1989 год, я очень любопытный ребёнок, сижу на уроке, от скуки ковыряюсь в носу, и не только в носу, и вдруг нащупываю у себя под нижней челюстью какое-то уплотнение. Так! Что же это? А оно тут раньше было? Может это что-то страшное? Об Интернете тогда и не слышали, поэтому спросить было не у кого. Ой, и заныло вдруг. Я умру? Я поднял руку, к неудовольствию строгой учительницы, отпрашиваясь в туалет, и долго рассматривал себя в зеркале. Кажется лицо чуть-чуть опухло. И горло красное. Точно хана! Я вспомнил, как в прошлом году мне без всякого обезболивания по садистски удалили аденоиды и мои ноги задрожали.
— Пока ты там прохлаждался, мы половину материала прошли, — высказала мне представительница самого лучшего в мире образования. — Садись уже. И прекрати вертеться!
Этому человеку я не мог доверить свою страшную тайну. Поэтому промолчал.
Охватившая меня паника вечером передалась родителям. Они вертели меня так и эдак, щупали шею, звонили бабушкам и прочим опытным людям. Описывали симптомы. Где-то стаскивались с запыленных полок толстенные справочники фельдшеров, с них сдувались засушенные листы алоэ; подорожники, служившие вместо закладки, безжалостно сбрасывались на пол; раскалялись телефонные трубки допотопных дисковых аппаратов. Никто ничего такого не помнил.
Я лежал и умирал. Сквозь полуприкрытые веки наблюдал за этой суетой, уже мысленно прощаясь с бренным миром, посылая последнее «прости» маме, бабушке и пионерской организации.
Утром мать опрокинула в себя третью банку валерьянки и потащила меня в детскую поликлинику.
— Так? — задумчиво сказал педиатр, ощупывая мой подбородок, челюсть и шею. — Не болит?
— Не-а, — обречённо помотал головой я.
— Странно, — сказал терапевт — Может миндалина какая-то вылезла, или лимфоузел. Короче, это не моя патология. Идите-ка вы к лору.
1989 год. Детская поликлиника районного города. Штурм кабинета лора напоминает взятие Зимнего дворца. Мать, попирая славу матроса Железняка, пробивается к солидной тётке в белом халате. У тетки на голове круглый блестящий рефлектор — знак принадлежности к династии специалистов ухо-горло-носа.
— Что у вас? — строго спрашивает тётка.
— Вот, — мать подталкивает меня к слепящей лампе. Я покорно плетусь, потому что уже поставил крест на своей неудавшейся жизни.
— Болит?
— Не-а, — привычно отвечаю я.
— Странно.
Лор жесткими пальцами мнёт мне шею, горло, челюсть. В её глазах появляется растерянность.
— Может воспаление какое-то. Открой-ка рот.
Я открываю доктору свой внутренний мир.
— Ага, — торжествующе говорит лор. — А вот тут у вас кариес. Может это с зуба инфекция? Гной стекает по каналу и собирается под челюстью.
Мать бледнеет и прислоняется плечом к косяку двери. Снаружи уже бьются в фанеру нетерпеливые пациенты.
— Идите-ка вы к стоматологу. Это видимо его проблема, — бодро говорит лор.
Вот тут мне стало страшно. Уже не за свою жизнь, а просто страшно. В 89-м году я ещё ни разу не лечил зубы. А от одноклассников слышал о стоматологах только плохое. Мол, эти товарищи похуже Гитлера. Им только дай забраться в твой рот — и пиши пропало. Уйдёшь как минимум с тремя пломбами.
Но куда деваться. Таинственное образование требует полного обследования.
В очереди к детскому стоматологу сидят с обречёнными лицами человек пять ребят разного возраста. Некоторые готовятся к смертельной битве, некоторые уже смирились и только тихонечко подвывают от страха. Над дверью загорается красная лампочка, и очередной страдалец исчезает в недрах адского кабинета. Если бы я умел — я бы молился.
Наступает моя очередь. Стоматолог — бодрый старичок лет тридцати пяти с седыми висками смотрит мне в рот.
— Болит? — традиционно спрашивает он.
— Не-а, — так же традиционно отвечаю я.
— Странно, — стоматолог копается у меня в зубах, повторяя какой-то шифр, словно легендарный шпион Рихард Зорге. — Тройка — кариес, пятерка — кариес.
— А это вот что? — в отчаянии спрашивает мать.
— Это? — врач задумывается. — Да-с, странный случай.
— Лор говорит, что это может гной стекать по каналу.
— Точно, — расцветает доктор. — Тогда вам не ко мне. Тут вскрывать надо. А я терапевт. Вам же надо к хирургу-стоматологу. Это в соседнем кабинете.
Очереди в соседний кабинет НЕТ. И это немудрено. Внутри — белая плитка, железное кресло с зажимами, слепящие лампы. Врач — могучий дядька, в плечах косая сажень, трехдневная щетина (хотя мать описывала его, как худощавого вчерашнего студента в очках, но я-то лучше помню!).
