Совсем недавно, после долгого перерыва, я вновь увиделся с любимой женщиной. Я шел ей навстречу с замиранием сердца, протискиваясь сквозь бесчисленное количество зевак, предвкушая скорое наслаждение. Наконец, я увидел ее издали: как всегда, ее окружала плотная толпа и, как всегда, она взирала на нее с полным безразличием, чуть улыбаясь одной ей известной мысли. Впрочем, нет, ни на кого она не взирала, она смотрела мимо всех, смотрела на меня и мне же улыбалась, вспоминая, быть может, тот давний день, когда я, впервые увидев ее наяву, заплакал от счастья.

Легко расчистив себе путь, я оказался прямо перед ней. Мы долго молча смотрели в глаза друг другу. Когда я увидел ее впервые, мне шел сорок седьмой год, теперь шел семьдесят второй, и я, конечно же, изменился. Она же была все той же, непостижимо прекрасной - не столько пушкинским гением чистой красоты, сколько созданием чистого гения.

Зовут ее Джокондой.

Что такое гений?

Мне было лет десять или одиннадцать, когда я задал этот вопрос моему отцу.

- Что такое гений? - повторил он за мной. - А сейчас ты поймешь. Жил-был, - начал мой папа, - мальчик по имени Карл и по фамилии Гаусс. Жил он в Германии в городе Брауншвейге. Было это лет сто пятьдесят-двести назад. Когда маленькому Карлу исполнилось шесть лет, его отправили в школу учиться всякой всячине, в том числе арифметике: сложению, вычитанию, умножению и делению. Однажды, - продолжал мой папа, - учителю арифметики попалась необыкновенно интересная книга. Ему хотелось почитать ее, а не заниматься с этими маленькими балбесами. И вот он придумал, как их занять. «Дети, - сказал он, - напишите все числа от единицы до ста и сложите их. Когда получите ответ, скажете мне». И он стал читать.

Папа посмотрел на меня и сказал: - Ну, давай, пиши числа.

Я взял лист бумаги и стал записывать столбиком:

1
2
3
4
5
…

Папа остановил меня: - Сразу видно, что ты не гений, - сказал он. - Все дети стали записывать числа столбиком, как ты. Но не прошло и минуты, как маленький Карл поднял руку. «Тебе что, Гаусс, в туалет?» - спросил учитель. «Нет, господин учитель, - ответил Гаусс, - я получил ответ». - «И что это за ответ?» - сильно удивился учитель. «Пять тысяч пятьдесят, господин учитель». - «И как же ты получил этот ответ?» - еще больше удивился учитель, который и сам не знал, что получится, если сложить все числа от одного до ста. «Очень просто, господин учитель, - ответил маленький Гаусс. - Представьте все числа от единицы до ста, записанные в ряд, вот так», - и он подошел к доске и написал:

1плюс2плюс 3плюс4плюс 5…50плюс 51…96плюс 97плюс98плюс99плюс100

«Теперь, - продолжал он, - сложите две крайние пары: 1плюс100равно101. Теперь сложите следующую крайнюю пару: 2плюс99равно101. Теперь следующую: 3 98 101. И так до последней пары: 505 1 101. Значит, пятьдесят пар по сто одному, множим 101 на 50, получается 5050». И учитель понял, что он имеет дело с гением.

- Гаусс был великим, гениальным математиком, а гений, - сказал мой папа, - это тот, который видит все не так, как мы с тобой, это тот, у которого голова работает иначе, он видит то же самое, что видим мы, но видит совершенно иначе. Да, это так. Пример Гаусса прекрасен и совершенно понятен. А Джоконда? Что увидел Леонардо, что управляло его рукой, почему миллионы технически совершенных репродукций не передают и доли того, что передает оригинал? Как объяснить это?

Иногда меня спрашивают: «Если бы вы могли взять одно-единственное интервью у одного-единственного человека, жившего когда-либо на свете, кого бы вы избрали?» Отвечаю: Леонардо да Винчи. Скорее всего, я бы ничего не понял, вряд ли он смог бы (или захотел бы) начертить для меня свой «ряд Гаусса». Но я прикоснулся бы к величайшему гению и, быть может, понял бы, чему так пленительно улыбается моя Джоконда.