Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.
- Если вы доживете до моего возраста, многое вам будет казаться странным.
- Вы непохожи на старика.
- Тело стареет. Иногда мне кажется, что у меня палец может отломиться, как кончик мелка. А дух не стареет, и мудрости не прибавляется.
- Вы мудры.
- Нет, это великое заблуждение - о мудрости стариков. Старики не мудры. Они осторожны.
«Бывает, что туристу все же удается войти в соприкосновение с настоящей ночной жизнью. Спускаясь в винном угаре часа в два ночи с мирного холма по какому-нибудь пустынному переулку, он видит, как из-за угла появляются два отчаянных молодчика. Они вовсе не похожи на ту лощеную публику, которую он только что покинул… Они подходят ближе, и все, что он помнит, - это внезапный, ошеломляющий удар.
Это его хватили по уху куском свинцовой трубы, завернутой в номер газеты «Матэн». И вот тут турист наконец входит в соприкосновение с настоящей ночной жизнью, на поиски которой он потратил столько денег.
Все хорошие книги сходны в одном: то, о чем в них говорится, кажется достовернее, чем если бы это было на самом деле.
Порой мужчине хочется побыть одному и женщине тоже хочется побыть одной, и каждому обидно чувствовать это в другом, если они любят друг друга.
Понимаешь, Барнс, именно потому что я очень много пережил, я теперь могу так хорошо всем наслаждаться.
Мы лежали рядом, и я кончиками пальцев трогал ее щеки и лоб, и под глазами, и подбородок, и шею и говорил: «Совсем как клавиши рояля», - и тогда она гладила пальцами мой подбородок и говорила: «Совсем как наждак, если им водить по клавишам рояля».
Если зрелище захватывает тебя только из-за денег, значит, на него не стоит смотреть.
Я ощущал смертное одиночество, какое наступает вечером впустую прожитого дня.
В молодости смерти придавалось огромное значение. Теперь не придаешь ей никакого значения. Только ненавидишь ее за людей, которых она уносит.
- Человек, - сказал он. - Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один. - Он остановился. - Все равно человек один не может ни черта.
Он закрыл глаза. Потребовалось немало времени, чтобы он выговорил это, и потребовалась вся его жизнь, чтобы он понял это.