…В тот приезд мама нервничала как никогда раньше. Она понимала, что никакого ритуала не получится.
Мама везла меня в коляске. Коляска была тяжелая, трехколесная, железная, с одной длинной ручкой и подставкой-тормозом вместо четвертого колеса. Мама остановилась рядом с колонкой на улице - попить воды, умыться, перевести дух. А там соседка ее увидела и вышла воды набрать да поговорить. Я вылезла из коляски и побежала за кошкой, которая шмыгнула в ворота дома Георгия. Я пошла следом.
Что-то толкнуло Георгия в тот момент - он встал со своей лавки и пошел проверить, как Зорик поменял замок на воротах. Никогда раньше не проверял… На дорожке он увидел меня.
- Чья ты, девочка? - спросил он по-осетински, хотя уже все понял.
- Киса, - показала я на кошку, которая подбежала к миске поесть.
- Пойдешь ко мне? - опять спросил Георгий.
Я радостно протянула руки. Он легко меня поднял и понес к старому тутовнику, держа, как драгоценность.
Зарина увидела его из курятника и выронила миску с комбикормом для цыплят - ни разу Георгий не брал маленьких детей на руки.
Зарина подошла к мужу.
- Смотри, у нее такая же родинка, вот здесь, - сказал Георгий жене, - правда, похожа?
Зарина кивнула.
Я как две капли воды оказалась похожа на мать Георгия, свою прабабку Латифу, турчанку по происхождению.
Зарина родила мужу двоих детей - сына Зорика и дочь Фатиму. У Зорика подрастали двое мальчишек, у Фатимы тоже был сын, который принадлежал уже другому роду. Так получилось, что я стала первой девочкой в семье. Первой, кто перенял эти турецкие гены.
Я начала ерзать на руках - хотела спуститься на землю и подойти к кошкам.
- Отпусти ее, - сказала мужу Зарина и мягко взяла меня к себе.
Георгий нехотя, через силу, отпустил руки.
- Маша, Маша пропала! - ворвалась в ворота моя мама.
Я в это время сидела на корточках перед кошачьей миской и радостно лезла туда обеими руками.
- Господи, Маша, - охнула мама. - Георгий!
Георгий выходил из дома со старой фотографией в руках. Мама смотрела на него с ужасом - он не сидел под тутовником. Он ходил и улыбался. У него по щекам текли слезы, а он этого даже не замечал. И не пытался скрыть.
- Смотри, - сказал он моей маме, сунув фотографию. Ни здравствуй. Ни как доехала.
Мама взяла фото. Фотограф подрисовал розовый фон, губы и раскрасил зеленым платье и глаза.
- Ты знаешь, кто это? - спросил Георгий.
- Маша через двадцать лет, - ответила мама.
- Пойдем, девочка, - сказала мне по-осетински Зарина. Я, как ни странно, послушалась и протянула ей руку.
- Она будет красавица, - сказала маме Зарина.
- Она останется здесь, - сказал Георгий, - я так решил. Марго, ты хочешь здесь остаться? - обратился он ко мне по-осетински.
Я радостно засмеялась (кошка в этот момент случайно попала лапой в миску и стряхивала воду).
- Видишь, она смеется! - воскликнул Георгий. - Значит, хочет!
- А почему Марго? - спросила мама.
- Мария - твоя мать. Она одна Мария. Как ты ее зовешь? Маша? Нет, мне не нравится. Марго. Я буду звать ее Марго, - сказал Георгий.
Ни мама, ни Зарина ничего не ответили. Они никогда с ним не спорили.
- Пойдем, я тебя провожу, - сказала Зарина, когда мама меня уводила.
- Мне нужно уехать. Работать, - сказала ей мама.
- Не волнуйся за Марго. Я буду с ней, если твоя мать уедет.
- Спасибо тебе, - сказала мама.
- Не благодари, - ответила Зарина.
- Почему? - Этот вопрос мама задала по-осетински. На чужом языке неудобные вопросы и признания даются легче, чем на родном.
- Георгий давно не был так счастлив, - ответила по-осетински Зарина, - я за него волновалась. Он тосковал. Марго… он похож на молодого отца сейчас. - Зарина улыбнулась. - Она даст ему силы. Если он счастлив, то и я счастлива. Езжай, спокойно работай.
Так я осталась у бабушки. Все то ощущение счастья, солнца, силы и радости, что есть во мне, было заложено там. В этом маленьком селе. Этими людьми…