Я их не помню, я не помню рук, которые с меня срывали платья. А платья-помню, помню, скольких мук мне стоили забытые объятья, как не пускала мама, как дитя трагически глядело из манежа, как падала, набойками частя, в объятья вечера, и был он свеже-заваренным настоем из дождя вчерашнего и липовых липучек, которые пятнали, не щадя, наряд парадный, сексапильный, лучший. И ту скамью, где, истово скребя ошмётки краски, мокрая, шальная, я говорила: Я люблю тебя. Кому-не помню, для чего-не знаю.