Он с интересом вертит мою голову в разные стороны.
— Болит?
— Не-а, — хором с матерью отвечаем мы.
— Ну раз не болит, то это не зубы. Вам бы к педиатру.
— Мы там уже были!
— Тогда к лору!
— И там уже были!
— И что?
— Нас послали к вам. Доктор, помогите! — в отчаянии молит мать.
— Спокойно, мамаша, — уверенно говорит доктор. — У нас лучшая в мире медицина. Сдайте-ка вы анализы, сделайте рентген и понаблюдайтесь пару дней. Кариес лечить будем?
Я посмотрел на железное кресло, на жутковатые инструменты и отчаянно замотал головой.
— Ну и не надо, — облегчённо вздохнул доктор.
Анализы мы сдали. Они оказались в порядке. Рентген в поликлинике поломался, а очередь во взрослой поликлинике растянулась на полгода. А так как непонятное образование не болело и в принципе не причиняло мне какого-то неудобства, постепенно про него забыли. Лишь изредка я по привычке проводил пальцами под челюстью, нащупывал уплотнение, и на секунду мне становилось страшно.
А тут Союз развалился, и всем стало не до моей челюсти.
Я вырос. Детская травма толкнула меня в объятия медицины. И на первом курсе медучилища я начал зубрить анатомию и узнал о существовании подъязычной кости. Той самой, которая опухоль, воспаление, гной от зуба и так далее. Впервые я нащупал своё уплотнение со спокойным сердцем и помянул добрым словом целый консилиум врачей-специалистов.
Коллеги, не надо так.
Естественная натура стоит на много дешевле чем искусственная
Фигура бывает в два типа, геометрическая и человеческая, и оба изменчивая
Всё, что круглая извне — плоская
Доктор
Доктор высокого роста
Так освещает вопрос:
Сердце устроено просто,
Это — обычный насос.
(Очень простой механизм.)
Тянутся к сердцу сосуды,
Трудятся, скрыты от глаз.
Функции этой посуды
Нам излагали не раз.
(Очень молоденький врач.)
Пусть не покажется глупым
Возглас несдержанный мой:
Чем же мы все-таки любим,
Мой человек дорогой?
(Чем же там можно любить?)
1987
Чтоб бегать, плавать и ходить
Мы, люди, все скелет имеем.
Выходит с ним нам легче жить
И интересней, в самом деле.
Всего чуть более двухсот
Костей разнообразных в теле.
Наклон с подъёмом, поворот
Без кости совершать сложнее.
На эластичность коллаген,
На твёрдость кальций, также фосфор
Влияют - с ними без проблем
Приобретает прочность остов.
Тут магний - третий элемент,
И витаминчик «D» ютится,
И витамин «A», не секрет,
И «C», и группы «B» сгодится.
Четыре раза по чуть-чуть
Питаться надо ежедневно.
Таков к нормальной жизни путь,
Что очень важно несомненно.
Прыжки, сгибание, массаж
И упражнения на силу,
Ходьба хотя бы - вот купаж
В котором для здоровья стимул.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2018
В голове, как и в попе - две половинки, и отверстие для высера
Ферменты расщепляют компоненты.
Был полимер, а вот и мономер.
Тут в каждой клеточке свои секреты,
На каждую атаку свой барьер.
Вот всасываются ингредиенты-
Белков, жиров и углеводов смесь.
Выводятся конечно экскременты.
Нам остаётся вовремя поесть.
Страдаем мы порой от диспепсии.
Желудку пожеланье: Будь здоров!
Не справится с болезнью без усилий.
Дела всегда важнее лишних слов.
Есть в нас набор химических реакций-
Обмен веществ, то есть метаболизм.
Не терпит жизнь движения абстракций.
Прошу, простите мой метеоризм.
Опять вот взбунтовалась микрофлора.
Здесь сероводород, азот, метан
В гостях у кислорода с водородом.
А главный гость - летучий меркаптан.
Простите мне за мой невольный флатус,
За сфинктеральный громкий резонанс,
Простите за не ароматный казус,
За этот неумышленный сеанс.
Все к флатуленции давно привычны-
Капуста, яблоки, бобы виной.
Коль вы к таким плодам не безразличны-
Терпите этот выхлоп дорогой.
А вот и констипация настала,
Пассаж нарушен, может быть стеноз.
Не кушай пищи много или мало,
Живи во благо, но не на износ.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Мы в клетке наблюдаем много тел,
От аппарата Гольджи, лизосом,
До нужных компонентов, органелл,
Надёжных центриолей, рибосом.
Есть в цитоплазме свой цитоскелет
И митохондрия, везикула, ядро,
Да эндоплазматическая сеть -
Всё это основное лишь нутро.
И биосинтез здесь идёт белков
Полипептиды образуя нам,
Порядок тут реакции таков,
Трансляций и транскрипций ДНК.
