и даже когда уже не будет сил, и у сердца перестанет хватать оперативной памяти, и аккумуляторы устанут перезаряжаться, а от количества имен и ников разовьется алексия - буквы откажутся складываться в слова и что-то значить, - и от мелькания лиц, рук и щек, подставленных для поцелуя, полопаются сосуды в глазах, а голоса и интонации забьются просто глухим далеким прибоем где-то вне сознания - даже тогда, за долю секунды до полной потери сигнала, за миллиметр до идеальной ровности зеленой линии электрокардиографа - из реальности, почти потерявшей контуры и формальное право существовать, вынырнет чье-то лицо, по обыкновению устремится куда-то в район ключиц, захлопает ладошками по спине и впечатает в мозг - привет!!! я так соскучилась!!!

и из выпростанных, выпотрошенных, вывернутых недр отзовется - да, я тоже люблю тебя.

и это снова будет не конец.

любить людей, indica, это такое же проклятие, как их животно ненавидеть: разница только в том, что во втором случае ты вечно обороняешься, а в первом всегда беззащитен. ненавидя, ты знаешь, чего ждать в ответ - и можешь полагаться только на себя; любя, ты отдаешь свой меч в руки первому прохожему: он может посвятить тебя в рыцари, осторожно дотронувшись этим мечом до твоих плеч, может вернуть его тебе с поклоном, а может вогнать его тебе в горло по самый эфес. и это рулетка, моя солнце, и ставки все время растут.

и - выжатость, конечно, высосанность через сотни трубочек: чем больше любимых тобою, тем больше завернутых в коробочку лакомых кусочков себя ты ежедневно раздариваешь. тем больше матричных проводов у тебя в теле - тех самых, что, сочно причмокивая, качают из себя драгоценные животворные токи.

но если отсоединить их все - отечешь, распухнешь и лопнешь: все твои железы - с гиперфункцией, всех твоих соков - через край; так и задумано было - говорила же, проклятие.

либо растащат на волокна, до клеточки, до хромосомки, - и облизнутся очаровательными кошачьими мордочками (позже поняв, что так никогда и не раскусили, не просмаковали, не переварили до конца) - либо перебродишь, отравишься собственной бесконечной, неизбывной любовью - и растрескаешься переспелой сливой, гния.

как тебе выбор?

и на тысячное предательство, на миллионное подставление левой щеки, глядя, как, давясь, обжираются тобою распухшие до свиней любимые когда-то люди, - когда уже в горле забулькает, закипит - ненавижу, ненавижу, сто хиросим на вас, чтобы до атомов, отпустите, оставьте - появишься ты, indica, и я скажу: господи, какие руки невероятные, какие умные, спокойные, честные, безупречные руки - девочка, не уходи, просто полюбоваться позволь.

одаривающих тебя собой в ответ - единицы. только ближайшие, бескорыстные, неподдельные - и только этим и существуешь. в остальном же - неохотно, только как чаевыми - вежливые же люди, с чувством такта, в конце концов.

и еще реже - сами протягивают изысканные блюда из себя: бери, кушай, ничего от тебя не надо. берешь и кушаешь. и себя всегда чуть-чуть оставляешь на чай.

и - приползти к тебе и сказать: доедают, солнце, помоги. и ты погладишь по макушке умными своими руками и скажешь - да, вот такие мы. вкусные.

и хочется покопить для тебя сладости, пряности - и накормить. и рассказывать что-нибудь сидеть, пока ты кушаешь.