Одноклассник пригласил меня на свидание. На настоящее взрослое свидание. Сказал: «Я зайду за тобой в субботу в 11. У меня для тебя сюрприз».
«Ух ты!» - подумала я.
Обычно мои свидания проходили так. Мальчики звонили и спрашивали у моей мамы: «А Оля выйдет? А пусть захватит санки».
А тут вон как. По-взрослому.
Одноклассника звали Вова. Он был высокий и математик.
В 16 лет это вполне достаточно, чтобы влюбиться.
Я рассказала маме.
- Я не пущу, если не буду знать, куда вы намылились, - строго предупредила мама. - Мне не нужно, чтоб ты в подоле принесла.
Ну конечно. Меня, круглую отличницу и скромницу, первым делом поведут на свидание в бордель. Куда ж еще.

Вова зашел за мной в субботу ровно в 11.
Галантно подал мне пальто. Я оценила.
Мама вышла в прихожую, заряженная на конфликт.
- Можно с Вами посекретничать, Нина Ивановна? Чтобы не портить Оле сюрприз, - спросил Вова.
Они зашли в комнату и вернулись оттуда через минуту, заговорщически смеясь.
- Ну, хорошо вам провести время, - сказала мама и перекрестила нас.
Ничего себе! Обычно всем моим ухажерам доставалась порция уничижительного ерничества и обидная кличка.
«Ну что там твой сопливый усач, куда пропал?" - спрашивала мама, например, про мальчика, который посмел шмыгнуть носом в ее присутствии. Ну, Вова! Ну молодец! Нашел подход к маме.

Мы поехали на метро. Вова оплатил наш проезд, и был очень заботлив. Спрашивал, хочу ли я есть, пить и не дует ли мне из окна.
Я понимала, что это другой уровень. Не «Оля-выйдет-скиньте-мячик», а настоящее Свидание.
Мы приехали на выставку. На настоящую взрослую выставку.
До того момента на выставках и музеях я бывала только с классом. И мне было ужасно скучно. Ибо в искусстве я ничего не понимала, а шалить было нельзя.
А тут выставка - и мы вдвоём. Без учителя.
У Вовы было два билета. Мы вошли в красивые залы. На стенах развешаны картины. На всех картинах - лошади.
Они бежали или стояли. Или ели.
Или смотрели с картины укоризненно одним глазом.
Мы молча ходили от картины к картине. У каждой стояли секунд по 30. Мне было ужасно скучно. Ибо в искусстве я по-прежнему ничего не понимала, а шалить было по-прежнему нельзя.
- Тебе нравится? - спросил Вова.
- Очень, - убедительно соврала я.
- Мне надо тебе кое в чем признаться, - сказал Вова.
- Давай.
- Знаешь, кто автор этих картин?
- Нет.
- Мой отец.
- Правда? - я посмотрела на Вову с благоговением и перевела взгляд на подпись под картиной.
Фамилия художника совпадала с Вовиной.
- Ого, это же так здорово, - я абсолютно искренне не скрывала восхищения. - Вов, ты прости меня, я совершенно ничего не понимаю в искусстве, но эти кони - очень… красивые. Они как настоящие. Вот бегут и стоят… Такие…
- Да не подбирай слов, расслабься, я и сам ничего в этом не понимаю, - засмеялся Вова.
Мне вдруг сразу стало с ним хорошо и спокойно. И захотелось сказать ему «спасибо». И взять его за руку.
И я взяла.
И он нежно сжал мою ладошку в ответ.

Мы закончили осмотр экспозиции и вышли на улицу.
Легкий морозец немедленно нарисовал нам румянец на щеках.
Мы решили «немного прогуляться» и прошагали, весело болтая, две или три станции метро, пока не обнаружили, что уже стемнело.
Это было идеальное свидание. Взрослое и красивое.
Мы были окутаны коконом взаимной влюбленности, и будто смаковали каждую минуту. Что бы мы ни делали - болтали, молчали, смеялись, пили чай - все было кстати, все было ловко и прекрасно.
Мы приехали на нашу станцию метро около девяти. Мама просила в 9 быть уже дома, а тут еще идти и идти.
- Я знаю, как тут срезать, - сказал Вова и решительно потянул меня в сторону гаражей.
- Ты уверен?
- Конечно. Со мной ничего не бойся.
Картинка была немного пугающая.
Длинный коридор из гаражей, освещенный тусклым оранжевым фонарем, легкий кокетливый снежок. И никого. Кроме нас.
Я поняла, что сейчас случится поцелуй. Моя рука давно и надежно грелась в Вовиной. Он вдруг развернулся и притянул меня к себе.
Вова был выше меня на голову и наклонился к моему лицу.
- Ну и что это мы тут шляемся? - вдруг раздался глухой и низкий голос охранника. - Что вам надо?
Он стоял под фонарем, с бородой, лохматый, в тулупе, и был похож на йетти.
- Мы просто путь срезаем, - сказал Вова. - Сейчас уйдем…
- Тут нельзя ходть, если вы не владелц гаржа, - сказал охранник. Он говорил очень быстро, было очевидно, что он пьян.
- Мы не знали. Я тут часто хожу.
- А я вм гворю: нльзя. Идите отсюда…
Мы с Вовой припустили к выходу, и молча, быстрым шагом дошагали до моего дома.
- Блин, этот охранник все испортил. Идиот. Без него свидание было бы идеальным, - сказал Вова, стоя на крыльце моего дома. Он опять наклонился за поцелуем.
Я отстранилась.
- Мне надо тебе кое в чем признаться, - сказала я.
- Давай.
- Знаешь, кто этот пьяный охранник?
- Нет.
- Мой отец.
Вова сделал шаг назад. Вздохнул.
Я не поняла, он сочувствует или осуждает.
Вова вышел из-под козырька подъезда. На него падал снег. Он стоял и не шевелился. И был похож на памятник.
Между нами возникла неловкость размером со Вселенную.
- Спасибо за почти идеальное свидание, - сказала я и вошла в подъезд.
Поцелуя так и не случилось.
Я думала о том, что в моей жизни в принципе нет ничего идеального.
Всё «почти».
- До завтра? - крикнул в закрывающуюся дверь смущенный Вова.
Я не успела ответить. Хотела сказать: «Посмотрим».
Посмотрим, что будет завтра.
…
А завтра моего отца уволили с поста охранника гаражного кооператива.
За пьянство.