Где ты, моя Ариадна?
Где твой волшебный клубок?
Я в Лабиринте блуждаю,
Я без тебя изнемог.
Светоч мой гаснет, слабея,
Полон тревоги, стою,
И призываю на помощь
Мудрость и силу твою.
Много дорог здесь, но света
Нет и не видно пути.
Страшно и трудно в пустыне
Мраку навстречу идти.
Жертв преждевременных тени
Передо мною стоят.
Страшно зияют их раны,
Мрачно их очи горят.
Голос чудовища слышен
И заглушает их стон.
Мрака, безумного мрака
Требует радостно он.
Где ж ты, моя Ариадна?
Где путеводная нить?
Только она мне поможет
Дверь Лабиринта открыть.
Легкою игрою низводящий радугу на землю,
Раздробивший непреклонность слитных змиевых речей,
Мой алмаз, горящий ярко беспредельностью лучей,
Я твоим вещаньям вещим, многоцветный светоч, внемлю.
Злой дракон горит и блещет, ослепляя зоркий глаз.
Льётся с неба свет его, торжественно-прямой и белый, -
Но его я не прославлю, - я пред ним поставлю смелый,
Огранённый, но свободный и холодный мой алмаз.
Посмотрите, - разбежались, развизжались бесенята,
Так и блещут, и трепещут, - огоньки и угольки, -
Синий, красный и зелёный, быстры, зыбки и легки.
Но не бойтесь, успокойтесь, - знайте, наше место свято,
И простите бесенятам ложь их зыбкую и дрожь.
Злой дракон не знает правды и открыть её не может.
Он волнует и тревожит, и томленья наши множит,
Но в глаза взглянуть не смеет, потому что весь он - ложь.
Все лучи похитив с неба, лишь один царить он хочет.
Многоцветный праздник жизни он таит от наших глаз,
В яркой маске лик свой кроет, стрелы пламенные точит, -
Но хитросплетенье злое разлагает мой алмаз.
Спокойно озеро, широко,
Как чаша полная водой,
Зарёй подернуто с востока,
Хранит пленительный покой.
Одета дымкой розоватой,
Не шелохнётся осока,
Туманом скрыта, словно ватой,
Вдаль убежавшая река.
Прилив бодрящей, свежей сырости
Отрадно душу веселит:
Казалось, где б тревоге вырасти, -
А всё ж она томит,
Томит отравой сладко-горькой
Слезами кроет даль,
И я, любуясь алой зорькой,
Сам не пойму, о чём печаль?
Хочу ль сказать я солнцу: «Брызни
В туман потоками лучей,
И жарким веянием жизни
Тишь приумолкшую обвей»?
Иль жалко мне, что обаяние
Прохлады утренней сбежит
И солнца гордого сияние
Опять мне очи утомит?
Словно бусы, сказки нижут,
Самоцветки, ложь да ложь.
Языком клевет не слижут,
Нацепили, и несешь.
Бубенцы к дурацкой шапке
Пришивают, ложь да ложь.
Злых репейников охапки
Накидали, не стряхнешь.
Полетели отовсюду
Комья грязи, ложь да ложь.
Навалили камней груду,
А с дороги не свернешь.
По болоту-бездорожью
Огоньки там, ложь да ложь, -
И барахтаешься с ложью
Или в омут упадешь.
Грудь ли томится от зною,
Страшно ль смятение вьюг, -
Только бы ты был со мною,
Сладкий и радостный друг.
Ангел благого молчанья,
Тихий смиритель страстей,
Нет ни венца, ни сиянья
Над головою твоей.
Кротко потуплены очи,
Стан твой окутала мгла,
Тонкою влагою ночи
Веют два лёгких крыла.
Реешь над дольным пределом
Ты без меча, без луча, -
Только на поясе белом
Два золотые ключа.
Друг неизменный и нежный,
Тенью прохладною крыл
Век мой безумно-мятежный
Ты от топпы заслонил.
В тяжкие дни утомленья,
В ночи бессильных тревог,
Ты отклонил помышленья
От недоступных дорог.
Алым пламенем горя,
Встала с запада заря.
Коротко блеснёт зарница,
И скрывается она, -
Как стыдливая девица,
Быстро глянув из окна.
Ой, заря, заря, не падай!
Ты румяна и бела, -
Как невеста, ты мила.
Будь нам утренней отрадой,
Как вечернею была.
Веет из лесу прохладой.
Слышу песни соловья:
«Роза милая моя!
И тобой, и страстью нежной,
Бесконечной, безнадежной,
Вся душа моя полна.
Я лечу к тебе послушно, -
Ты внимаешь равнодушно,
Безответна, холодна.
Роза гордая, взгляни же!
Мне и взгляд единый твой
Будет лаской дорогой!»
Роза алая всё ниже
Никнет алой головой.
Пропоёт он до рассвета,
Но желанного ответа
От красавицы своей
Не дождётся соловей.
Не ужасай меня угрозой
Безумства, муки и стыда,
Навек останься легкой грезой,
Не воплощайся никогда.
Храни безмерные надежды,
Звездой далекою светись,
Чтоб наши грубые одежды
Вокруг тебя не обвились.
После жизни недужной и тщетной,
После странных и лживых томлений,
Мы забудемся сном без видений,
Мы потонем во тьме безответной,
И пускай на земле, на печальном просторе
Льются слёзы людские, бушует ненастье:
Не найдет нас ни бледное, цепкое горе,
Ни шумливо-несносное счастье.
