***
Памяти B.C.

«Понимаю - ярмо, голодуха,
тыщу лет демократии нет,
но худого российского духа
не терплю,» - говорил мне поэт.
«Эти дождички, эти берёзы,
эти охи по части могил,» -
и поэт с выраженьем угрозы
свои тонкие губы кривил.
И ещё он сказал, распаляясь:
«Не люблю этих пьяных ночей,
покаянную искренность пьяниц,
Достоевский надрыв стукачей,
эту водочку, эти грибочки,
этих девочек, эти грешки
и под утро заместо примочки
водянистые Блока стишки;
наших бардов картонные копья
и актерскую их хрипоту,
наших ямбов пустых плоскостопье
и хореев худых хромоту;
оскорбительны наши святыни,
все рассчитаны на дурака,
и живительной чистой латыни
мимо нас протекала река.
Вот уж правда - страна негодяев:
и клозета приличного нет,» -
сумасшедший, почти как Чаадаев,
так внезапно закончил поэт.
Но гибчайшею русскою речью
что-то главное он огибал
и глядел словно в даль, в то заречье,
где архангел с трубой погибал.