Племя ждало. Стоя на коленях, вокруг тотема, люди тянулись к чуду, к надежде на спасение и защиту. Медведь, вырезанный шаманами племени, приветственно поднимал лапу, и кажется, даже улыбался… Но ничего не происходило.
Остроглаз кашлянул и напряг застывшее от холода тело. Пустил нервную дрожь, греющую изнутри, прекратил и снова устремил взгляд на тотем.
Медведь не шёл.
Все началось два раза по две ладони солнц назад - когда люди племени Чайки приплыли откуда-то из-за солёной воды. Их огромные деревянные лодки несли в себе воинов, жён, детей и собак, как беременная утка бережно несёт в себе яйца, что бы отложить их в прибрежном тростнике. Гнездовье вышло обширное - по всему побережью залива. Пришлые жгли костры, ломали лес, строили временные убежища и навесы. Их тела были легче и тоньше, их руки короче и слабее. Но их было намного больше.
Пришлые убивали людей Племени Медведя.
Без разговоров, без попытки понять друг друга. Длинные палки, которые они носили с собой, могли метать специальные заострённые ветки и эти ветки протыкали тела людей племени Медведя насквозь. Это было что-то новое, необычное для племени, и в панике они отступили в городище, за частокол - а теперь молились Медведю, что бы тот пришёл и защитил своих детей от племени Чайки и их метательных палок.
Медведь не шёл.
Нахмурившись, Остроглаз отвёл взгляд от тотема и посмотрел по сторонам. В глазах сородичей читался страх. И надежда. Все верили, что придёт Медведь: Большой, сильный, как большим и сильным кажется тебе в детстве отец, который всегда защитит, спасёт от беды. Ему вспомнилось, как его собственный отец принял на копье кабана, когда маленькому Остроглазу приспичило посмотреть на полосатых поросяток… И если бы не друзья отца - того копья могло и не хватить.
Интересно, что в тот момент делал Медведь, когда отец с друзьями спасали Остроглаза от кабана?
Он осторожно покосился направо. Рядом с ним сидел его друг Оплеух, большой, спокойный и как всегда флегматичный. Безмятежный взгляд его голубых глаз остановился на тотеме, и казалось, что Оплеуху все равно - придёт Медведь, или нет. Остроглаз знал, что это не так, просто Оплеух никогда не показывал своих чувств так, как сородичи. Когда волки окружили мать Оплеуха и принялись рвать её, он отбивался дубовой ветвью до последнего, защищая родительницу. Ему было всего семь зим, и когда охотники племени подобрали его - окровавленного, полуживого, рядом с его мёртвой матерью лежало три крупных, взрослых волка с раскроенными черепами. Потом нашли ещё двоих, с перебитыми хребтами - уползших в кусты и издохших там. Интересно, когда волки навсегда лишили Оплеуха способности чувствовать и улыбаться - где был Медведь?
Остроглаз нахмурился. Какое-то движение отвлекло его от тотема… Старичок Одуван крался вдоль городища с корзиной в руках.
Старик Одуван всегда что-то делал, никогда не сидел на одном месте. Его маленькое, как у людей племени Чайки, тело все время двигалось, текло во времени и пространстве, вслед за взглядом умных, весёлых глаз. А свободного времени у Одувана было много.
Когда в Зиму Большого Голода охотники пришли домой в очередной раз с пустыми руками, именно Одуван, уже тогда - человек пожилой и оттого в походы не ходивший, - что-то кивнул сам себе, как будто решив, что время пришло, и поманив за собой племя, двинул к своему жилищу. Гордо откинув шкуру, Одуван продемонстрировал своё сокровище - корзины, которые придумал плести из толстой лозы… Корзины были полны рыбы. Рыба была сухая и непривычно солёная, как вода на побережье, но её было много - оказывается, все те годы, что Одуван перестал ходить в охотничьи походы, он ставил ловушки - так же плетёные из лозы, на побережье залива. А потом вялил и солил рыбу - поняв однажды, что это спасает её от порчи.
Рыба Одувана спасла племя той зимой. И с тех пор ему всегда торопились отдать лучший кусок добычи - Одуван благодарил, отщипывал кусочек… И убегал куда-то, по своим одуваньим делам.
Жаль, что в Зиму Большого Голода Медведь не пришёл… Да и что бы он сделал?
Остроглаз с интересом следил за крадущимся Одуваном. Тот, как всегда, с ужасно хитрым видом, подтянул корзину к верхнему краю частокола и отчаянно замахал ею над головой. Раздался свист, удар… И корзину выбило из рук старика. Одуван подбежал к ней, схватил и обнял, как драгоценное сокровище, осторожно заглянул внутрь и с довольной гримасой поволок добычу к дому.
