Обычно, перепрыгивая ступеньки метро эскалатора, лучше через две или три, но и одна сгодилась, что доставляло ему неупокоимое удовольствие, так как этого никто не мог. Люди стояли вряд, как солдатики, едущие по своим неотложным делам разноформатного возраста, пробуждаясь жизнью и уходя туда, где никто никогда не был.
А летом было намного легче бежать вверх по эскалатору, - раздумывал, он. Внутри играли клавиши фортепиано Debussy. Прыг, скок, прыг, скок, - звучали они нотами, а тем временем, приближалась бегущая дорожка к выходу, засасывающая её внутрь метрополитена. Как только Остап выходил на улицу, его подмывало, поднимало так, что почему-то хотелось, бежать, обгонять всех, времени не хватало, ах как же его мало, - постоянно думал он, и какое количество дел нужно переделать.
А вечером, усевшись удобно в кресле, он ручкой перечеркивал списки дел и ставил себе оценку от 1 до 10. И когда проходила неделя и он видел, что практически ничего не сделано, а цели увеличиваются, при этом задачи напрыгивают друг на друга, пытаясь отодвинуть другую. Улыбка становилась грустной и злой. Но что же это, средний бал 2−3, на его лице появлялись желваки и он сказал себе, нет так больше не пойдет, вспомнив фразу своего друга, которому он помогал открывать дело. Его друг, которого звали Пётр, говорил: «пока не сделаем всЁ, нельзя прекращать бег, даже, если нет сил, даже если нет времени, даже если кажется, что ты умираешь, ты обязан сделать то, что обещал» Иногда, смотря на него и его упорство думал, - какие же интересные люди есть на свете, а однако, их так мало. Пётр, что с ним случилось он не знал, так как задачи бурным потоком вливались в его жизнь, вешались на нем и висели нотами Баха, Равеля, Мусоргского с картинками выставки Эмерсон Лэйк энд Палмер. Позже, учитывая его стремление ввернуть бег в жизнь, дочь подарила ему диск с этим концертом, который неизвестно куда канул, в силу бешеного ритма событий, скакавших с задачами рядом. Всё перемешивалось в густом тумане дыма нОчи, выпускаемой им сигареты Мальборо американского производства.
Бодрое утро, 5-часовой сон, фруктовая диета давала возможность понимать то, что никто не понимал, холодное обливание 7-и вёдер ледяной воды, не обтираясь ходить и сохнуть голым по квартире. Потом фруктовый сок из свеклы, яблок и моркови. Целый день сухофрукты, орехи, и так далее. да, это было не дёшево, но это компенсировало тупое состояние после еды картошки с мясом и кучи бутербродов. К тупизму никак не хотелось возвращаться и он страшным усилием воли продолжал уничтожать болезни, которые хотели выскочить, вскакивать прыщами на его теле, затуманенным мозговоротом. Он начинал делать клизмы, это нужно было делать около 1 месяца подряд, первую неделю каждый день, потом через день и так далее, доведя до 1 в неделю и тогда он понимал, почему он живет и для чего. Дальше было еще хуже, отжав грейпфруктовый сок с лимонным и смешав его с оливковым маслом вечером, после клизмы он выпивал его, целый стакан, а потом ложился на правый бок и клал в область печени грелку. Удивительно было то, что утром он обнаруживал такие зелененькие штучки, которые выходили из печени, лицо становилось белым и чистым.
Кожаная куртка американского летчика, с меховой подкладкой, такая коротенькая, что, как раз покрывало талию, меховой воротничок укутывал его шею. Он не помнит в каком месте и где одарил его Господь этой вещью, но Остап не снимал её лет 25, точно, так она ему нравилась, будто это была не куртка, а часть его тела, так он привыкал к вещам, и, когда ему говорили, что на майке, которую он носил есть дырки, то он улыбнувшись, говорил, что не имеет никакого значения, так как дырки не мешают ему и майка хлопком дышала его тело.
