здравствуй, моя дорогая Л.
ты извини за неровный почерк —
пальцами, ломкими, словно мел,
сложно плясать по изгибам строчек.
как ни пытайся писать ровней,
боль всё равно слово «ты» изрежет.
я научился жить вместе с ней.
и вспоминаю, как — без, всё реже.

знаешь, моя дорогая Ю,
я отпечатал тебя под кожей:
сонную, ласковую, мою,
с тёплой улыбкой, с невольной дрожью.
как я могу позабыть твой смех,
звёздный путь родинок на ключице,
то, как ты жмёшься ко мне во тьме?
если когда-нибудь так случится,

если, моя дорогая Б,
я вдруг проснусь в ледяной постели,
даже не думая о тебе,
правда не думая, в самом деле,
если я буду тебе не рад,
если мне будет тебя не надо…
это, пожалуй, и будет ад.
худший из всех филиалов ада.

помнишь, моя дорогая Л,
глупые клятвы о самом важном,
шёлк поцелуев и жажду тел,
вечную, злую, живую жажду?
помнишь, как мы завели кота,
чтобы урчаньем снимал усталость?
память, твердила ты, — пустота.
что, кроме памяти, мне осталось?

о, моё сердце, родная Ю,
если б ты знала, как боль жестока:
каждое сдавленное «люблю» —
хуже десятка ударов током.
трётся о пальцы наш грустный кот,
смотрит понятливо и устало.

страшно подумать — десятый год
минул с тех пор, как тебя не стало.