Остроглаз вздохнул. Одуван вызывал зависть… Остальное племя молилось Медведю, однако он сам чувствовал себя сродни старику - хотелось что-то сделать… сделать для всех.
Он покосился налево. Ноздри затрепетали, ловя призывный запах… Слева сидела Живица, всегда улыбавшаяся, милая Живица. Тёплая Живица, чей запах - молоко, мёд и воск. А ещё травы - все травы земли, что росли в землях Медведя, были во власти Живицы, как до этого - её матери, как до этого - матери её матери. Он улыбнулся, вспоминая, как Живица отпаивала младших племени, наевшихся неправильных ягод, травяными отварами и окуривала их дымом. И нахмурился - вспомнив, как она плакала, когда не смогла спасти охотника, распоротого саблезубом от горла до паха.
Медведь смотрел на Живицу в это время с тотема, подняв лапу и улыбаясь. Но он и тогда не пришёл - лечить охотника или детей…
Что-то смутным комком зашевелилось в сознании Остроглаза. Мысль, неожиданная и яркая, как удар бурана, слепящая белизной и пробуждающая холодом.
Остроглаз впился взглядом в Медведя. Потрясённый, ошарашенный, с катящимися из слез глазами, он, заикаясь прошептал про себя:
«Медведь не придёт».
Вскочил, и заорал, как сумасшедший, пугая сородичей раскрасневшимся, искажённым от напряжения лицом:
- МЕДВЕДЬ НЕ ПРИДЕТ!!!
По племени покатились шепотки. Так же ошарашенные, как и Остроглаз, не знающие сомнений в словах соплеменника, люди не знали, как принимать эти слова. Они всегда верили в то, что где-то там есть Медведь, готовый прийти, защитить, помочь…
- Медведь не придёт!!! - Снова закричал Остроглаз, теперь уже не так громко, но уверенней, сильнее. Он махнул рукой в сторону Медвежьей Горы, откуда все ждали спасения.
- Там! Нет Медведя!
Вторая мысль ударила людей неожиданностью и необычностью сильнее предыдущей… Идея, что Медведя нет - была равна идее, что мира нет… Но соплеменник не мог лгать, попросту потому, что люди не знали, что такое ложь.
- Я! Медведь! - Крикнул Остроглаз снова, пытаясь поделиться осознанным, понятым внезапно, и потому, таким необычным.
- Ты? Медведь? - Удивлённо охнула толпа.
- Я! Медведь! - Остроглаз задумался. Ткнул пальцем в Оплеуха и добавил: «И ты - Медведь!»
- Ты! Медведь! - Племя не обратило внимания на второй возглас - к племени пришёл Медведь, спасти и защитить, и это все, что сейчас было важно.
- Я. Медведь… - беспомощно согласился Остроглаз. Задумался, ткнул пальцем в Живицу. - И ты - Медведь…
- Ты!!! Медведь!!! - Толпа уже ревела в ответ. Спорить с ней было, как пытаться удержать падающее дерево. Остроглаз уже чуть не плакал.
- МЫ!!! МЕДВЕДЬ!!! - Он развёл руки, как будто пытаясь обнять все племя.
- ТЫ!!! МЕДВЕДЬ!!! - звучало в ответ от людей, желающих, что бы кто-то их защитил.
Беспомощно опустив руки, он глядел на соплеменников, пытаясь понять, как же им отдать это знание… В этот момент кто-то потянул его за рукав.
Остроглаз обернулся и увидел старика Одувана, надутого от неимоверной гордости и довольства собой. В руках Одуван держал странный предмет - протягивая его Остроглазу. Это была плоская полукорзина, большая - таких больших Остроглаз ещё не видел: почти по грудь ему, если бы он поставил эту полукорзину на ребро, рядом с собой. Сплетённая из толстых прутьев, обтянутая шкурой, полукорзина имела внутри полой части ручку, за которую, как показал Одуван, и надо было её держать.
- Как Медведь! - Довольно заявил Одуван, достал из-за пояса метательную острую ветку племени Чайки, показал, как та летит по воздуху, попадает в полукорзину… И отскакивает. Остроглаз все понял сразу.
- Ты - Медведь… - с улыбкой обнял он Одувана. Тот вдруг отрицательно замотал головой.
- Мы - Медведь, - ответил умный старик, и у Остроглаза отлегло от сердца.
Подхватив полукорзину, (Защищать, защитень, - подумалось ему) он направился в сторону ворот.
Племя следовало защитить. Даже, если не получилось сказать главного.
