Джон Фаулз - цитаты и высказывания

Мне так хотелось, чтобы он увидел - я обижена. Невозможно выглядеть обиженной по телефону.

Не любовь. Человеколюбие.

Самые прекрасные в мире вещи имеют самостоятельное, не зависящее от денег значение.

Люблю честность, свободолюбие, стремление отдавать. Созидание и творчество. Жизнь взахлеб. Люблю все, что противоположно пассивному наблюдательству, подражательству, омертвению души.

Вот это-то и делает женщина. Заставляет тебя увидеть то, что у тебя под носом.

Всем нам нравится, когда нас любят или ненавидят; это признак того, что нас будут помнить… Поэтому многие, не способные вызвать любовь, вызывали ненависть. Об этом тоже помнят.

92. … Страшную опасность для поэзии представляет то, что после Второй мировой войны на свет явился новый тип интеллектуала, притом сразу в больших количествах. Интересует его по преимуществу искусство, кинематограф, фотография, мода в одежде, декорировка интерьеров и прочее. Его мир ограничен цветом, формой, фактурой, орнаментом, декорацией, движением; и хорошо уже, если он хоть немного интересуется собственно интеллектуальным (моральным и социально-политическим) содержанием событий и объектов. Люди такой породы в действительности не интеллектуалы, а визуалы.
93. Визуала всегда больше интересует стиль, нежели содержание, ему гораздо важнее увидеть, нежели понять. Визуал не чувствует, что перед ним возмущенная толпа, которую расстреливает из пулеметов полиция; он просто видит мастерски сделанный фоторепортаж.

57. Если мы отправляем искусство прозябать на отдаленных задворках досуга, где-то на внешней периферии нашей жизни, и даже там воспринимаем его по преимуществу в какой-то опосредованной форме, то оно становится одним из компонентов достатка - то есть чем-то из области фактов, а не чувств; чем-то, что можно отнести к той или иной эпохе или направлению, на чем можно продемонстрировать свои познания в культуре, что можно идентифицировать и коллекционировать. Короче говоря, это приводит к полной неспособности видеть вещи сами по себе и к потребности, граничащей с одержимостью, всенепременно помещать их в тот или иной социальный, снобистский или новомодный контекст. Мода (то есть последний по времени стиль) становится аспектом общей социально-экономической потребности в быстром, одноразовом, использовании.

89. У каждого возраста своя взрослость. Ребенок вполне может быть взрослым в его собственном детском мире. Но сегодня наиболее развитые общества учат подрастающее поколение быть взрослыми, когда они еще только подростки. Подростки, «тинэйджеры», начинают с поразительной ловкостью имитировать взрослость, и в результате многие взрослые по годам люди на самом деле остаются вечными подростками, имитирующими взрослость. Разные факторы социального давления останавливают их развитие на стадии псевдовзрослости и вынуждают их надеть маску, которой они поначалу пользуются, чтобы выглядеть взрослыми, а после носят уже не снимая.
90. Взрослость не есть некий возраст: это состояние, когда человек познал себя.

17. Если бы удалось доказать, что загробная жизнь существует, жизнь была бы непоправимо испорчена. Она потеряла бы всякий смысл; а самоубийство стало бы добродетелью. Единственный возможный рай - тот, в котором я не ведаю о том, что я уже существовал прежде.

32. Тот, кто практикует замаскированную терпимость, прекрасно знает: то, чему он противостоит, на самом деле жизненно необходимо для его благополучия. Он вполне может - и обычно такой возможности не упускает - потешить себя словесным выражением своего неприятия, но редко идет на какое-либо конструктивное оппозиционное действие. Напротив, очень часто он с презрением смотрит на деятельных борцов, публично объявляющих бой тому, чему он и сам противостоит. Он станет обвинять таких людей в том, что у них якобы свой интерес - действие их попросту будоражит, как всякого прирожденного экстраверта, - и что он-то сам для этого слишком прозорлив и дальновиден. Он-то знает всю тщетность, или обреченность, или иллюзорность активного сопротивления. Это самое остро переживаемое, самое распространенное и самое дорогое сердцу чувство безысходности в нашу эпоху.

81. Некоторые технократы-философы и ученые презрительно отказываются всерьез принимать в расчет легко запоминающиеся поэтические высказывания, считая их не более чем эффектными обобщениями или высказываниями эмоционального характера, чья единственная достойная упоминания ценность - это ценность исторического материала или отрывочные биографические сведения о самом поэте. Для подобных фанатиков все, что не может быть достоверно подтверждено статистикой или логикой, это так, милая карнавальная мишура, которая ничего общего не имеет с трезвомыслием самой реальной, по их представлениям, реальности - наукой, как они ее понимают.
82. Принадлежи Шекспир к разряду таких ученых, он начал бы знаменитый монолог Гамлета с какого-нибудь соответствующего обстоятельствам заявления вроде: «Ситуация, в которой я оказался, такова, что от меня требуется тщательно взвесить все доводы за и против самоубийства, ни на миг не забывая о том, что все высказывания, какие бы я ни сделал, - всего-навсего эмоциональные вербальные высказывания обо мне самом и о моей нынешней ситуации и не могут быть трактованы как высказывания о человеке или ситуации вообще или как источник сведений о чем-либо еще, кроме биографических данных».

