В комнате со старыми отклеившимися обоями, старым столом, покосившимся сервантом и кроватью, пахло смачно сигаретами, пережаренной картошкой и перегаром. Собака развалилась на грязном полу и скулила во сне. От ее негромких повизгиваний Галина открыла глаза. Внутри все болело. Желудок, словно прирос к спине, во рту было противно. Желтая сальная простыня пахла тухлой водой и слезами. Она перевернулась на бок и чуть не раздавила мальчонку лет девяти. Ее сын. Ванюша. Он, казалось, сладко спал. Бровки, выгоревшие на солнце, ручки с грязными ноготками подпирали узкое лицо. Рыжеватые вихры сбились в грязный клок. Ванюша был похож на того же уличного пса, который прибился в их квартиру месяц назад. Худой, грязный, но необычайно ласковый.
Галина грузно поднялась с кровати, пнув пустую банку из-под шпрот. Тихо выругавшись, побрела на кухню, где возле плиты стояли многочисленные бутылки из-под водки. Не найдя горячительного, Галина стала лихорадочно допивать капли из грязных бутылей.
- Мамочка.
Женщина обернулась. В кухонном проеме появилась фигурка сына. Ваня, обернувшись в простынку, смотрел на нее своими черными глазами.
- Есть хочешь? - Галина подошла к нему вплотную. В его огромных глазищах она увидела страх. Сын смотрел на нее жалобно и обреченно. Комкая в ручонках носовой платок, он подошел к крану и стал жадно пить грязную воду.
Открыв холодильник, Галина достала из него заплесневелую корку сыра и огурец. «Закуска есть! - подумала она. - Еще б достать меди на бутылку». Бросившись в прихожую, она стала дико ощупывать карманы старого плаща, сыновней курточки, потертого пиджака. Не найдя ничего, Галина зашлась в пьяной истерике, проклиная себя и сына, мать, уличного пса. Рвала на себе волосы и щипала кожу. Ваня стоял около нее и, дрожа, что-то шептал себе под нос.
- Мама, вот. - Он что-то подал Галине на ладошке. В ней блестело золотое кольцо с красным камнем.
Она тут же растерла слезы по чумазому лицу и поднялась с колен. Всматриваясь в личико сына, подошла к нему ближе. Ваня смотрел ей прямо в глаза, снова что-то шепча под нос.
Галина взяла из руки сына кольцо. Сквозь пьяные мысли, она все-таки вспомнила его. Мамино. Нисколечко не постарело. Оно, как свеча, горело в ее исцарапанной руке. Подарено на свадьбу с Гошей. Как мать радовалась за дочь. Никогда еще София Антоновна не видела свою девочку такой счастливой, веселой и влюбленной. Кольцо стало ее талисманом. А куда оно делось потом после ухода Гоши в другую семью и ее падения? Не вспомнить. И вот сейчас колечко лежало перед ней на ладони ее еще совсем маленького и беззащитного сына.
Опускаться она начала быстро. Взять себя в руки и начать жить заново не хотела. Ни болезнь отца, ни рыдания матери не могли остановить отчаявшуюся брошенку. Ни сын, плачущий по ночам и впоследствии слонявшийся по улицам. Галина проклинала бывшего мужа, соперницу. Ненавидела себя и ребенка. В алкоголе она ежедневно искала утешения и покоя. Конечно, друзья и подруги отвернулись моментально. И лишь соседка Афанасьевна подбрасывала порой деньжат и продуктов для Ванечки. Тем и жили.
Она прошла шатающейся походкой в ванную. На стене висело потрескавшееся зеркало. Галина, открыв воду, стала вглядываться в безобразное изображение. На нее -из половинчатого зазеркалья - смотрело почерневшее лицо в морщинках, с комком черных волос. Некогда красивое лицо превратилось в жалкое подобие гримасы.
Смотрю в глаза - озера синие,
«Луна и звезды - ты твердил,
Какая ты сейчас красивая
в сиянии лихих светил!»
Я окуналась в его плен,
Плененная безумьем, негой.
Нет счастья без него совсем,
Он был со мною. Или не был.
Галина, будто очнувшись от страшного сна, стала лихорадочно срывать с себя одежду. Бросившись под душ, неистово и остервенело терла себя хозяйственным мылом. Под ледяной водой она начала кричать. Больная душа требовала лечения. Колкие капли впивались в груди и плечи, резали глаза и щеки, били по лицу и ладоням.
Обернувшись полотенцем, усталая женщина вышла из ванной. Ваня сидел на табуретке и также, как во сне, подперев узкое лицо, смотрел в окно.
- Ванечка - позвала она сына.
Он повернулся к ней. Она отшатнулась. Было в его взгляде что-то неспокойное. Жуткое. Морщинка пролегла на его детском лобике. И только сейчас она поняла. Что творилось в ее сердце в эту минуту - не описать. Дикая боль пронзала усталое женское тело и резала его на части. Ради чего и кого она живет? Подойдя к сыну, она зарылась в его пыльную шевелюру. Но ни слез, ни истерик больше себе не позволила. Ваня обнял ее за шею и сказал: «Доброе утро, мамочка!».
Взяв его лицо в свои сухие ладони, она стала жадно целовать его. Неожиданно для обоих они оба стали хохотать. Пес, прибежавший на возню, громко лаял и подпрыгивал.
- Мама, мамулечка, а пошли в парк?
Галина улыбнулась:
-Хочешь в парк? Но сначала начнем - ка с главного! - она подмигнула Ванюшке и поставила на плиту чайник.
С какого главного? - мальчонка недоверчиво посмотрел ей в глаза.
- Выпьем чая с медом. Помнишь, Афанасьевна приносила? - И она достала из серого кухонного комода баночку с золотистым нектаром.- А уж потом - в парк!
Ваня бросился доставать чашки и мыть посуду. Вместе она начинали новую жизнь. Она -без прошлого. А он - с новым настоящим.
Летели голуби по небу,
Летела жизнь, а с нею - счастье.
Ты был со мною? Нет. Ты - не был.
Лишь только шрамы на запястье.
Но солнце светит ярко всем,
Я тоже быть хочу счастливой.
А без тебя могу совсем.
Я стану новой и любимой.
Ольга Тиманова, Нижний Новгород