Как-то пришлось работать в верховьях Рамитского ущелья (Таджикистан) на геологической практике, в компании рабочих-канавщиков таджиков. Так особых проблем не было, разве что скучновато было с ними. О книжках, о музыке с ними не поговоришь, конечно, но пошутить и потрещать о делах житейских вполне удавалось.
Правда замечал, что кто-то из них шарился в моей палатке, но после того как возле палатки привязал здоровенную гюрзу (у нее был период линьки, поэтому зубов у нее не было), мою палатку стали обходить метров за десять.
Основная забава этих парней состояла в ловле сурков после работы. Потом они их потрошили и выжаривали с них сурчиный жир. По их понятиям он был панацеей ото всего, что болит.
Был среди них долговязый, болезненного вида парень Алим, который как-то прикипел ко мне и старался быть всегда поблизости. В общем, я по какой-то причине был у него в авторитете. Он мне доверял все свои сокровенные тайны, вплоть до того, что поведал о глистах мучающих его.
Короче, атмосфера в лагере до определенного момента была вполне житейской. Раз в пару недель приезжал для актировки объемов начальник отряда, а так я был единственным белым в нашей компании.
А потом из кишлака, находившегося у подножья ущелья, попросился на работу щюпловатый, невысокого роста парень, лет 25. Руки лишние всегда были нужны, и его взяли.
И вот тут начались чудеса: парень этот оказался сыном местного муллы, по его словам я понял, что у его бати был 80 левел, по части ислама. И аргументы у него были железные, типа, захоти он и река в ущелье потечет в обратную сторону. Что самое забавное, так оно на самом деле потом и произошло, и уж конечно не по воли святоши, но об этом позже.
А пока этот недоделанный священник, начал грузить мозг моим рабочим, они напрочь забыли про охоту, по вечерам собирались в кучу, откуда-то раздобыли тетрадки и тщательно конспектировали проповеди своего новоиспеченного имама.
Потом, очевидно закончив курсы молодых бойцов, и постигнув основные таинства веры, у них начались регулярные молитвы. Прям с восхода солнца, а это происходило часиков в 5 утра и до самого заката, с железной регулярностью мои ребята били поклоны.
Ну да и хрен бы с ними, они же свои лбы не жалели, так по началу казалось мне. Но не так все просто, они постепенно изменили отношение ко мне, появилась не хилая степень враждебности. Работать стало сложно, даже Алим и тот окрысился на меня, хотя бедолага и сам не разумел причин, по которым ему запретили подходить ко мне.
Я пытался как-то разобраться и наладить отношения, но почувствовал, что еще немного и они накинутся на меня.
В общем этот чумазый, стал для моих работяг непререкаемым авторитетом, ему удалось внушить без особых на первый взгляд усилий, что без его батяни и, конечно, его самого, ничего существенного в округе не может произойти.
Внизу у реки было некое священное место (мазар), что-то типа искусственного грота из камней, который окружали столетние орешины. Вот туда-то новоявленные просветленные, в ущерб работе, и стали совершать паломничества. Теперь они уже все уверяли меня, что скорее мир перевернется, нежели что-либо может случиться с этим местом. Приходилось делать вид, что так оно и есть.
Но видно свыше кому-то захотелось внести ясность во вновь открывшиеся обстоятельства.
Зарядил дождь, да так, что сразу на несколько дней. Палатки начали протекать, о работе не могло быть и речи, мои верующие, пользуясь случаем, почти не слезали с колен.
У меня через несколько дней заканчивалась практика, а на руках была турпутевка, что заставляло меня слегка нервничать.
На четвертый день непогоды начался сель, ночью был ужасный грохот, так, будто проезжала танковая колонна. Я знал, что лагерь располагался на возвышенности и не особенно волновался. Но все равно до утра спать не пришлось, в непроглядной тьме, рядом творилось что-то страшное. Грохотало с определенными интервалами, потом я это понял, вода наполняла трещины породы до какого-то критического момента, после которого она потоком вырывалась и тащила за собой все, что могло двигаться на пути.
На утро дождь и шум кончился и предо мной предстала грандиозная картина: небольшая ложбина внизу лагеря превратилась в широченный каньон с отвесными стенами, глубиной метров пятнадцать. Причем этими каньонами был изрезан весь спуск со склона горы, на все расстояние, который охватывал взгляд. Честно говоря, дух захватывало от такого буйства природы.
Орхары мои мокрые, сбились в кучу у общей палатки, и как куча баранов, стучали зубами от страха и холода, проповедник ихний куда-то исчез.
Мое положение тоже было не завидным, было очевидно, что я оказался в ловушке, как спускаться между этими каньонами я не знал. До асфальтовой дороги внизу ущелья, если идти обычными тропами, было километров сорок. И что могло быть там, внизу ущелья, после этого потопа, вообразить не хватало фантазии. Но и оставаться было нельзя, мне оставалось два дня до самолета, да и сюда в ближайшие несколько недель никто не сможет подняться.
Не стал раздумывать, собрал в рюкзак все самое необходимое и пошел.
Провожали меня сочувствующие взгляды, они так до конца и не осознали, что произошло.
Долго описывать, сколько мне пришлось крутиться по совершенно поменявшемуся горному рельефу.
В какой-то момент я оказался у предпоследнего ущелья, по которому текла речушка, впадавшая потом в основную реку Кафирниган. Но теперь на дне этого ущелья образовалось огромное плато, шириной несколько сотен метров. Все, что стащило с верхних каньонов, снесло в это ущелье. Вывороченные с корнем столетние деревья вместе с огромными кусками скал хаотично торчали корнями или ветвями из толщи этого плато. Святой «мазар» моих коллег, теперь уже по несчастью, находился по моим расчетам на глубине 15−20 метров под наносами.
Но это была еще не вся беда, этот гигантский грязевой поток на своем пути перекрыл Кафирниган, огромной плотиной. И река действительно потекла вспять, образовав большущее озеро в несколько сот метров в поперечнике.
Геологические процессы, на которые требуются тысячелетия, тут произошли за пару дней!
К месту гигантской запруды я пришел окончательно выжатым.
Бесконечные подъемы и спуски основательно вымотали меня. Но страх придавал новые силы и гнал дальше по склонам.
Надо было еще каким то образом переправиться на другой берег этого озера, видно было, что асфальтовая дорога размыта, но где-то там вниз по ущелью она должна была сохраниться.
Бредя по склону озера я встретил жителей того самого кишлака с муллой 80-го левла. Кишлак их был похоронен, а сами они, полураздетые, сидели на склоне, как кеклики и философски взирали на происходящее.
Потом мне уже рассказывали, когда вода подступала к ихним кибиткам, они молились, молились даже тогда, кода в доме было по колено воды. Только под угрозой утонуть, они похватали детей и залезли на гору, без еды, без теплых вещей.
Восток! Что тут еще скажешь?
Дальше в верховьях, я все же нашел переправу, ее организовали военные с вертолетов.
Уже почти к ночи, по остаткам дороги и по склонам, непонятно как я добрался до неразрушенной дороги. Там уже соорудили что-то типа лагеря, я доплелся до первого стола, за которым ели какие то люди, сел и тоже стал есть, точнее поглощать еду, меня никто ни о чем не спросил.
А на следующий день я уже летел к морю, и все происходящее вчера, казалось уже сном.
Стоит добавить, что наш ушлый начальник отряда, заактировал часть тех каньонов наверху, размытых селем, как гидропроходку канав, в результате я получил огромную кучу бабла, что послужило блестящим финалом этой истории.