У каждого человека есть своя дурная, но в то же время любимая привычка. Одна моя подруга, например, любит коллекционировать насекомых. Да, вот прямо так, в баночках из-под съеденного майонеза. Другая любит петь в расчёску. Вроде безобидное увлечение, но один раз она подавилась комком собственных волос, и из-за её глупой привычки слишком близко подносить щётку ко рту, умер один очень хороший медик. Просто мужчина так долго смеялся, что его сердце не выдержало. Говорят, наш доктор был асматиком.

Моя привычка не такая ужасная и смертельная. Как и большинство девушек юного возраста, я люблю танцевать. Однако природная застенчивость никогда не позволяла мне этого делать на людях, даже при своих родственниках я боялась сделать лишний шаг. «Музыкально- танцевальные вечера» я устраивала себе поздно ночью, в комнате младшей сестры, когда та по каким-либо причинам отсутствовала дома (вообще она говорила, что уходит на собрания своей бейсбольной команды). Мне очень нравился железный ящик, приделанный к её подоконнику ещё нашим покойным дедушкой. В него я клала мобильный телефон, включала негромко музыку и танцевала до самого рассвета.

Комната сестры была выбрана мной по одной единственной причине. Её окна выходили на окна противоположного дома, где жил молодой и привлекательный парень. Насколько мне известно, он был художником и работал по ночам, периодически поглядывая в сторону нашего старого, но родовитого особняка. И когда я танцевала, я знала, что он наблюдает за мной; пару раз я даже успела заметить на его лице улыбку перед тем, как юноша отвёл взгляд.

Но, к моему сожалению, последние четыре дня наш сосед не объявлялся. Свет в его доме иногда мигал, но это, скорее, было похоже на детское баловство. Знаете, когда дети постоянно дёргают выключатель настольной лампы? С его мастерской было также.

Через неделю родители уехали к своим друзьям в Джерси, оставив нас с сестрой, на совесть друг другу. В эту ночь она снова ушла, а я по привычке направилась в её комнату. Посмотрев в окно, я тяжело вздохнула: свет опять не горел. Видимо, наш сосед тоже отправился отдыхать за пределы города.

Стрелки на часах показывали три часа ночи, когда я почувствовала на себе чей-то взгляд. Резко обернувшись, я увидела голову соседа, что возвышалась над железным ящиком. Как раз в эту секунду я смогла его, наконец, рассмотреть. Яркие, почти светящиеся, голубые глаза, густые чёрные брови, до неприличия красивый нос и тёмные волосы, что едва касались его белоснежной кожи. Когда он улыбнулся, я кивнула, приглашая молодого человека, тем самым, в наш дом, пусть и не совсем обычным способом. Моя радость от неожиданной встречи с ним испарилась, когда я увидела его туловище. Именно туловище, а не тело. Продолжая улыбаться, он начал заползать в комнату. Строение его туловища точь-в-точь повторяло строение тела паука: была и головогрудь, и брюшко.

С каждой секундой это чудовище приближалось ко мне всё ближе, и ближе, а его гигантские конечности царапали ящик с такой лёгкостью, что я поняла, что через пару минут стану ужином своего соседа. Схватив биту, я отчаянно, с криками, начала бить его по голове, красная кровь стекала по лицу молодого человека, но, похоже, оно совсем не чувствовало боли; только улыбалось и ползло дальше. Я продолжала бить его до тех пор, пока сама не поскользнулась на упавшей кофте сестры, и не отключилась. Последнее, что я помню, это ехидный взгляд человеческой головы и вопрос, промелькнувший в моей голове: «почему я сразу не убежала».

Очнулась я в комнате с мягкими стенами. Мои крики, слёзы и рассказы о гигантском пауке с человеческой головой, ничуть не впечатлили санитаров. Они сказали, что прошлой ночью я до смерти забила свою младшую сестру битой.