Лиза остановилась у окна.
—Чё стоишь? — спросила Валентина Даниловна.
— Смотрю в окно, — ответила Лиза.
— А чё ты там не видела? — не понимала свекровь.
— Красиво, вид из окна называется, — огрызнулась Лиза.
— От безделья у тебя вид из окна. Мне вот некогда голову поднять. Чё красивого то? Вон, стройка, гаражи эти гадские, откуда у людей столько деньжищ, ты мне скажи. А там чё выглядывать? Какашки собачьи? Тьфу. Делом займись, в окно то некогда будет смотреть. Вон, белья скопилось. Включи себе сериал и сиди наглаживай. Сидя то ты можешь? Глядишь, и твоя депрессия пройдет. Мы то и слова такого не знали раньше. Придумали тоже. Послеродовая еще.
Когда Валентина Даниловна сняла на кухне любимые Лизой кружевные занавески кафешки, на белых карнизиках, от середины окна до подоконника, Лиза не выдержала.
— Зачем вы сняли занавески? — спросила она свекровь.
— Так пылесборник же! Зачем они на кухне то сдались? Только гарь собирать! Не настираешься! Я на лоджии повесила пока пеленки, надо шторы будет купить.
Лиза заглянула на лоджию и увидела, что свекровь прибила к рамам гвоздики и натянула на них любимую Лизину простыню из самого дорогого постельного комплекта. В Дашиной комнате Валентина Даниловна с молчаливого согласия Ромы все переставила по собственному усмотрению. Кровать была сдвинута в дальний угол от сквозняков, на подоконнике расцвели пышным цветом бегонии, фиалки и пеперонии, над которыми свекровь особенно тряслась.
— Это ж санитар воздуха! — заявляла она. — Бактерии убивает.
Тут же в горшочках пробивались ростки хлорофитума, которые, как говорила Валентина Даниловна, «давали чистый кислород». Пол в детской был заставлен тазиками, ведерками и прочими емкостями, в которых что-то зрело и пробивалось. Лизе иногда хотелось спросить, для кого свекровь оставляет ночник — для цветов или для внучки?..