«Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Еще любить осуждена…»
Летом (1836)Пушкина в городе почти не видели. В обществе он не бывал. «Я в трауре (смерть матери) и не езжу никуда», - отвечал он на все приглашения. Под предлогом траура он не явился даже на петергофский праздник в честь дня рождения императрицы (это запомнили).
Поэт общался в это время лишь с немногими знакомыми и близкими друзьями. О встречах с Пушкиным летом 1836 г. до нас дошло всего несколько свидетельств. Среди них - любопытный рассказ Карла Брюллова о его визите к Пушкину на дачу. Как-то вечером, вскоре после своего приезда из Москвы, поэт зазвал художника к себе в гости. Они приехали на дачу поздно; детей уже уложили. Пушкин захотел показать их своему гостю, который был в его доме впервые. И он стал выносить к нему полусонных детей на руках по одному.
Но Брюллов не оценил этого порыва поэта. Ему показалось, что все это «не шло» Пушкину. Карл Брюллов был убежден, что гении не созданы для семейной жизни.
А для Пушкина его семья давно уже стала частью его собственного существования. Пушкин радовался детям и любил их каждого по-своему. Нащокину, с которым он был особенно близок душевно, поэт в январе 1836 г. написал: «Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться». Отношение к быту и семье как к низменной сфере жизни было ему глубоко чуждо. В его сокровенных записях для себя понятия «труды поэтические», «семья, любовь» стоят в одном ряду, обозначая главные ценности бытия.
«Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив», - писал Пушкин жене … «Зависимость жизни семейственной делает человека более нравственным». Это было сказано в одну из очень горьких минут, и сказано со всей искренностью.