Внутреннее образование

124. Не должно быть так, чтобы человек был превыше всего необходим обществу; нужно, чтобы человек был превыше всего необходим себе самому. Он не может считаться образованным, пока не подверг анализу свое «я» и не усвоил общезакономерный психологический механизм. На сегодняшний день обучение направлено на «персону», а не на подлинное я. Персона же состоит из множества наслоений разной степени затвердения, которые скрывают то, что я действительно чувствую и что я действительно думаю. Само собой разумеется, мы все неизбежно выступаем в роли той или иной персоны, но вовсе не разумеется, что нам следует до такой степени скрывать наше подлинное «я», как того требуют нынешние общества и ныне существующие образовательные системы. Нам следует учить не конформизму (с этой задачей общество справляется автоматически), а тому, как и когда следует конформизму противостоять.

Значение «сейчас»
125. В нашей вселенной зеркал и метафор человек служит отражением и параллелью всем существующим реальностям. Все они присутствуют в каждом сознании, хотя и глубоко скрыты. Бесконечный процесс приобретает конечность в каждой вещи; каждая вещь - это поперечный срез вечности.

123. В системе общечеловеческого образования обучение в этой сфере непременно должно опираться на следующие соображения:
(A) Одним из веских аргументов за то, чтобы делать упор на обучение самоанализу, и за то, чтобы вообще шире применять анализ своего «я», служит тот довод, что половина всей боли, причиняемой внебрачной связью и распавшимся браком, как и собственно причина боли, проистекает из невежества каждого из участников - относительно себя самого и своего партнера.
(B) Чрезмерная коммерциализация секса, и особенно любовной связи, - не самый завидный бриллиант в короне капитализма.
© Из всех видов деятельности секс меньше других поддается каким-то обобщениям; он всегда относителен, всегда обусловлен ситуацией. Запрещать его так же глупо, как его предписывать. Остается только просвещать.
(D) Обучать физиологии секса, не обучая психологии любви, все равно что обучить всем тонкостям устройства корабля, но не объяснить, как им управлять.
(E) Апологеты «нравственности» не вправе осуждать или пытаться ставить препоны на пути каких бы то ни было сексуальных отношений, если не в состоянии наглядно доказать, что это приносит обществу больше несчастья, чем счастья. Куда как просто привести статистику противоправных действий, разводов и венерических заболеваний; но статистику сексуального счастья раздобыть будет потруднее.
(F) Ребенок - закон против адюльтера; и хотя виновный в адюльтере теперь уже не совершает преступления против закона, он по-прежнему совершает преступление против ребенка. Но по мере того, как дети взрослеют, развод все меньше становится преступлением: дисгармония в отношениях, которая для ребенка со временем становится все очевиднее, может причинить не меньше вреда, чем разрыв брака.
(G) Как злоупотребляют порой хирургическим вмешательством, так и разводом. Но то, что некой вещью можно в принципе злоупотреблять, отнюдь не аргумент против этой вещи.
(Н) Наиболее достойные отношения - это брачный союз, то есть любовь. Его благородство зиждется на альтруизме, желании служить другому, выходящем далеко за пределы всех удовольствий, которые из этих отношений можно извлечь; и на отказе когда-либо воспринимать другого как вещь, предмет, нечто практически целесообразное.
(I) Секс - это обмен удовольствиями, потребностями; любовь - безвозмездная отдача.
(J) Эта-то безвозмездная отдача, бескорыстная помощь, этот постоянный прирост добра в чистом виде и составляет уникальность человека - как и настоящую суть настоящего брака. Это квинтэссенция того, ради чего придумана великая алхимия секса; и всякий адюльтер вредит ей, всякая измена изменяет ей, всякая жестокость бросает на нее тень.

20. Это поголовное убеждение, что удовольствие можно получить только за деньги; неспособность помыслить об удовольствии, кроме как о чем-то так или иначе связанном с приобретением за деньги и с тратой денег. Невидимая патина на предмете означает теперь его ценность, а не его подлинную, неповторимую красоту. Опыт - это теперь нечто, приобретаемое в собственность, точно так же, как любой купленный предмет, который становится объектом обладания; и даже другие человеческие существа - мужья, жены, любовники, любовницы, дети, друзья - переходят в разряд объектов обладания или не-обладания и ассоциируются с ценностями, заимствованными скорее из мира денег, нежели мира человеческих отношений.
21. Тот, кто жаждет владеть, всегда одержим и в конечном счете не владеет собой. Наша мания коллекционировать не только предметы, имеющие денежную стоимость, но и разнообразный опыт, который тоже всякий раз стоит нам денег, и наша склонность рассматривать такой тезаурус личного опыта как свидетельство объективно ценного существования (недаром и скряга, потихоньку припрятывающий деньжата, почитает свою скаредность великой добродетелью) в конце концов делает нас бедняками во всех отношениях, кроме собственно экономического. Нам кажется, что мы живем как в ссылке, насильно отлученные от всего, что мы не можем себе позволить. Удовольствия, которые не нужно покупать за деньги, воспринимаются как ничего не стоящие. В былые времена мы совершали добрые дела, считая, что так мы вернее попадем в рай; теперь мы считаем, что наши приобретения и наши внушительные расходы и есть рай.