрать все до последнего опубликованные при нем указы, протоколы и докладные записки с упоминанием имени Ивана VI Антоновича. Эти бумаги были тщательно запечатаны и спрятаны в Тайной канцелярии.
Так в русской истории образовалась огромная «дыра» с 19 октября 1740 года, когда он вступил на трон, и до 25 ноября 1741 года. По всем бумагам получалось, что после окончания царствования императрицы Анны Иоанновны сразу же наступило славное царствование Елизаветы Петровны.
Ну уж если никак было нельзя обойтись без упоминания о времени правления Ивана VI, то прибегали к эвфемизму: «В правление известной особы». Лишь столетие с лишним спустя, в 1888 году, были опубликованы два огромных тома бумаг царствования Ивана Антоновича. Так, наконец, тайное стало явным…
Но, как часто бывало в России, самая большая государственная тайна была известна всем. А тому, кто не знал, стоило только побывать на холмогорском или шлиссельбургском базаре. Там или в ближайшем кабаке за полуштофом водки любопытствующему сразу же рассказали бы, кого так тщательно стерегут в тюрьме и за что.
Все ведь давно знали, что сидит Иванушка за верность «старой вере» и страдает он, естественно, за народ. Известное дело, иначе за что же так мучить человека?
Династический грех Романовых
Надо сказать, что этот династический грех не давал покоя ни Елизавете Петровне, ни восшедшему на трон в декабре 1761 года Петру III, ни Екатерине II, захватившей власть в июне 1762 года. И все эти самодержцы непременно хотели увидеть таинственного узника.
Так случилось, что в своей жизни Иван Антонович видел только трех женщин: свою мать - правительницу Анну Леопольдовну и двух императриц! Да и то Елизавета при встрече с ним в 1757 году (Ивана привезли в закрытой кибитке в Петербург) была одета в мужское платье.
В марте 1762 года император Петр III сам отправился в Шлиссельбург, под видом инспектора вошел в камеру узника и даже разговаривал с ним. Из этого разговора стало ясно, что заключенный помнит, что он вовсе не Григорий, а принц или император. Это неприятно поразило Петра III - он-то думал, что узник сумасшедший, беспамятный, больной человек.
Пётр III посещает Иоана Антоновича в его шлиссельбургской камере. Иллюстрация из немецкого исторического журнала начала XX века.
Екатерина II получила проблему Ивана в наследство от своего непутевого мужа. И она, тоже движимая любопытством, отправилась в Шлиссельбург в августе 1762 года, чтобы посмотреть на секретного узника и, возможно, поговорить с ним. Нет сомнения, что Иван Антонович своим диким видом производил на посетителей тяжелое впечатление.
Двадцать лет заключения в одиночке искалечили его, жизненный опыт юноши был деформированным и дефектным. Ребенок - не котенок, который и в пустой комнате вырастет котом. Иван четырехлетним малышом оказался в изоляции. Никто не занимался его воспитанием. Он не знал ласки, доброты, жил как зверь в клетке.
Офицеры охраны, люди невежественные и грубые, со зла и от скуки дразнили Иванушку, как собаку, били его и сажали «за непослушание» на цепь. Как справедливо писал
И все же в глубине его сознания сохранилась память о раннем детстве и страшной, похожей на сон, истории его похищения и переименования. В 1759 году один из охранников сообщал в своем рапорте: «Арестанта, кто он, спрашивал, на что [тот] прежде сказал, что он человек великий, и один подлый офицер то от него отнял и имя переменил».
Ясно, что Иван говорил о капитане Миллере, который отнял четырехлетнего мальчика у родителей в 1744 году. И ребенок запомнил это!
Новая инструкция
Позже Екатерина II писала, что она приехала в Шлиссельбург, чтобы увидеть принца и, «узнав его душевные свойства, и жизнь ему по природным его качествам и воспитанию определить спокойную».
Но ее якобы постигла полная неудача, ибо «с чувствительностью нашею увидели в нем, кроме весьма ему тягостного и другим почти невразумительного косноязычества (Иван страшно заикался и, чтобы говорить внятно, поддерживал подбородок рукой. - Е. А.), лишение разума и смысла человеческого».