Всегда незаменим обмен веществ,
Его ещё зовут метаболизм.
Анаболизм с катаболизмом здесь.
Энергия внутри - то наша жизнь.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Склерой белой око крыто,
В центре круглое оконце,
Слёзками оно помыто,
Роговицею зовётся.
Есть за роговицей стенка
Серая иль голубая, -
Это радужка, в ней дверка,
Что зрачком все называют.
А ресницы где и веки -
Конъюнктивная защита,
Что-то вроде занавески
От лучей слепящих вида.
Камер две в устройстве глаза,
Вот одна за роговицей,
То балкончик для показа
Мира, чтобы удивиться.
За зрачком ещё светлица,
Для хрусталика покои,
Любит линзочка светиться
Разноцветной красотою.
Зала главная, для тела
Стекловидного, огромна.
Посещают залу смело
Светового мира волны.
Как обоями покрыты
Изнутри сетчаткой стенки,
Возбуждая переливы
Рецепторного оттенка.
Светит колбочка фотоном
С палочкою у сетчатки.
Дальше мозговые зоны
Получают распечатки.
Берегите дольше глазки,
Два строения в глазницах,
Дабы видеть взгляда сказки
Сквозь открытые ресницы.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Ушная раковина, мочка,
То части видимого уха.
Нас без шумящего глоточка
Гнетёт молчащая житуха.
Есть завиток с хвостом и ножкой,
И козелок, родная чаша,
Внутрь слуховой проход дорожкой,
В него шум проникает дальше.
От барабанной перепонки
Звук попадает в молоточек,
Потом по наковальне звонко,
И в стремечко ещё разочек,
Закручивается в улитке,
Рецепторы ей будоража.
И мы способны без ошибки
Распознавать нюансы даже.
От эндолимфы с перелимфой
По электрическим сигналам
Воспринимаем переливы
Природы мозгом. Уху слава!
Здесь полукружные каналы
Для равновесия в округе.
Без них подавно я пропал бы.
Ушам спасибо за услуги!
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
В четыре камеры насос
Кровь прогоняет по сосудам,
Питает органы повсюду,
Да ткани, чтобы не стряслось.
Гормоны, соль и кислород
С питательными веществами
Пригонит вовремя волнами
К участку тела без забот.
Сосуды разделяют здесь
На венулы, артериолы,
На капилярные узоры,
Артерий, вен различных смесь.
Вот в плазме есть эритроцит,
Не обойтись без лейкоцита,
А также друга тромбоцита.
Команду их судьба хранит.
И пусть продолговатый мозг
Надёжно управляет сердцем,
Так как от них, о том заметьте,
Протянут к жизни нашей мост.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Мир человеческих эмоций
Лимбической системы дело.
Мой висцеральный мозг умело
Для чувств сготовит новых порций.
Извилина тут поясная
И грушевидная, а дальше
Вот гиппокамп, мерцает даже
Миндалевидных ядер стая.
Для информации - круг Пейпса.
Круг Наута - для поведений.
Рождается смесь настроений,
Чтоб не было безумно пресно.
За вожделение стриатум
Вентральный отвечает в теле.
Дорсальный тоже будет в деле,
Когда любви нагрянет фатум.
Структуры нервные и связи
У медиобазальной части
Стремятся мир живой окрасить
Своей неповторимой вязью.
На формировке мотиваций
Процессов памяти и чувства,
Сна, удовольствий, безрассудства
Различные следы реакций.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Вот эндокринная система,
Что состоит вся из желёз,
Они гормоны непременно
Нам производят, не вопрос.
Гипофиз важен несомненно,
Эпифиз нужный элемент,
И щитовидка нам потребна,
Да тимус, в этом спора нет.
Надпочечников пара снизу
И поджелудочная тут.
Гонады, для любви каприза,
По делу тоже в нас живут.
Гипоталамус - представитель
Системы этой непростой,
Он эндокринный покровитель,
Жизнь проживающий с тобой.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Массаж мизинцев укрепляет нервы,
И это иногда спасает очень,
И если ты спокойствием непрочен
Воспользуйся советом для победы.
На безымянных пальцах эндокринка,
Все железы, эмоции и чувства,
В любви чтоб не дойти до безрассудства,
Массаж сих пальчиков как аскорбинка.
А пальцы средние тут отвечают
За кровеносную систему тела,
Друг с дружкой помассируй их для дела
И будет улучшенье - отвечаю.
Пищеварительной системы нашей
Барометр - указательные пальцы.
Почаще трите их, еды страдальцы,
Тогда вы будете и телом краше.
Дыханием заведуют большие
Два пальца на руках необходимых.
Без массажа они у нерадивых,
Потрите вы и их, мои родные.
В воздействиях на пальцы много шансов
Улучшить самочувствие системы,
Которой мы владельцы, несомненно
Подверженные часто дисбалансу.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017