Человек должен валиться каждый вечер в кровать, полуживой от усталости. Если не найти силам применения, они загнивают, и мы начинаем с дикой скоростью разрушать себя.
На рассвете есть странный час. Не час даже, это слишком громко сказано, а примерно десять-пятнадцать минут - когда асфальт кажется белым, а деревья бесцветно-контурными, точно подсвеченными изнутри. Это радостные и яркие минуты. Зримо ощущаешь, как день наполняется жизнью. Жизнь ещё не видна, но уже брезжит где-то на подходе. Это не сияющий торжествующим солнцем полдень, а ранний, полный надежд рассвет.
Нет уж, по мне, если девушка тебе нравится, сразу забирай у неё паспорт и женись. И не слушай бредовый текст, который она при этом выдаёт. Пусть следующие двадцать лет разбирается, любит она тебя или нет. Загублена у неё жизнь или нет. Авось к внукам разберётся. Женщины обожают ковыряться в себе.
В большинстве пар один позволяет любить себя, а другой откликается на любовь. При этом, как ни странно, больше получает не тот, кого любят, а тот, кто любит сам.
Однажды я ясно понял, что люди проверяются в рядовых отношениях. Мы не такие, какие мы с человеком, которого узнали вчера и который нам интересен, а такие, какие с человеком, которого знаем десять лет и который нас давно достал.
Пока человек не готов услышать, пока в нем самом не созреет вопрос, жажда ответа, жажда действия, изменений, шага - толку все равно не будет. Когда же это произойдет - самое простое слово может запустить машину.
Воображая добро всепрощающим и для себя неопасным, мы быстро приходим к выводу, что с добром можно не считаться, что оно мягкотелое и все всегда простит. Что добро - это нечто вроде родной бабушки, которой можно безопасно хамить и захлопывать дверь перед ее носом - все равно не разлюбит. Но вывод этот глупый и гибельный. Добро гораздо требовательнее зла и кулак у него значительно тяжелее. Просто оно порой выдерживает паузу, чтобы определить меру нашей внутренней дурости.
Скрытый пьяница больше всего ненавидит пьяниц, следящая за собой женщина - радостную толстушку на работе, двадцать раз в день пьющую чай с ватрушками, а болтливый лектор - тарахтящую с ним в одной комнате бабищу.
Мы страдаем, мы мечтаем о чем-то, а потом это оказывается фальшью, ерундой. И становится ясно, что усилия абсолютно не стоили жертв. И тогда в финальный момент мы бываем разочарованы. Так что, возможно, стоит, прибежав первым, остановиться у самой ленточки, не оборвав её.
1) Любой кусок, вырванный тобой из глотки другого, на самом деле выгрызен из твоей.
2) Шумно страдают только симулянты и клоуны. И те и другие в корыстных целях.
3) Моральные нормы расшатываются как молочные зубы. Вначале чуть-чуть, потом немного больше, а затем - чпок! - и зуба нету.
4) Человек - это то, чем он занимается.
5) Пусть жизнь - это бой, но вести его нужно расслабленно и гибко.
------------
Со стороны и жить проще.
Как только в моей душе шевельнется и вскипит досада или раздражение - значит, передо мной хороший человек или в чем-то хороший человек. На действительно плохих людей не раздражаются по определению.
Таамаг представляла собой единый нравственный монолит, возможно, где-то и в чем-то заблуждающийся, но простой и определенный. Такими, должно быть, рождались все люди в эпоху, когда эпос не только царствовал, но и не осмысливался еще как эпос. Люди цельные и в цельности своей не знающие сомнений.
Рассердился - значит, рассердился. Раскаялся и заплакал - так раскаялся и заплакал. Если полюбил кого-то, то сразу и на всю жизнь. Схватил в охапку и бежать, авось не догонят, а имя украденной можно узнать и по пути. Решил пожертвовать жизнью за друга - пожертвовал. Мысль была словом и одновременно действием. Головой никто не крутил, не ныл и назад не оборачивался.
«А сейчас люди дробные. Вроде и убивают реже, зато гадят чаще. И любят, точно дохлую кошку гладят, и сердятся половинчато, и прощают в треть сердца. И все как-то вяло, без силы, без желания… И кому мы такие нужны? Эх, зажег бы кто нас!» - подумала Ирка.