Он потянулся к воротам… И на его плечо легла рука. Обернувшись, Остроглаз с изумлением увидел перед собой Оплеуха и Живицу.
- Я - Медведь! - гордо заявил Оплеух. И впервые в жизни широко улыбнулся.
- Мы - Медведь… - ошарашено ответил Остроглаз. Улыбнулся в ответ и широко распахнул ворота.
Он ринулся в просвет, держа перед собой плетёный щит в одной руке и дубинку в другой. Впереди, в кустах, маячили фигуры людей племени Чайки, натягивающие луки. Раздался свист.
- Я - Медведь! - закричал Остроглаз и ловко прикрывшись шитом, прыгнул вперёд, опуская дубинку на макушку стрелка.
- Я - Медведь! - свирепо зарычал Оплеух, протыкая сразу двоих своим кабаньим копьём.
- Я - Медведь! - легко и звонко согласилась Живица, закатывая камень из пращи в кадык четвёртому.
- Мы - Медведь! - напомнил Остроглаз, прикрывая щитом от стрелы Оплеуха.
- Мы - Медведь! - повторяла, заучивая урок, Живица, выкатываясь из-за дерева змеёю под ноги убегавшему разведчику.
- Мы - Медведь! - Вслед за ней вторил Оплеух, добивая упавшего.
Они остановились. Тяжело дыша - счастливые оттого, что вместе и пьяные от победы, смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Понимание сопричастности и общности в едином тотеме давало силу, давало решительность, близость товарища значила много больше покровительства деревянного идола.
Раздался шум. Остроглаз обернулся, и увидел, что их схватка привлекла к себе основные силы людей Чайки. Те осторожно подходили ближе, натягивая свои стреляющие палки… Многие, многие ладони воинов, против них троих.
Остроглаз прикрыл всех троих щитом. Оплеух - изготовил копье. Живица начала раскручивать пращу, начитывая себе какие-то родовые слова. Остроглаз их не знал, но, скорее всего, она сейчас говорила с корнями и травами…
- МЫ - МЕДВЕДЬ!!! - Раздалось из-за спины Остроглаза.
Как волна, сбивающая с ног, несущаяся вперёд… Поверить и обернуться было боязно… Но оборачиваться не пришлось. Лавиною люди племени Медведя, обтекая со сторон троицу смельчаков, ринулись вперёд, сбивая с ног, щедро прикладывая дубинки к головам и телам… Как единое животное в порыве атаки - как одно целое!
Позади всех бодро шагал Одуван, деловито размахивая шаманским посохом.
Люди - которые поняли, что спасение им лишь в них самих, - решали сейчас свою судьбу…
…Бой закончился к вечеру. Немногие спасшиеся люди племени Чайки успели отчалить на двух больших лодках. Остальные горели на берегу, и на тех кострах сгорали последние страхи людей племени Медведя.
Плакали о погибших…
Остроглаз полулежал на песчаном берегу, опираясь на защитень Одувана. Дышал он тяжело, со свистом. Из края рта набегала розовая пена и падала на песок, как будто тому и так не хватило крови на этот день. Из его груди и боков торчало несколько метательных веток.
Оплеух подошёл и присел рядом на корточки, опираясь на копье. Он внимательно глянул в лицо Остроглаза, но не смог поймать взгляд - устремлённый за Солёную Воду, туда, где черными точками виднелись два уплывавших судёнышка.
- Ты умираешь, - грустно сказал Оплеух.
- Я умираю, - вдруг согласился Остроглаз. Его взгляд сфокусировался на друге. Перекинулся на Живицу, которая присела рядом с Оплеухом, и зажала себе рот побелевшими руками. По её щёкам текли слезы.
- Вы - живите, - добавил он.
- Ты - Медведь, - вдруг ответил Оплеух. Остроглаз удивился. Он ещё не понимал…
- Мы - Медведь, - победно добавил Оплеух. Он широко улыбался, как человек, который открыл нечто очень важное для себя.
- Ты - Мы. Ты не умрёшь!
Никогда за всю свою жизнь Оплеух столько не говорил за один раз. Но то, что он сказал… Остроглаз понял, что это ответ на вопрос. На все вопросы.
- Мы - Медведь. Я не умру, - ответил он Оплеуху. Широко улыбнулся. И перестал дышать.
Живица зарыдала в голос. Оплеух осторожно поднял руку, пригладил её по волосам.
- Жить. Снова. - Новые мысли давались с трудом, с таким трудом он не ворочал даже огромные бревна для частокола. - Он - Медведь. И мы - Медведь. Он - Мы…
- Он - Мы, - ответила ему Живица, вытирая слезы. - Снова жить!
Костры победы догорали.
Нужно было возвращаться домой…