Остап выбежал из дома, недавно разведясь с женой, на которой, непонятно почему женился за три дня. Он не умел ходить медленно и не понимал, как это делают люди. Он не помнил, куда он летел и зачем. Остап любил метро, потому что там можно было читать. Взбегая по лестницам и бегом опускаясь по ним вниз, он летал на работу и обратно, с дикой ненавистью относясь к той работе, которую они не делали. Он, тогда не понимал, что на работу надо просто ходить. Входить и выходить и за это платят деньги, еще нужно иметь форму тела буквой «Г», когда входишь к шефу и также выходить в этом аппарате людей, летевших к увеличению численности чиновников. За это всем им и Остапу платят деньги и очень большие, при этом, чем ниже ты изгибался в поклоне, тем ярче становилась твоя жизнь от увеличения бумажных знаков в кармане.
Остановившись на перроне станции «М», продолжая думать и читать, дверь метропоезда открылась. Он очнулся, поднял глаза от книги, и открыл их, перед ним стояла она. Она ничего не говорила, так как в поезде метро никто не говорит. Его глаза остановились на ней и больше не двигались. Он не знал, входить ему в поезд или нет, или подождать другой. Мысли встали буквой «А», первой буквой в алфавите, тем самым давая ему понять, что может быть главным, войти и поздороваться, спросить, как дела и так далее. Но он ничего не мог говорить, его просто заморозило. Рот не шевелился, уши не слышали, все исчезло. Остап, вошел в вагон, который захлопнул за ним дверцу, как будто это уже был не вагон, а какая-то золотая клеточка. Он встал около нее и смотрел, не говоря ни слова. Она же, не понимая такого суррогатного отношения молодого человека, немного попятилась назад и уперлась в стену неоткрывающейся двери, бежать было некуда. Остап стоял рядом и смотрел ей в глаза, не отрываясь. Его глаза не хлопали, как хлопают двери, он горячо замерз, увиденным. Что случилось непонятно. Проехали несколько станций, а он стоял неподвижно и смотрел. Она сказала, мне надо выходить, и он, слегка очнулся и сказал, вот мой телефон, а можно твой. Она дала ему номер телефона. После этого случая в подземке, он каждый день, 2 года встречал её с работы и провожал на работу. Также стоял с книжкой и встречал поезда, проходившие мимо. Но из одного из них, выходила она, и они шли вместе. Он постоянно что-то говорил, практически не останавливаясь. Поначалу это слегка шокировало её, но потом она привыкла и не могла уже жить без него, без его постоянного жизнеутверждающего смеющегося разговора, словно такое булькающее счастье блуждало словами рядом. Блуждающая, да, блуждающая улыбка на его лице, это она заметила сразу, но первый раз в метро этого не было. Он никогда ничего не боялся и всегда куда-то летел со своей блуждающей улыбкой.
Вспоминается удивительно-восхитительное утро, они шли на её работу, для этого надо было вставать очень рано и это никак не обременяло их жизнь. Солнце, ах это солнце, оно еще не успело подниматься, и этот прекрасный, чудный день парил дышащим утром в воздушном пространстве любви. Нужно было идти через парк. Кругом был легкий дымок от земли, которая за ночь остывала, а потом, когда Божественное солнце поднималось и ухватывалось своими лучиками за верхушки деревьев, упирающих небо. Мы шли, Остап опять блуждающей улыбкой говорил о чем-то, очень важном и всегда пытаясь изменить мир и существующее представление о нем людей. Дорожка была обычной, протоптанной людьми, не было асфальта и ноги вставали на землю и мягко падали в землю, потом одна нога, легко поднималась и отрывалась от поверхности земли, давая другой утонуть в земле, но совсем ненадолго. Это было так романтично, щебет Остапа.
Счастье окутывало их состояние и ничего не предвещало никаких тревог, и разных событий, которые радугой из всех цветов жизни устилали их теперь уже общую дорогу жизни будущего.
2017 01 31
schne