Видное место в живописи Рембрандта занимает полотно «Заговор Клавдия Цивилиса», созданное в 1661 году. Этому творению суждено было сыграть совершенно особую роль во всей западноевропейской живописи XVII столетия.
Тому содействовал ряд причин. Прежде всего необычность возникшей перед художником задачи. Рембрандт, деятельность которого развивалась в сфере станковой картины, самими условиями заказа был поставлен перед необходимостью создать произведение монументальной живописи. Гигантское полотно предназначалось для украшения Большой галереи Амстердамской ратуши - великолепного сооружения, олицетворяющего могущество и богатство Республики Соединенных Провинций. Достаточно далек от принятой тематики в европейской исторической живописи был сюжет картины, предложенный крупнейшим голландским поэтом Яном Вонделем. Призыв Клавдия Цивилиса, вождя племени батавов, к восстанию против Рима воскрешал эпизод из героического прошлого нидерландского народа и воспринимался как непосредственная аналогия к освободительной борьбе Нидерландов против испанского ига.
В разработке сюжетной стороны картины Рембрандт использовал яркий рассказ римского историка Тацита о том, как Цивилис под предлогом пиршества созвал в священную рощу «главных представителей своего племени и наибольших смельчаков из простого народа» и призвал их к восстанию. Он выбрал для картины эпизод клятвы, кульминационный пункт повествования, в котором напряженность драматического действия нашла наиболее концентрированную форму выражения. Представлен момент, когда собравшиеся вокруг пиршественного стола участники заговора, скрестив мечи, произносят слова торжественного обета.
Поскольку картина не сохранилась в первоначальном виде, для надлежащей оценки мы должны провести ее мысленную реконструкцию на основе дошедшего до нас эскиза.
Размеры и очертания полотна (квадрат 550×550 см с закругленным верхом) определялись предназначенным для него местом в арочном обрамлении на пятиметровой высоте. Рембрандт с полной ответственностью подошел к задаче связать картину с окружающей ее реальной архитектурой. Для этого он ввел в композицию монументальные архитектурные мотивы: действие происходит в подобии храмового помещения, в котором горизонтали ступенчатого возвышения с основной группой действующих лиц, а также линии сводов и арочных проемов в стенах вторят очертаниям полотна и тем самым согласуются с архитектурными формами галереи. Четкое композиционное построение поддержано размещением персонажей в трех симметричных группах с приподнятым центром. Эти признаки свидетельствуют о том, что в своем решении голландский мастер извлек многое из уроков монументальной стенописи итальянского Возрождения и, в частности, рафаэлевских Станц. Но мотивы, восходящие к ренессансной классике, оказались преобразованными в горниле рембрандтовского искусства - в неприкрашенной правде и в экспрессивном заострении облика участников действия, в сгущенном драматизме ситуации, в огромности эмоционального пространства картины и в торжестве принципов тональной живописи. И не в последнюю очередь в том, что в качестве организующей силы в образном и композиционном плане Рембрандт использовал драматургию светотени. Источник света здесь необычен - им служит отсвет от плоскости стола, за которым размещены Цивилис и его соратники (стоящие на столе светильники заслонены темными силуэтами фигур). Эта ослепительно светящаяся горизонталь, композиционно объединяя центральную группу персонажей, одновременно сосредоточивает в себе накал готового прорваться напряжения. Фигуры заговорщиков освещены лишь частично, снизу, так что их лица оказываются в рефлексе, - мотив, усиливающий атмосферу таинственности и предгрозового напряжения.
Оценивая образные качества «Заговора Цивилиса», мы должны учитывать время его написания - 1661 год. Поздний период творчества Рембрандта был временем создания произведений с немногими действующими лицами, обрисованными с глубокой интимно-психологической проникновенностью. Далеко не праздным представляется вопрос: способен ли был Рембрандт этих лет успешно разрешить задачу создания монументального героического полотна с большим числом участников, объединенных в единое целое могучей волей к действию? Достигнутый результат полностью устраняет подобные сомнения. Зрителя покоряет гигантская масштабность замысла, смелость художника в претворении новой темы, в утверждении непоколебимой решимости участников восстания, показанных в той степени душевной мобилизации, когда волевой импульс каждого сливается воедино с общим душевным порывом (с поистине пластической наглядностью эта образная идея воплотилась в мотиве скрещенных мечей).
Другая не менее важная находка - образ главного героя, совершенно новый и необычный для Рембрандта. В этом несокрушимом как скала воине-вожде все выглядит непомерным: мощная фигура, голова в высоком, наподобие тиары, головном уборе, словно вырубленный одноглазый лик в обрамлении багровых волос и бороды (Цивилис по обету выкрасил их в красный цвет до победы над римлянами). Хотя вождь батавов помещен не в самом центре картины, именно он являет собой средоточие всего события - к нему направлены движения и взгляды соратников. Энергия и действенность драматической ситуации находят в этом образе отчетливое выражение.
