Жизнь Архипа Ивановича Куинджи полна загадок и белых пятен. Никаких письменных свидетельств о ней художник не оставил - ни писем, ни записок, ни дневников. Исследователи сходятся на том, что у Куинджи вообще были проблемы с грамотностью - он с трудом писал (буквы, не картины!) и не любил этого делать. Впрочем, отсутствие «автографов» - в случае с большими мастерами - беда невеликая; в руки искусствоведов, как правило, попадает немало текстов мемуарного и эпистолярного характера, созданных современниками - недостатка в тех, кто хочет «отметиться» своим знакомством с гениями, обычно не бывает. Но не с Куинджи. Его жизнь более или менее прозрачна лишь в «общественной» своей части - были периоды, когда художник довольно живо занимался художественной и педагогической деятельностью, эти периоды прокомментированы в литературе достаточно хорошо. Но живописец был непростым человеком и часто сознательно скрывался с освещенной «сцены» - эти годы реконструировать затруднительно.
Особенно много вопросов вызывают детство и молодость живописца. Достоверно известно, что он родился в татарском предместье Мариуполя в семье грека-сапожника, которого звали Иван Христофорович. Скорее всего, это случилось в 1842 году (плюс-минус год). С фамилией тоже не все ясно. В метрике Куинджи был назван Еменджи (с турецкого - «трудовой человек»). В переписи 1857 года он значится как Куинджи, а в виде на жительство, выданном в 1870 году - как «мещанин из привилегированных греков Куюнджи». В последних двух вариантах (с турецкого - «золотых дет мастер») звучит память о деде-ювелире. Любопытно, что старший брат художника вообще русифицировал эту фамилию и стал называться Спиридоном Золотаревым.
Куинджи в возрасте трех лет потерял отца, а следом за ним - и мать. Воспитывался у родственников. Те пытались дать ему хоть какое-то систематическое образование, но безуспешно - тому не способствовали ни материальное положение, ни собственные наклонности мальчика. Его интересовало только рисование. Он мечтал стать художником. Судьба не торопилась исполнить эту мечту, еще долго «бросая» юношу по разным жизненным углам. Куинджи перепробовал немало профессий, прежде чем сделал реальные шаги в мир большой живописи.
Первый такой шаг приходится на середину 1850-х годов, когда подросток, увлеченный толками о великом певце моря Айвазовском, отправился к нему в Феодосию. Увы, мастер доверил неофиту лишь растирать краски и красить заборы. Впрочем, есть сведения, что именно тогда Куинджи получил несколько серьезных уроков у ученика Айвазовского, довольно известного живописца А. Фесслера. Но, по большому счету, делать ему в Феодосии было нечего, и он вернулся в Мариуполь. Потом, судя по всему, жил в Одессе.
В Петербурге снедаемый любовью к искусству молодой человек появился, скорее всего, в первой половине 1860-х годов. Он дважды поступал в Академию художеств, и всякий раз безрезультатно - его художественная подготовка оставляла желать лучшего. Но энергия Куинджи была велика, и в конце концов, он добился успеха - в 1868 году Академия художеств присвоила ему звание «свободного художника» за картину «Татарская деревня при лунном освещении на южном берегу Крыма». Тогда же он получил право посещать занятия в Академии в качестве вольнослушателя.
В следующее пятнадцатилетие своей жизни Куинджи все время находится на виду - свидетельств о нем этого времени мы находим множество. В Академии он близко сошелся с Репиным и В. Васнецовым. Чутко прислушивался к новаторским речам Крамского о необходимости «нового искусства». Большинство его картин 1870-х годов показывает последовательное движение живописца к передвижничеству - вполне логично, что в 1875 году он стал членом Товарищества передвижных художественных выставок. Но ненадолго - в 1880 году, после серии триумфов, связанных с показом, в частности, работ «Украинская ночь» и «Березовая роща», он официально вышел из ТПХВ. Рамки «социального» искусства стесняли Куинджи, его влекли новые задачи и новые пути. Ему хотелось не «критиковать», а «изображать» и «поражать». Далее последовал шаг, показавшийся современникам и вовсе странным. С 1882 года - после буквально ошарашивших зрителей и никогда доселе не практиковавшихся выставок одной картины, которые устроил Куинджи, - он вообще перестал экспонировать свои новые картины, и этого правила придерживался до конца своей жизни, изменив ему лишь единожды - в начале 1900-х годов. То есть вся его новаторская работа последних тридцати лет жизни была скрыта от посторонних глаз.
В 1880-е годы Куинджи уже мог себе позволить такое. Он был богатым человеком, картины его ценились очень высоко, к тому же он довольно активно «занимался» недвижимостью, к концу этого десятилетия став владельцем трех петербургских домов на Васильевском острове.
Впрочем, богатство не испортило его характера. Семья Куинджи жила очень скромно, обходясь даже без прислуги. В личной жизни художнику вообще повезло. В 1874 году он женился на обрусевшей гречанке Вере Елевфериевне Кетчерджи (в «русском» варианте - Вере Леонтьевне Шаповаловой), которую знал и любил чуть ли не с детства. Дочь «достаточного» предпринимателя, она отказывала всем претендентам на ее руку и получила от отца разрешение выйти замуж за Куинджи, только когда тот разбогател. У них не было детей, но было то, что встречается редко - полное взаимопонимание. Они любили дуэтом исполнять музыкальные произведения: Вера Леонтьевна при этом играла на рояле, а Архип Иванович - на скрипке. Жили тихо и родственно - жена Куинджи все заботы о нем (вплоть до содержания в чистоте его палитры и кистей) взяла на себя.
О самом Куинджи ходили легенды. Много говорили о его любви к «братьям меньшим», о том, что будто бы он умел разговаривать с птицами. На крыше одного из своих домов художник разбил сад, в который слетались его пернатые друзья чуть ли не со всего Петербурга. Он кормил и лечил их. И не только их. Куинджи мог страшно расстроиться от того, что подклеенное им крыло у бабочки так и не «заработало».
Художник был потрясающе бескорыстен, всегда с готовностью бросался помогать каждому нуждающемуся и страждущему. Его благотворительные акции начала 1900-х годов изумляли современников. Тогда он подарил Академии художеств 100 000 рублей, которые пошли на учреждение 24 ежегодных премий, присуждавшихся молодым живописцам. А в 1909 году отдал 150 000 рублей и свое крымское имение новому независимому объединению художников - его стали называть Обществом имени А. И. Куинджи.
И собственные «дети», пусть и неродные, у Куинджи в конце концов появились. В 1892 году он (одновременно с Васнецовым, Поленовым, Шишкиным, Репиным) был утвержден в звании профессора обновленной Академии художеств, в реформировании которой принимал активное участие. Трехлетнее (с 1894 по 1897 год) руководство пейзажной мастерской стало необычайно плодотворным. Во многом благодаря стараниям Куинджи в русском искусстве громко заявили о себе такие художники, как Богаевский, Рерих, Рылов. Но и когда (по недоразумению) Куинджи пришлось оставить Академию, теплое сотрудничество наставника и учеников продолжалось - семья Куинджи была для них абсолютно родной. В конце жизни художник тяже то болел. Утомленное сердце отказывалось служить. Поздней весной 1910 года Куинджи привезли из Крыма в безнадежном состоянии. 11 июля того же года (24 июля по новому стилю) он скончался в своей петербургской квартире - буквально на руках учеников, которых успел созвать из разных уголков необъятной страны. Похоронили Куинджи на Смоленском кладбище (спустя сорок два года, в 1952 году, прах художника перенесли в Александро-Невскую лавру, в Некрополь мастеров искусств).