Поэтому, заключила государыня, никакой помощи несчастному оказать невозможно, и для него не будет ничего лучшего, как остаться в каземате. Вывод о безумии Иванушки делался не на основании врачебного обследования, а по донесениям охраны. Профессиональные же врачи к Ивану Антоновичу никогда допущены не были.
Словом, гуманная государыня так и оставила узника догнивать в сырой, темной казарме. Вскоре после отъезда императрицы из Шлиссельбурга, 3 августа 1762 года охранники секретного узника, офицеры Власьев и Чекин, получили новую инструкцию.
В ней (в явном противоречии с утверждением о безумии заключенного) было сказано, что с Григорием нужно вести разговоры такие, «чтоб в нем возбуждать склонность к духовному чину, то есть к монашеству… толкуя ему, что житие его Богом уже определено к иночеству и что вся его жизнь так происходила, что ему поспешать надобно себе испрашивать пострижение».
Вряд ли с сумасшедшим, «лишенным разума и смысла человеческого», можно вести высокие разговоры о Боге и пострижении в монахи.
Крайне важно, что в эту инструкцию, в отличие от предыдущих, был внесен и такой пункт: «4. Ежели, паче чаяния, случится, чтоб кто пришел с командою или один, хотя бы офицер… и захотел арестанта у вас взять, то оного никому не отдавать… Буде же оная сильна будет рука, что спастись не можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать».
…Тут и появился офицер с командой
Попытка освобождения Ивана Антоновича, предпринятая ровно через два года, была как будто угадана авторами инструкции 1762 года. Как по написанному сценарию, появился неизвестный офицер с командой, никаких бумаг охране не предъявил, завязался бой, нападавшие усилили натиск и, видя, что «оная сильна будет рука», Власьев и Чекин кинулись в камеру.
Они, как сообщал современник, «напали с обнаженными шпагами на несчастного принца, который к этому времени проснулся от шума и вскочил с постели. Он защищался от их ударов и, хотя был ранен в руку, но сломал одному из них шпагу; тогда, не имея никакого оружия и почти совершенно нагой, он продолжал сильно сопротивляться, пока наконец они его не одолели и не изранили во многих местах. Тут наконец он был окончательно умерщвлен одним из офицеров, который проколол его насквозь сзади».
В общем, свершилось дело темное и нечистое. Есть основания подозревать Екатерину II и ее окружение в стремлении уничтожить Ивана Антоновича, который, при всей его беззащитности, оставался для царствующей императрицы опасным соперником, ибо был законным государем, в 1741 году свергнутым Елизаветой.
В обществе ходили благожелательные слухи об Иване Антоновиче. В 1763 году был вскрыт заговор, участники которого предполагали убить Григория Орлова, фаворита императрицы, и поженить Ивана Антоновича и Екатерину II, чтобы тем самым закрыть долгий династический спор. Такие планы заговорщиков явно не нравились ни Орлову, ни самой государыне. В общем, был человек - и была проблема…
Вот тут-то и появился подпоручик Василий Мирович - бедный, нервный, обиженный, честолюбивый молодой человек. Когда-то его предка, сподвижника Мазепы, сослали в Сибирь, и он хотел восстановить справедливость, вернуть прежние богатства семьи.
Когда Мирович обратился за помощью к своему влиятельному земляку, гетману Кириллу Разумовскому, то получил от него не деньги, а совет: сам прокладывай себе дорогу, старайся схватить Фортуну за чуб - и станешь таким же паном, как и другие! После этого Мирович и задумал освободить Ивана Антоновича, отвезти его в Петербург и поднять мятеж.
Однако дело сорвалось, что некоторым историкам кажется вполне естественным, так как они считают, что Мирович стал жертвой провокации, в результате которой погиб опасный для Екатерины соперник.
Правда Божеская и правда государственная
Во время суда над Мировичем среди судей неожиданно вспыхнул спор: как могли офицеры охраны поднять руку на царственного узника, пролить царскую кровь?