Наряду с другими признаками, выделяющими рембрандтовское полотно среди созданий его современников, должен быть отмечен решительный выход художника за рамки тех принципов и форм, в которых в XVII веке развивался исторический жанр. Композиции, где объектом оказывались события прошлых эпох, либо преподносились как эпизоды «мифологизированной истории», когда собственно исторический элемент еще не обрел четкой жанровой выраженности (в сценах античной истории у Рубенса), либо же - как у Пуссена - исторические мотивы использовались для постановки общих этических вопросов, включая проблемы морального долга в ситуациях, возникающих в те или иные моменты исторического движения человечества. Сравнительно с решениями этих мастеров очевидна новизна рембрандтовской тематической концепции. И одним из важнейших последствий подобного подхода явилось то, что «Заговор Цивилиса» в большей мере, чем создания других мастеров XVII века на темы далекого прошлого, обнаруживает черты подлинно исторической картины. Этому содействует глубокая правда драматической ситуации, правда сильных человеческих характеров и, главное, правда идеи - все то, что отнюдь не растворилось в торжественной монументальности огромного полотна, а обогатилось и возвысилось в нем до уровня грандиозного эпоса. И это приобщение к эпическому началу словно преобразило самого Рембрандта. Мы привыкли к его тематическим решениям как к воплощениям духовных коллизий отдельного человека, которые, хотя и несут в себе проблематику самого общего плана, реализуют ее, однако, в сфере индивидуального. В «Заговоре Цивилиса» на смену отдельному пришло общее в форме общественного. Тема индивидуальной судьбы уступила теме судьбы народа, идее общественной солидарности, рефлексия, самоанализ - всеохватывающему сознанию ясной цели и уверенности в ее достижимости. В общем духовном настрое рембрандтовского полотна действительно ощутимо нечто от переданных Тацитом слов Цивилиса: «Природа дала свободу и бессловесным животным, но мужество есть исключительное благо людей: помогают боги тому, кто храбрее».
В поэтической правде воссозданного события, в способности осмыслить и воплотить его центральную идею во всей ее значительности, в характерности облика участников действия, в их лицах, порой зловещих и жестоких, но озаренных светом великой решимости, улавливаются те зерна истинного историзма, которые ставят «Заговор Цивилиса» в особое положение в рамках исторического жанра XVII столетия.
К этому нужно прибавить еще одно обстоятельство: специфичность развития исторической картины в ту пору состояла в том, что тематика современности в большей мере, нежели тематика прошлого, содействовала формированию у художников элементов конкретного исторического мышления, то есть понимания своей задачи не как одного лишь торжественного показа определенных событий, но также и как раскрытия стоящих за ними реальных движущих сил. Тем выше должен быть оценен рембрандтовский вклад в исторический жанр. Тематический материал «Заговора Цивилиса» поддавался историзации с большим сопротивлением, нежели события современности, но именно в этом произведении Рембрандт совершил смелый прорыв к историческому образу в его подлинно новом качестве.
То, что решение Рембрандта не было внешним, броско-поверхностным, подтверждается тем, что «Заговор Цивилиса» выдержал, если можно так выразиться, «проверку станковизацией», вынужденным превращением его из монументального произведения в станковое. Как известно, после кратковременного пребывания на предназначенном ей месте картина была возвращена мастеру (по-видимому, для поправок, которые он, однако, не пожелал выполнить). Чтобы сделать ее пригодной для продажи какому-нибудь частному лицу, сам Рембрандт вырезал из нее центральную часть с главными фигурами, придав ей современные размеры (196×309 см). Столь решительное изменение первоначального облика картины явилось огромной потерей для всей истории европейского искусства, ибо тем самым оказался утраченным единственный в своем роде образец монументальной живописи XVII века, по характеру темы и ее разрешению противостоящий монументальным композициям мастеров барокко и академизма. Но одновременно с этим следует признать, что, хотя фрагментирование картины повлекло за собой определенное умаление ее замысла и изменение образного строя, все же оно не оказалось губительным для нее. В новом качестве рембрандтовское полотно обрело повышенную сосредоточенность драматического действия. Сама живописная манера, рассчитанная на далевой обзор и потому отмеченная невиданной широтой и свободой, теперь, при возможности приближенного рассмотрения картины во всех деталях, ничего не утратила в своей мощи и капитальности. Поэтому и сейчас, когда мы можем представить себе характер и размах первоначального замысла, это полотно дает нам возможность убедиться в гигантском образном потенциале и взрывчатой силе искусства великого мастера.