Собираемся домой
Папа подал на расчет, и ему оставалось работать месяц. Родители закупали подарки, чтобы увезти с собой в Татарию и порадовать родственников. Асие, мне и Акраму купили зимнее пальто, зимние сапожки. Папа с мамой тоже хорошо оделись. Папе купили пальто с каракулевым воротником и каракулевую же шапку, хромовые сапоги. На ногах мамы были мягкие, расшитые узорами кожаные сапожки с калошами (в Баку все женщины ходили в таких). «Не зря мы здесь трудились шесть лет, все у нас теперь будет, слава Аллаху, - сказал папа. - Вот только очень жалко, что оставляем здесь наших дорогих девочек Разию и Охру».
А путь предстоял долгий: на корабле из Баку до Астрахани, потом на пароходе по Волге до Самары, оттуда поездом до Нурлата, а там уже рукой подать, всего 65 километров… Мне так не терпелось скорее отправиться в путешествие, что я однажды сразу оторвала от календаря два листочка. Папа меня поругал, сказал, чтобы я больше не трогала, и так осталось недолго до отъезда - всего 11 дней. Был уже июнь. И тут с мамой случилось несчастье. Она утром торопилась на трамвай, чтобы на работу поехать. А из-за угла выехала машина и ударила маму. Мама упала и потеряла сознание. Это видел милиционер, он заставил водителя погрузить маму в машину, и ее увезли в больницу в Баку. Оказывается, мама была беременной уже два месяца, а из-за этого удара машиной и испуга у нее случился выкидыш. Это были двойняшки, мальчик и девочка.
Папа, когда приехали в больницу и узнал, что случилось, чуть не задушил того шофера - он стоял в коридоре в наручниках. Милиционер удержал папу. А шофер плакал и все просил, чтобы его не отдавали под суд: у него было семеро детей, и один из них безнадежный калека, передвигается только на инвалидной коляске. Маму оставили на несколько дней в больнице, а папа привез этих крохотных мертвых мальчика и девочку в коробке домой, обмыл их с моей сестрой Асией в бане и похоронил рядом с Разией и Охрой. Так на кладбище в Бильбиля навсегда поселились уже четверо членов нашей семьи.
В октябре мы все же окончательно собрались и поехали на пристань, грузиться на корабль. Он был очень большой, трехпалубный, я таких сроду не видела. Народу на пристани собралось очень много, наверное, тысячи людей. Все с вещами, багажом. Посадка шла очень долго, у всех ведь проверяли билеты, документы. Когда мы, наконец, оказались в своей каюте, на второй палубе, мама очень сильно расплакалась. Папа спросил, в чем дело. А мама сказала, что плачет по всем детям, которые навсегда остались в бакинской земле. Потом корабль дал сильный гудок и потихоньку отчалил от берега.
На родной земле
В Астрахани с нашего корабля мы пересели на речной пароход и на нем по Волге доплыли до Самары, а там погрузились на поезд и доехали до своей станции Нурлат. В Нурлате нас уже ждали два маминых брата, Сайфутдин и Сахибутдин, они приехали на двух пароконных повозках. Когда стали переносить багаж в повозки, братья удивились: «О, как много у вас сундуков, чемоданов, бочек, мешков, ящиков. Видать, хорошо разжились в Баку?» А мы привезли с собой, наверное, с полтонны груза. Это были два центнеровых сундука со всяким добром, три чемодана, три бочонка с соленой осетриной и мясом, и два мешка с сушеными осетрами, два больших ящика, в которых были 14 трехлитровых банок с разными вареньями, две десятилитровых оплетенных бутыли с виноградным вином.
На вторые сутки пути, после ночевки в Мамыково, показалась, наконец, окраина нашей родной Амзи, мост деревянный через речку, дома знакомые, старики сидят на завалинках, все нас узнают, здороваются. А вот и наш дом. Из калитки с криками, плачем выбежала Василя-апа, папина сестра, она все эти без малого шесть лет жила в нашем доме. Все, приехали. Это было 5 ноября 1939 года.
А вечером к нам потянулись гости - всем было интересно посмотреть на нас, послушать, как мы жили в далекой стороне. Пришла и моя двоюродная сестренка Гаршия, с которой мы так дружили, пришли пять моих одноклассниц и сказали, что завтра вечером будут репетировать концерт к празднику, и наша учительница, Мярфуга-апа, передала, чтобы я тоже приходила.
Утром мы с ней побежали в школу. Все сказали, что я очень изменилась, повзрослела. Учительница спросила, училась ли я в Азербайджане. Я сказала, что нет. А вот Акрам учился в Баку с первого класса в русской школе, и сейчас может продолжать учиться в седьмом классе. А вот мне надо было садиться за парту со второклассниками. Мне же уже было четырнадцать лет, и потому вовсе не хотелось сидеть вместе с малолетками.
