Я не дослужил обедни, и скрылась из глаз стезя.
Мерещится мрак колодца и длящийся вечность миг.
Я, можно сказать, последний. За мной занимать нельзя.
На мне это всё прервётся: и солнце, и птичий крик…

Как радостно, как ручьисто врывалась в наш мир весна!
Как бойко звучали горны, как буйствовал бересклет!
Но возраст творит бесчинства: и линзы глазного дна
легко превращают в чёрный хронически белый цвет.

На дне я. Мне имя — Сатин. Найдя свой удел и схрон,
я на волосок от бездны, и ей подхожу вполне.
Давай, приходи, писатель, с гусиным своим пером,
и книгу пиши, болезный. Естественно, обо мне.

С тоскою вселенской вкупе, роняя слезу в стакан,
о правде одной радея в словесной седой пурге,
пиши с меня смело, Купер, «Последний из могикан».
Считай, что я твой, Фадеев, последний из удэге.