Во мне смеркаться стал огонь;
сорвав постылую узду,
теперь я просто старый конь,
пославший на хер борозду.
Подозрительна мне атмосфера безусловного поклонения, ибо очень сомнительна вера, отвергающая сомнения.
Вовсе не отъявленная бестия
я умом и духом, но однако -
видя столп любого благочестия -
ногу задираю, как собака.
Везде, где слышен хруст рублей
Иль звонко звякает копейка,
Всегда отыщется еврей…
Ну, в крайнем случае, еврейка.
Сейчас полны гордыни те,
кто, ловко выбрав час и место,
в российской затхлой духоте
однажды пукнул в знак протеста.
Блестя глазами сокровенно,
стыдясь вульгарности подруг,
девица ждет любви смиренно,
как муху робко ждет паук.
Напрасно мы стучимся лбом о стену,
пытаясь осветить свои потемки;
в безумии режимов есть система,
которую увидят лишь потомки.
Весь день суетой загубя,
плетусь я к усталому ужину,
и вечером в куче себя
уже не ищу я жемчужину.
А верю я всему покамест:
наступит светлая пора,
детей в семью приносит аист,
вожди желают нам добра…
Наше время ступает, ползёт и идёт
По утратам, потерям, пропажам,
В молодые годится любой идиот,
А для старости - нужен со стажем.
Даром слов на ветер не бросая,
жалость подавив и обожание,
гибелью от гибели спасая,
форма распинает содержание.
Видно только с горных высей,
видно только с облаков:
даже в мире мудрых мыслей
бродит уйма мудаков.
В этой мутной с просветами темени,
непостижной душе и уму,
я герой, но не нашего времени,
а какого - уже не пойму.
На людях часто отпечатаны
истоки, давшие им вырасти;
есть люди, пламенем зачатые,
а есть рожденные от сырости.
Бывают лица - сердце тает,
настолько форма их чиста,
и только сверху не хватает
от фиги нежного листа.