1
В наши дни весь род людской делится на две части: блондин и брюнет. Это первый вопрос про человека, о котором вы заговорите в обществе, где его не знают: блондин он или брюнет? Остальное неважно, но на этот вопрос вы должны ответить.
8
Я - объявило себя Богом. Люди захотели забыть этот смысл первой заповеди.
42
Несчастием ближнего утучняется наше самолюбие.
61
Бог творит закон, Сатана - случаи.
6 декабря 1899
72
Знаешь ли ты, что Творение - выше Творца?
77
Неистощимая тема - о себе.
90
Интимное стало всемирным.
11 сентября 1906
305
Согласятся все историки,
Что рассказы без риторики
Много лучше, чем ирония
Поэтических речей.
Соловьи, цветы, зорь зарево,
И мечтаний чистых марево,
И природы благовения
Смоет жизненный ручей.
18 сентября (1 октября) 1927
На минуту приходила,
На минуту разбудила,
Унесла мое кольцо,
Улыбаясь, подарила
Мне пасхальное яйцо,
Ничего не говорила,
Только вспыхнуло лицо.
Кровь пасхальной кошенили*
Также алою была.
Руки, вздрогнув, уронили
То, что взяли со стола.
Мир иной на миг явился,
И, как дым в камине, свился
В цепенеющую мглу.
Ртутный шарик покатился
Из осколков на полу,
И, колеблясь, обкрутился
В синеватую золу.
Пахнет в воздухе жасмином
От сожженного письма,
А на меди пред камином
Тлеет алая тесьма.
29 мая (11 июня) 1923
(*)Карминовый краситель КОШЕНИЛЬ (см. ссылки в прим.) извлекался из червеца карминоносного. 200 тыс жучков давали всего лишь 1 г красящего вещества. Наиболее известны 3 вида кошенили: армянская, польская и мексиканская. В Армении кошениль живет в солончаках, а в Мексике на кактусах вида опунция.
Потребность в кошенили резко спала после появления на рынке многих искусственных красителей, которые были открыты в Европе в середине XIX века. Ручной труд, связанный с выращиванием и сбором насекомых, не мог конкурировать с новейшими промышленными способами производства, а еще менее - с низкими ценами искусственных красителей.
Кошениль, будучи очень дорогой краской, все же находила широкое применение в России. Фунт кармина стоил 144 рубля.
Высокого качества кармин выпускался на заводе Волоскова в Ржеве. О кармине Волоскова, представленного на выставке в Петербург в 1829 году, сообщалось:
«Сия драгоценная краска, по испытании оказалась превосходной доброты. Трудность в составлении сей краски отличного качества известна всем химикам; тем более чести искусному нашему фабриканту, умевшему преодолеть все трудности и приготовить сие драгоценное произведение в совершенстве…».
Краситель кармин обозначается номером Е 120 и благодаря натуральному происхождению не оказывает негативного влияния на здоровье людей (только в крайне редких случаях кармин может вызвать аллергию и анафилактический шок).
Он не проявляет чувствительности к свету, термической обработке и окислению.
Добавка Е120 применяется в рыбо и мясоперерабатывающем производстве, молочной и кондитерской промышленности, для изготовления алкогольных и безалкогольных напитков. Краситель Е120 также используется в изготовлении колбас, соусов, кетчупов, глазури, соков и желе.
До 2006 г. горький ликер (биттер) кампари окрашивался натуральной кошемилью.
Ну, а ликер Alchermes Алкермес, производимый ранее монахами домениканского ордена, назван от арабского термина al-qirmiz, что и означает кошениль, которая входит в состав этого напитка. Ликер используется в кондитерском производстве.
В поле девушка ходила
И случайно придавила
Голою стопой
Цветик полевой.
Он головкой лиловатой
Никнет до земли.
Вдруг к былинке полусмятой
Чьи-то кудри прилегли.
Смотрит девушка, вздыхая,
На больной цветок,
Осторожно выпрямляя
Тонкий стебелек.
Говорит она тихонько:
- Что мне сделать, милый мой?
Взбрызнуть венчик твой легонько
Свежею водой?
Иль от солнца в тень лесную
Мне тебя пересадить? -
Шепчет он: - Сам оживу я, -
Не мешай мне жить! -
19 марта 1892
Обширен русский Пантеон,
Богов чужих вмещает он,
А наш святой, великий Бог
Давно покинул свой чертог.
28 сентября 1879
В моей лампаде ясный свет
Успокоенья,
Но всё грехам прощенья нет,
Всё нет забвенья.
Нисходит в сердце тишина,
Мне чужды битвы,
И жизнь безрадостно ясна,
Но нет молитвы.
Я на тебя с тоской гляжу,
Моя икона,
И невнимательно твержу
Слова канона.
О, помолись же за меня,
Моя усталость,
Ко мне молитвой преклоня
Господню жалость!
Подыши ещё немного
Тяжким воздухом земным,
Бедный, слабый воин Бога,
Странно зыблемый, как дым.
Что Творцу твои страданья?
Кратче мига - сотни лет.
Вот - одно воспоминанье,
Вот - и памяти уж нет.
Но как прежде - ярки зори,
И как прежде - ясен свет,
«Плещет море на просторе»,
Лишь тебя на свете нет.
Бедный, слабый воин Бога,
Весь истаявший, как дым,
Подыши ещё немного
Тяжким воздухом земным.