Дело в том, что от судей была утаена инструкция от 3 августа 1762 года, данная Власьеву и Чекину и предписывавшая умертвить узника при попытке его освобождения. Однако судьи, не зная об инструкции, были убеждены, что охранники поступили столь жестоко по собственной инициативе, а не выполняя приказ. Спрашивается, зачем властям нужно было утаивать эту инструкцию от суда?
История убийства Ивана Антоновича вновь ставит извечную проблему соответствия морали и политики. Две правды - Божеская и государственная - сталкиваются тут в неразрешимом, страшном конфликте. Получается так, что смертный грех убийства невинного человека может быть оправдан, если это предусматривает инструкция, если грех этот совершается во имя государственной безопасности.
Но, справедливости ради, мы не можем игнорировать и слова Екатерины, которая писала, что Власьев и Чекин сумели «пресечь пресечением жизни одного, к несчастью рожденного» неизбежные бесчисленные жертвы, которые несомненно воспоследовали бы в случае удачи мятежа Мировича.
Действительно, трудно представить, какие реки крови потекли бы по улицам Петербурга, если бы Мирович привез Ивана Антоновича (как он предполагал) в Литейную слободу, захватил там пушки, поднял на мятеж солдат, мастеровых… И это в центре огромного, густонаселенного города.
«Руководство Божие чудное»
Смерть Иванушки не огорчила Екатерину и ее окружение. Никита Панин писал императрице, которая в это время была в Лифляндии: «Дело было произведено отчаянною ухваткою, которое несказанно похвальною резолюциею капитана Власьева и поручика Чекина пресечено».
Екатерина отвечала: «Я с великим удивлением читала ваши рапорты и все дивы, происшедшия в Шлиссельбурге: руководство Божие чудное и неиспытанное есть!» Получается, что государыня была довольна и даже обрадовалась.
Зная Екатерину как человека гуманного и либерального, даже веря, что она не была причастна к драме на острове, все-таки согласимся, что объективно смерть Ивана была выгодна ей: нет человека - нет проблемы!
Ведь совсем недавно, летом 1762 года, в Петербурге передавали друг другу шутку фельдмаршала Миниха, сказавшего, что он никогда раньше не жил при трех императорах одновременно: один сидит в Шлиссельбурге, другой в Ропше, а третья в Зимнем. Теперь, после смерти Петра III «от геморроидальных колик» и гибели Иванушки, шутить так уже никто не будет.
Расследование по делу Мировича было недолгим, а главное - необыкновенно гуманным, что для дел подобного рода кажется странным. Екатерина запретила пытать Мировича, не позволила допросить многих его знакомых и даже брата арестанта, отделавшись шуткой: «Брат мой, а ум свой».
Обычно же на следствии в политической полиции родственники становились первыми подозреваемыми в пособничестве преступнику. Мирович держался невозмутимо и далее весело. Складывалось впечатление, что он получил какие-то заверения относительно своей безопасности.
Он был спокоен, когда его вывели на эшафот, возведенный на Обжорке, - грязной площади у нынешнего Сытного рынка. Собравшиеся на казнь несметные толпы народа были убеждены, что преступника помилуют, - ведь уже больше двадцати лет людей в России не казнили. Палач поднял топор, толпа замерла…
Обычно в этот момент секретарь на эшафоте останавливал экзекуцию и оглашал указ о помиловании, жалуя, как говорили в XVII веке, «вместо смерти живот». Но этого не произошло, секретарь молчал, топор обрушился на шею Мировича, и голова его тотчас была поднята палачом за волосы…
Народ же, как писал
Истинно, концы были схоронены в воду… а также в землю. Ведь еще раньше казни Мировича Екатерина распорядилась закопать тело Иванушки тайно где-нибудь в крепости.
Прошли столетия, туристы гуляют по крепости, вокруг тихо и мирно. Но, идя дорожками среди развалин по густой, цветущей траве обширного и пустого двора Шлиссельбургской крепости, невольно думаешь, что где-то здесь, под нашими ногами, лежат останки настоящего мученика, который весь свой век прожил в клетке и, умирая, так и не понял, не узнал, во имя чего ему была дана Богом эта несчастнейшая из несчастных жизней…