Горел фонарь. Горчичное кино
во рту мешалось с мёдом и ольхой.
Закаты овивались тёплым мхом.
Бежал домой.

Гремел оркестр рябин.
Был слышен хор стаканов и графинов
из «Рюмочной», где новые рубли
меняли на «застаренные» вина.

Бежал домой.

Чирикало. Цвело.
По берегам Балтийского залива.
По лабиринтам линий
и мостов
искал опровержимые причины,
что ты не здесь.

Что ты вот где-то Там.
И это Там простужено и горько.
Пропитано весной и алкоголем.
И чем-то там еще.
И ни чета
ни этим пыльным улицам, ни скверам.
Ни островам.
Ни полуостровам.

Ни мне.
Ни нам
служить тебе примером
за что пора сражаться с револьвером,
за что - с платком,

не пачкав рукава.

Горел фонарь. Болела пустота
под плотной чёрной курткой из… чего-то.
Озноб сменялся жаром - криком - потом.
Цеплялся день за спицы от зонта.

Но уходил.

И тёплую гортань
сжимала
полуночная
гаррота.