Я так и сказала учителям: «Писать, читать, считать умею - мне этого хватит». Но поучаствовать в концерте не отказалась. В тот же день выучила стихотворение, которое мне задали, и прочитала его на праздничном концерте.
Я была одета во все новое, «городское», сильно отличилась от своих сверстниц, выглядела взрослой, и мне хлопали особенно дружно. Ну, а когда мы с братом Акрамом еще и станцевали азербайджанский танец «Кыз куву» (догони невесту) - научились в Азербайджане, при этом я была в парандже, Акрам - в кавказской папахе, с деревянным кинжалом за поясом, в зале все не просто хлопали, а кричали и свистели, так мы им понравились. Потом я еще и одна станцевала азербайджанский танец, и опять мне все сильно хлопали. На другой день у нас был праздничный обед по случаю нашего возвращения, после которого папа раздал всем родственникам богатые подарки. Все гости остались довольны.
Но вот праздники кончились. Папу опять пригласили работать на колхозные мельницы, водяную и ветряную. А еще он решил заняться строительством нашего нового дома - нам не нравился старый участок, весь глинистый, всегда на нем после дождей мокро и грязно, на огороде все плохо растет. Папе разрешили взять новый участок в 18 соток на берегу речки, он хотел весь его обсадить деревьями, чтобы корни держали землю и во время дождей не размывало бы огород.
За мной ухаживают!
9 ноября утром к нам приехали на двух лошадях семь человек папе в помощь, подъехал и трактор (они тогда были с железными колесами). К обеду участок на новом месте был уже вспахан. По краям огород обложили дерн, травой вниз, и утоптали. Огород также обсадили тальником, из леса привезли спиленные стволы деревьев под сваи, для срубов. Поставили срубы под дом, амбар, баню. Тут тракторист Харис, совсем молодой еще парень (он сразу начала на меня посматривать, когда мы вернулись из Баку), говорит мне такие слова у речки, где он умывался после работы, и когда я подала ему полотенце: «Райса, я весной уйду в армию. Можно, я тебе писать буду?»
Мне тогда еще пятнадцати не было, и я ни о чем таком еще и думать не думала. Хотя Харис мне нравился: и симпатичный, и тракторист, а тогда трактористов в деревне очень уважали, как вот в наши дни уважают летчиков". Я ему ответила, что там посмотрим, мне еще рано об это думать. Может, и напишу. Харис очень обрадовался, поцеловал свою ладонь и дунул с нее в мою сторону. Я тогда еще не знала, что это был воздушный поцелуй.
Уже наступил декабрь. Дом нам строили очень быстро и дружно. Сруб ставили сразу 16 человек, уже подвели его под крышу. Пришла Василя-апа, принесла телеграмму: из Красной Армии в отпуск едет домой Исхак, папин младший брат и мой дядя. Папа сказал, что вечером сходит к председателю колхоза и попросит лошадь, чтобы встретить Исхака в Нурлате. И тут пришел мамин брат Ильяз. Он был какой-то не в себе, и сказал папе, что началась война с финнами, и что Исхак может домой не попасть: он ведь закончил офицерские курсы и стал младшим лейтенантом, и его могут вернуть обратно в часть из Челябинска, откуда он дал телеграмму во время пересадки.
Папа сказал, чтобы он не боялся сам и не пугал других. Подумаешь, какие-то финны повоевать захотели. Вот и получат, что просят. Он с Ильязом через день поехал в Нурлат за Исхаком. А на другой день, 17 декабря, к вечеру со стороны Альметьева налетел сильный снежный буран. Все сразу покрылось снегом. Мы испугались: как же доедут домой наши мужчины из Нурлата, они же на колесной повозке? И тут со двора послышался лай. Приехали папа с Ильязом и Исхаком! Они сказали, что еле добрались, их буран накрыл в Селенгуше. Все стали обнимать, целовать Исхака. Я его даже не узнала. Он стал такой взрослый, ведь ему было уже 26 лет, плечистый, с усами, очень похож на своего отца Амирхана-абый. Форма ему очень шла. Исхак сказал, что у него есть и пистолет, но его у него на время отпуска забрали под расписку в Мамыково в военкомате. А мне он сказал, что я очень выросла и стала настоящей невестой, я даже покраснела.
И никто тогда еще не знал, что наша мирная жизнь, которая только начала налаживаться, скоро рухнет - всего через полтора года начнется страшная война, и на ней погибнут и Харис, и Исхак, и многие другие мои односельчане; и опять будут голод, холод, новые тяжкие испытания…